Форма входа
Читем онлайн Мост. Боль. Дверь - Радий Погодин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Восковое пламя свечи не шелохнулось. Тихо было. Ломко.
Петров прикрыл дверь.
Потом Петров увидел своего Старшину, сидевшего посреди улицы в золоченом кресле. И спросил его недовольным голосом:
— Старшина, что это вы в золоченом кресле — другого не было? Как король.
— Рядовой Петров, — сказал Старшина, закуривая сигарету с золотым мундштуком, — зачем вы здесь ошиваетесь? Искали бы себе другую компанию.
Лисичкин и Каюков, они стояли за креслом, заржали.
— У него есть. Он бабу нашел — красотку. Но ему все мало. Жадный он.
— Мне без вас нельзя, — сказал Петров. — Я без вас как без фамилии.
Анна, возмущенная мародерством в холодильнике, подавая отцу плащ, сказала:
— Спасибо, папа. Спасибо за все.
И ведь не глупая была в детстве, выпускала степную газету.
Зять подмигивал. Он как бы говорил: «Что поделаешь, что поделаешь. С этим нужно мириться». Что он подразумевал: женщин вообще или неприкосновенность своего холодильника?
«Конченый я человек в смысле родни — изгнанник», — думал Петров добродушно.
Внук Антоша улыбался. Пил чай и улыбался — видимо, овладел маской.
— Кстати, — сказал Петров строго. — Почему Антон опоздал в школу? Это что еще у вас за привилегии? Почему он гуляет — бабье лето совсем не для школьников.
— Ты прав, дед — ответил Антошка. — Я хотел остаться с тобой и с Гульденом. Фиг ли я там не видел? Все не переставая жрут фрукты. — Антоша растянул губы, как растягивают рогатку.
«В кого он нацелился выстрелить?»
— Папа иди, — сказала Анна голосом королевы Марии Стюарт. — Не омрачай впечатлений.
Гульден проводил Петрова до лифта. Сказал:
«Ах, Александр Иванович, разве дело в салями, которую мы съели, в исландской селедке? И в тресковой печени? Они даже не потрудились отрепетировать „Радость встречи“. „Здравствуйте, наши лю-лю-лю…“ Как это было ненатурально. Если учесть, что бедняжку Ядзю не удалось найти».
Петров поднял Гульдена на руки, поцеловал его в острый черный нос.
На улицах бушевало бабье лето. Все астры да астры. Все хризантемы. Крепкие, как саксаул.
В кочегарке сидел Кочегар, ел хлеб с брынзой.
«А ведь мог бы из холодильника что-нибудь захватить. „Осетрину ломтиками“ мог бы. „Ветчину в желе“ мог бы, — подумал Петров. — Эгоист я».
— Не терзайся, садись есть брынзу, — сказал Кочегар. — Эразм в Нагасаки. Открытку прислал.
На глазурованной, пахнущей карамелью открытке было написано по-печатному: «Уважаю. Эразм».
— Какое прекрасное бабье лето стоит. Говорят, на Охте вторично зацвела сирень. — Петров рассказал Кочегару свой сон под названием «Лестница в конце войны». — Я думал, он выживет. Надеялся.
— Болячек тебе не хватает, — сказал Кочегар. — Есть такие деятели — без болячек не чувствуют себя полноценными. Тебе, Петров, нужно литературу писать. Слушай меня: как мы говорим о кинокартине, даже о самой лучшей? Была — говорим. Как мы говорим о празднике? Был — говорим. Как мы говорим о любви, мы, седые мужчины неопределенного возраста? Была — говорим. Как мы говорим о книге? Есть — говорим. Литература, Петров, самая постоянная реальность из всех реальностей, — слово.
— Ты бы и писал, если ты такой на язык бойкий.
— Я не могу. Мне, понимаешь, некогда ждать, пока герой раскроется; я иду на взлом его души. Я взломщик. Джинн.
— Дай брынзы, — сказал Петров. — Бог наградил тебя способностью к эмпатии, как детей, собак и психов… Кто это плачет?
— Рампа. В Станиславские по конкурсу не прошла.
В отделе, большой светлой комнате с тройными рамами, бывшей графской спальне, украшенной гроздьями алебастровых купидонов, никого, кроме Лидии Алексеевны Яркиной и аспиранта Кости Пучкова, не было. Соотдельцы, не ушедшие в отпуск, ждали в конференц-зале книжный ларек.
Лидия Алексеевна, вооруженная всеми своими голубыми каменьями, смотрела в окно. Что-то мучило ее. Петров знал, что у нее была схватка с администрацией.
Пахло прелью (именно так пахнут хризантемы) и гиацинтом — именно таким, но, разумеется, более сложным, поскольку из Франции, был запах духов Лидии Алексеевны.
Костя все еще читал рукопись Петрова и день ото дня становился все молчаливее, даже как будто злее. Прыщей на Костином лице поубавилось. Он говорил на этот счет:
— Я регулирую метаболизм дерзостью. — Он и сейчас дерзил, вопрошая несколько в нос: — Лидия Алексеевна, дорогая, о чем это вы, голубушка, задумались?
Лидия Алексеевна уголком платка сняла с ресниц слезинку. «Ого, — подумал Петров, — значит, крепко ее задели».
— Задумалась я о «Курочке Рябе», — сказала Лидия Алексеевна. — Вы помните эту сказку? — Она посмотрела на Петрова и на Костю уже сухими глазами. В ее каменном голубом гарнитуре глаза были самыми голубыми и самыми драгоценными. — Я вам ее напомню. Жили-были дед да баба. Была у них курочка Ряба. Снесла курочка яичко, не простое — золотое. Дед бил — не разбил. Баба била — не разбила. Кстати, зачем они били золотое яичко? Дед, понимаете ли, бил — не разбил. Баба била — не разбила. Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. Плачет дед, плачет баба. Опять же, кстати, — если били, то зачем плачут? Ведь цель достигнута. А курочка кудахчет: «Не плачь, дед, не плачь, баба, снесу я вам яичко не золотое, а простое». Спрашивается, о чем сказка… Александр Иванович, скоро Рыжий Левка придет, отведите его в столовую. — Лидия Алексеевна встала и пошла к двери. Шаг у нее был уверен и зол.
— А вы знаете, когда бьются золотые яйца? — спросил Костя.
— Нет. — Лидия Алексеевна остановилась в дверях.
— Когда падают. — Костя вытянул длинные ноги в разбитых красно-белых кроссовках чуть ли не на середину комнаты. — Моя бабушка толковала эту сказку просто.
— Как же?
— Золотое яичко — это любовь. Вот и бьют свою любовь дед и баба. А мышка та серая — сплетня. Вот и плачут они над разбитой любовью.
— Кто же тогда курочка?
— Судьба. Мораль. Если хотите — Афродита.
— А простое яичко?
— Долг. Иногда говорят — привычка.
Лидия Алексеевна смотрела на Костю с разгоревшимся любопытством, близорукие ее глаза потеплели, даже замутились золотистыми пятнышками. И вышла сна, не хлопнув, как ожидалось, дверью.
Перед обедом пришел пятиклассник Рыжий Левка с двумя товарищами. Они были похожи на связку гранат.
— Мама у начальства, — сказал Петров. — Велела вас в столовую отвести. А может, пойдем в мороженицу?
— В мороженицу мы одни сходим. — Левка переглянулся с товарищами, из чего стало ясно, что в мороженицу они пойдут не одни.
Петров прожил с Левкой неделю: Лидии Алексеевне нужно было срочно поехать в Москву к оппоненту, а Левка был болен. Тогда он учился в четвертом классе.
— Вы поезжайте, — сказал Лидии Алексеевне Петров. — Я с вашим Левкой побуду.
Левка был скептичен и мрачен. Он паял радиосхемы и говорил несколько слов, чаще всего: «пробьемся», «нормально» и «в семечко».
Когда вернулась мать, Левка на прощанье произнес речь:
— Дядя Саша, хотите я к вам приходить буду? А то, я вижу, вам дома тоже поговорить не с кем.
— Пробьемся, — сказал Петров. — И в семечко.
Когда он вернулся домой, пожив с Рыжим Левкой неделю, Софья сказала:
— Мне кажется, ты бы не прочь там застрять.
Петрову нужно было бы заслониться неопределенной улыбкой, ответив: «Конечно, конечно», — но он раскрылся, застрекотав:
— Чушь. Глупости. Что за бредни. Нет слов.
В столовой, как полагается мудрым, ели молча, размышляли. За компотом Левка сказал:
— Дядя Саша, мне мама обещала трюндель, а ждать ее у меня нет времени.
— Трюндель — это что?
— Треха.
— Учу-учу бабушку, — подосадовал один из Левкиных друзей. — Простые вещи не может запомнить.
Петров выдал Левке «трюндель».
— Скажи мне, как ты относишься к Бабе Яге? — спросил он вдруг.
Левка недовольно глянул на своих ухмыляющихся друзей. Потом на Петрова посмотрел строго.
— Дядя Саша, если бы я вас не знал, я бы подумал, что вы над нами желаете подшутить. Но вы серьезно, и я серьезно — так?
— Так.
— Я думаю, там без подлости не обошлось. Я невысокого мнения о наших предках. — Мужественный пятиклассник выловил грушу из компота пальцами, съел ее, нарочито чавкая, и компотом запил.
Вернувшись в отдел, где по-прежнему никого, кроме уснувшего за столом аспиранта Кости Пучкова, не было, Петров сосчитал алебастровых купидонов — их оказалось двадцать восемь — и спросил:
— Костя, как ты относишься к Бабе Яге?
— Хреново, — ответил Костя.
— Ты помнишь сказку «Гуси-лебеди»?
— Ага. — Костя поднял голову, вытер губы ладонью. Вскочил. Плечами потряс. — Где Иванушку гуси-лебеди унесли?
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Мост. Боль. Дверь - Радий Погодин бесплатно.
Похожие на Мост. Боль. Дверь - Радий Погодин книги
- Какой простор! Книга вторая: Бытие - Сергей Александрович Борзенко - О войне / Советская классическая проза
- Свет-трава - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в 4 томах. Том 1 - Николай Погодин - Советская классическая проза
- Слово о солдате (сборник) - Михаил Шолохов - Советская классическая проза
- Это случилось у моря - Станислав Мелешин - Советская классическая проза
- Зеленая река - Михаил Коршунов - Советская классическая проза
- Журавлиные клики - Евгений Петрович Алфимов - Советская классическая проза
- Чекисты (сборник) - Петр Петрович Черкашин (составитель) - Прочая документальная литература / Прочие приключения / Советская классическая проза / Шпионский детектив
- На реке Байдамтал - Чингиз Айтматов - Советская классическая проза
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза
