Форма входа
Читем онлайн Романы Ф. М. Достоевского 1860-х годов: «Преступление и наказание» и «Идиот» - Наталия Тяпугина
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
– Ну, довольно, полно, молись за кого хочешь, чорт с тобой, раскричался! – досадливо перебил племянник. – Ведь он у нас преначитанный, вы, князь, не знали? – прибавил он с какою-то неловкою усмешкой: – всё теперь разные вот этакие книжки да мемуары читает.
– Ваш дядя всё-таки… не бессердечный же человек, – нехотя заметил князь. Ему этот молодой человек становился весьма противен.
– Да вы его у нас, пожалуй, этак захвалите! Видите, уж он и руку к сердцу, и рот в ижицу, тотчас разлакомился. Не бессердечный-то, пожалуй, да плут, вот беда; да к тому же еще и пьян, весь развинтился, как и всякий несколько лет пьяный человек, оттого у него всё и скрипит. Детей-то он любит, положим, тетку покойницу уважал… Меня даже любит и ведь в завещании, ей богу, мне часть оставил…
– Н-ничего не оставлю! – с ожесточением вскричал Лебедев.
– Послушайте, Лебедев, – твердо сказал князь, отворачиваясь от молодого человека, – я ведь знаю по опыту, что вы человек деловой, когда захотите… У меня теперь времени очень мало, и если вы… Извините, как вас по имени-отчеству, я забыл?
– Ти-ти-Тимофей.
– И?
– Лукьянович.
Все бывшие в комнате опять рассмеялись.
– Соврал! – крикнул племянник, – и тут соврал! Его, князь, зовут вовсе не Тимофей Лукьянович, а Лукьян Тимофеевич! Ну зачем, скажи, ты соврал? Ну не всё ли равно тебе, что Лукьян, что Тимофей, и что князю до этого? Ведь из повадки одной только и врет, уверяю вас!
– Неужели правда? – в нетерпении спросил князь.
– Лукьян Тимофеевич, действительно, – согласился и законфузился Лебедев, покорно опуская глаза и опять кладя руку на сердце.
– Да зачем же вы это, ах, боже мой!
– Из самоумаления, – прошептал Лебедев, всё более и покорнее поникая своею головой.
– Эх, какое тут самоумаление! Если б я только знал, где теперь Колю найти! – сказал князь и повернулся было уходить.
– Я вам скажу, где Коля, – вызвался опять молодой человек.
– Ни-ни-ни! – вскинулся и засуетился впопыхах Лебедев.
– Коля здесь ночевал, но на-утро пошел своего генерала разыскивать, которого вы из «отделения», князь, бог знает для чего, выкупили. Генерал еще вчера обещал сюда же ночевать пожаловать, да не пожаловал. Вероятнее всего в гостинице «Весы», тут очень недалеко, заночевал. Коля, стало быть, там, или в Павловске, у Епанчиных. У него деньги были, он еще вчера хотел ехать. Итак, стало быть, в «Весах» или в Павловске.
– В Павловске, в Павловске!.. А мы сюда, сюда, в садик и… кофейку…
И Лебедев потащил князя за руку. Они вышли из комнаты, прошли дворик и вошли в калитку. Тут действительно был очень маленький и очень миленький садик, в котором, благодаря хорошей погоде, уже распустились все деревья. Лебедев посадил князя на зеленую деревянную скамейку, за зеленый вделанный в землю стол, и сам поместился напротив него. Чрез минуту, действительно, явился и кофей. Князь не отказался. Лебедев подобострастно и жадно продолжал засматривать ему в глаза.
– Я и не знал, что у вас такое хозяйство, – сказал князь, с видом человека, думающего совсем о другом.
– Си-сироты, – начал было, покоробившись, Лебедев, но приостановился: князь рассеянно смотрел пред собой и уж конечно забыл свой вопрос. Прошло еще с минуту; Лебедев высматривал и ожидал.
– Ну, что же? – сказал князь, как бы очнувшись, – ах, да! Ведь вы знаете сами, Лебедев, в чем наше дело: я приехал по вашему же письму. Говорите.
Лебедев смутился, хотел что-то сказать, но только заикнулся: ничего не выговорилось. Князь подождал и грустно улыбнулся.
– Кажется, я очень хорошо вас понимаю, Лукьян Тимофеевич: вы меня, наверно, не ждали. Вы думали, что я из моей глуши не подымусь по вашему первому уведомлению, и написали для очистки совести. А я вот и приехал. Ну, полноте, не обманывайте. Полноте служить двум господам. Рогожин здесь уже три недели, я всё знаю. Успели вы ее продать ему, как в тогдашний раз, или нет? Скажите правду.
– Изверг сам узнал, сам.
– Не браните его; он, конечно, с вами поступил дурно…
– Избил, избил! – подхватил с ужаснейшим жаром Лебедев, – и собакой в Москве травил, по всей улице, борзою сукой. Ужастенная сука.
– Вы меня за маленького принимаете, Лебедев. Скажите, серьезно, она оставила его теперь-то, в Москве-то?
– Серьезно, серьезно, опять из-под самого венца. Тот уже минуты считал, а она сюда в Петербург и прямо ко мне: «Спаси, сохрани, Лукьян, и князю не говори…» Она, князь, вас еще более, его боится, и здесь – премудрость!
И Лебедев лукаво приложил палец к лбу.
– А теперь вы их опять свели?
– Сиятельнейший князь, как мог… как мог я не допустить?
– Ну, довольно, я сам всё узнаю. Скажите только, где теперь она? У него?
– О, нет! Ни-ни! Еще сама по себе. Я, говорит, свободна, и знаете, князь, сильно стоит на том, я, говорит, еще совершенно свободна! Всё еще на Петербургской, в доме моей свояченицы проживает, как и писал я вам.
– И теперь там?
– Там, если не в Павловске, по хорошей погоде, у Дарьи Алексеевны на даче. Я, говорит, совершенно свободна; еще вчера Николаю Ардалионовичу про свою свободу много хвалилась. Признак дурной-с!
И Лебедев осклабился.
– Коля часто у ней?
– Легкомыслен и непостижим, и не секретен.
– Там давно были?
– Каждый день, каждый день.
– Вчера, стало быть?
– Н-нет; четвертого дня-с.
– Как жаль, что вы немного выпили, Лебедев! А то бы я вас спросил.
– Ни-ни-ни, ни в одном глазу! Лебедев так и наставился.
– Скажите мне, как вы ее оставили?
– И-искательна…
– Искательна?
– Как бы всё ищет чего-то, как бы потеряла что-то. О предстоящем же браке даже мысль омерзела и за обидное принимает. О нем же самом как об апельсинной корке помышляет, не более, то-есть и более, со страхом и ужасом, даже говорить запрещает, а видятся разве только что по необходимости… и он это слишком чувствует! А не миновать-с!.. Беспокойна, насмешлива, двуязычна, вскидчива…
– Двуязычна и вскидчива?
– Вскидчива; ибо вмале не вцепилась мне прошлый раз в волосы за один разговор. Апокалипсисом стал отчитывать.
– Как так? – переспросил князь, думая, что ослышался.
– Чтением Апокалипсиса. Дама с воображением беспокойным, хе-хе! И к тому же вывел наблюдение, что к темам серьезным, хотя бы и посторонним, слишком наклонна. Любит, любит и даже за особое уважение к себе принимает. Да-с. Я же в толковании Апокалипсиса силен и толкую пятнадцатый год. Согласилась со мной, что мы при третьем коне, вороном, и при всаднике, имеющем меру в руке своей, так как все в нынешний век на мере и на договоре, и все люди своего только права и ищут: «мера пшеницы за динарий и три меры ячменя за динарий»… да еще дух свободный и сердце чистое, и тело здравое, и все дары божии при этом хотят сохранить. Но на едином праве не сохранят, и за сим последует конь бледный и тот, коему имя Смерть, а за ним уже ад… Об этом, сходясь, и толкуем, и – сильно подействовало.
– Вы сами так веруете? – спросил князь, странным взглядом оглянув Лебедева.
– Верую и толкую. Ибо нищ и наг, и атом в коловращении людей. И кто почтит Лебедева? Всяк изощряется над, ним и всяк вмале не пинком сопровождает его. Тут же, в толковании сем, я равен вельможе. Ибо ум! И вельможа затрепетал у меня… на кресле своем, осязая умом. Его высокопревосходительство, Нил Алексеевич, третьего года, перед Святой, прослышали, – когда я еще служил у них в департаменте, – и нарочно потребовали меня из дежурной к себе в кабинет чрез Петра Захарыча, и вопросили наедине: «правда ли, что ты профессор Антихриста?» И не потаил: «аз есмь», говорю, и изложил, и представил, и страха не смягчил, но еще мысленно, развернув аллегорический свиток, усилил и цифры подвел. И усмехались, но на цифрах и на подобиях стали дрожать, и книгу просили закрыть, и уйти, и награждение мне к Святой назначили, а на Фоминой богу душу отдали.
– Что вы, Лебедев?
– Как есть. Из коляски упали после обеда… височком о тумбочку, и как ребеночек, как ребеночек, тут же и отошли. Семьдесят три года по формуляру значилось; красненький седенький, весь духами опрысканный, и всё бывало улыбались, всё улыбались, словно ребеночек. Вспомнили тогда Петр Захарыч: «это ты предрек», говорит.
Князь стал вставать. Лебедев удивился и даже был озадачен, что князь уже встает.
– Равнодушны уж очень стали-с, хе-хе! – подобострастно осмелился он заметить.
– Право, я чувствую себя не так здоровым, у меня голова тяжела от дороги, что ль, – отвечал князь, нахмурясь.
– На дачку бы вам-с, – робко подвел Лебедев. Князь стоял, задумавшись.
– Я вот и сам, дня три переждав, со всеми домочадцами на дачу, чтоб и новорожденного птенца сохранить, и здесь в домишке тем временем всё поисправить. И тоже в Павловск.
– И вы тоже в Павловск? – спросил вдруг князь. – Да что это, здесь все, что ли, в Павловск? И у вас, вы говорите, там своя дача есть?
– В Павловск не все-с. А мне Иван Петрович Птицын уступил одну из дач, дешево ему доставшихся. И хорошо, и возвышенно, и зелено, и дешево, и бонтонно, и музыкально, и вот потому и все в Павловск. Я, впрочем, во флигелечке, а собственно дачку…
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Романы Ф. М. Достоевского 1860-х годов: «Преступление и наказание» и «Идиот» - Наталия Тяпугина бесплатно.
Похожие на Романы Ф. М. Достоевского 1860-х годов: «Преступление и наказание» и «Идиот» - Наталия Тяпугина книги
- Лицом к лицу. О русской литературе второй половины ХХ – начала ХХI века - Олег Андершанович Лекманов - Публицистика / Языкознание
- Агония и возрождение романтизма - Михаил Яковлевич Вайскопф - Языкознание
- Идиот (адаптированный текст) - Федор Достоевский - Языкознание
- Урок русского языка в современной школе - Евгения Шатова - Языкознание
- Движение литературы. Том II - Ирина Роднянская - Языкознание
- Метафизика Достоевского - Константин Исупов - Языкознание
- Персоноцентризм в классической русской литературе ХIХ века. Диалектика художественного сознания - Анатолий Андреев - Языкознание
- История русской риторики. Хрестоматия - Владимир Аннушкин - Языкознание
- «Есть ценностей незыблемая скала…» Неотрадиционализм в русской поэзии 1910–1930-х годов - Олег Скляров - Языкознание
- Русская литература XVIII века. Тесты - Алексей Петров - Языкознание
