Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В. Н.— А когда и как вы пришли к литературе, начали писать всерьез, что побудило вас к этому?
М. Л.— Литературный зуд одолевал меня всю жизнь, писал я и рассказы, и пьесы, и стихи, мечтал уйти с работы и начать новую жизнь на вольных писательских хлебах, тем более что с годами я разочаровался в своей профессии. Тем не менее карьера моя двигалась вверх без особых зигзагов и оборвалась лишь в 1980 году. После 25 лет службы уходил я с легким чувством: была приличная пенсия, уже готовые пьесы и стихи, огромное желание писать и писать… Я решил остановиться на драматургии. Далее последовали утомительные и бесплодные визиты в театры и наши органы культуры, беседы с важными тетушками, гордо именовавшими себя референтами и завлитами, бандероли с пьесами в театры (тогда я еще не знал, что пьесы у нас читают редко и на письма не отвечают), рандеву с режиссерами, которых почему–то больше интересовал Чехов в их собственной гениальной интерпретации. Увы, никто из них не звонил мне ночью и не кричал возбужденно: «Я прочитал вашу пьесу и не могу заснуть!» Тем не менее в 1984 году Московский областной драматический театр поставил мою пьесу «Убийство на экспорт», вскоре она прошла и на радио. Пьеса была из серии «политических» и рассказывала о драме американского разведчика — организатора убийства. Знаменитым я наутро не проснулся. Малая победа породила большие надежды, и я удвоил усилия. Чуть не приняли киносценарий, заинтересовались пьесой по Замятину и Оруэллу. В начале 1990 года «Детектив и политика» опубликовал мою пьесу–пародию на тайную войну КГБ и ЦРУ, пока не нашедшую своего театра, вскоре там же напечатают мою комедию о дипломатах.
С момента моей отставки пролетело почти 10 лет, нормальный человек моей профессии давно бы понял, что он графоман, и устроился бы на работу куда–нибудь в кадры или швейцаром в хаммеровском центре. Но я продолжал писать, хотя начал подозревать, что в театре народ гораздо коварнее, чем в разведке. «Лазарет самолюбий!» — повторял я слова Чехова о театре, но себя в подобный лазарет, естественно, не зачислял.
В. Н.— Читатели романа понимают, что имеют дело не с исторической хроникой и не с документальной прозой, а с художественным произведением, но тем не менее интересуются, насколько в нем отражены реальные события.
М. Л.— Бесспорно, в романе вымышленная ситуация и персонажи, но все это упало на художественную почву не с неба. Во всяком случае, под большинство эпизодов, Сюжетных поворотов, черточек биографий я могу подложить какую–нибудь иллюстрацию либо из обширной западной литературы о разведке, либо из собственного опыта.
В. Н.— Насколько реальны записки разведчика из тюрьмы? Что в данном случае от жизни, а что от писательского вымысла?
М. Л.— В тюрьмах сидели наши нелегалы — полковник Абель, арестованный в США из–за предательства своего помощника, Гордон Лонсдейл, он же Конон Молодый, Юрий Логинов, арестованный в ЮАР. Всех их потом обменяли. Наверное, сидели и другие, с воспоминаниями такого рода мы уже знакомы, особенно в последние годы. Были и случаи предательства.
В. Н.— О предательствах в развеке мы уже наслышаны…
М. Л.— Да, тут и шифровальщик военной разведки Гузенко, ушедший в Канаде после войны и проваливший целую группу агентов, добывавших атомные секреты, и специалисты по террору и саботажу Хохлов и Лялин, в последние годы — Левченко, Кузичкин, Гордиевский…
В. Н.— Но у вас Алекс имитирует предательство, а на самом деле это способ внедрения во вражескую разведку. Насколько это реально?
М. Л.— Вполне реально. Во всяком случае, почти все перебежчики очень тщательно проверяются, как возможные подставы враждебной разведки. Например, в 1964 году бежал на Запад крупный работник контрразведки КГБ Ю. Носенко, выдавший очень много секретов работы КГБ внутри страны и особенно в Москве. Американцы не только проверяли его на детекторе лжи, но и в тюрьме долго держали: так сильны были в них подозрения. Кстати, в бериевские времена Кима Филби и других наших помощников–агентов НКВД тоже подозревало в двойной игре. Вообще в разведке есть невероятные сюжеты. Помните, несколько лет назад был похищен в Италии ЦРУ советский разведчик Юрченко, который потом ушел от американцев и об этом рассказывал нам с телеэкрана? Американцы до сих пор утверждают, что он перешел сам и выдал ряд наших агентов. Интригующий сюжет, правда?
В. Н.— Ваш роман относится к жанру политического детектива. К сожалению, этот эпитет — «политический» — в нашей литературе в последние годы во многом дискредитирован, девальвировался. В вашем романе, к счастью, такой тенденции нет.
Речь идет о морали и нравственности, о библейских заповедях, недаром и само название романа — цитата из Библии, недаром предваряет его цитата из А.К.Толстого:
Двух станов не боец, но только гость случайный,За правду я бы рад поднять мой добрый меч.Но спор с обоими досель мой жребий тайный,И к клятве ни один не мог меня привлечь…
М. Л.— Определение «политический детектив» приводит меня в ужас. Действительно, я использовал некоторые детективные ходы, да и сам сюжет с поиском Крысы — из того же родника. Но я хотел прежде всего показать человека в Системе, если угодно, неплохого человека, исковерканного Системой и профессией, лишенного кое–каких моральных основ, но не погибшего до конца и жаждущего обрести и себя, и Истину, и своего неосознанного, путаного Бога. Мой Алекс давно очумел от борьбы идеологий, «холодной войны» и виски, осознал напрасность своей жизни. Как ни странно, начал я писать нечто приключенческое, ведь мой антигерой жизнелюбив и находчив, он не принадлежит к породе горемык. А эпиграф из А. К. Толстого я понимаю однозначно: все это соревнование «двух мировых систем», двух станов, упавшее на нас по воле Истории, суть трагедия, принесшая горе прежде всего нашему российскому стану. Нет станов, а есть одно человечество, одна цивилизация.
К сожалению, наш читатель недостаточно подготовлен для восприятия книг о шпионаже, и в этом вина не его, а тех, кто десятилетиями культивировал литературу, прославляющую фальшивые стереотипы чекистов. Даже о своих настоящих героях мы не говорили правду: только сейчас публикуются материалы о судебном процессе над полковником Абелем, выходят мемуары Блейка, написано о Лонсдейле, хотя до сих пор нет правдивых книг о Киме Филби, Гае Берджессе, Дональде Маклине… Список велик, наша разведка может гордиться своими сотрудниками, убежденно работавшими ради «построения нового мира». Это и подвиг, и драма. Вообще эта тема — нераспаханное поле. На Западе о наших разведчиках и агентах исписаны горы бумаги, регулярно появляются научные исследования о ЦРУ, КГБ, СИС, мемуары разведчиков, не говоря уже о шпионской беллетристике Ле Карре, Форсайта и многих других.
В. Н.— Абсолютная засекреченность у нас разведывательной деятельности невольно наложила запрет на произведения о ней. В этом плане в детективе о наших разведчиках вы являетесь своего рода первопроходцем. Вы смогли сказать то, что хотели, или же наши традиционные запреты все же помешали раскрыть тему до конца?
М. Л.— Наша цензура почти выбила жанр шпионского триллера из литературы. Да и бывшие разведчики фактически не имели возможности писать правду. Между тем на Западе Сомерсет Моэм, сотрудничавший с английской разведкой, написал и серию блестящих рассказов о секретной службе, и роман «Эшенден» о своей тайной миссии в Россию, английские разведчики Комтон Маккензи, Грэм Грин, Ян Флеминг выросли в известных писателей. Мне доводилось читать рукописи наших разведчиков, часто талантливых людей. Вы не представляете, как скудела их фантазия под железным катком самоцензуры, как старательно очищали они свои тексты от крупиц правды, вписываясь в стереотип преданного партии героя–чекиста. Когда я писал что–то о нашей работе даже после отставки, я чувствовал в себе такую самоцензуру, что Главлит по сравнению с нею детский сад. Вот вы спрашиваете, не мешали ли мне традиционные запреты? И в этом вопросе отражается весь миф о каких–то якобы неизвестных формах и методах работы спецслужб, и в частности КГБ. А на самом деле единственные секреты — это фамилии, должности, адреса, операции и прочие конкретные факты.
Культ секретности и соответственно КГБ достиг у нас невиданных масштабов. Мы никак не наведем порядок с секретностью в нашей стране, и всего лишь потому, что существует масса людей, которые получают хорошие деньги за охрану несуществующих секретов, и не только деньги, но и престиж, и таинственный ореол, прикрывающие видимость деятельности. Единственные секреты, которые я пытался раскрыть в романе, касались человеческой души. Мне трудно судить, насколько мне удалось описать жизнь и работу разведчиков, я писал об Алексе, больше всего меня интересовала его человеческая судьба. Наверное, о жизни и работе разведчиков лучше писать документальные романы–эпопеи.
- Учебная поездка - Владимир Быстров - Шпионский детектив
- Эскорт для предателя - Дэвид Игнатиус - Шпионский детектив
- Огненные стрелы - М. Георгиева - Шпионский детектив
- Чекисты (сборник) - Петр Петрович Черкашин (составитель) - Прочая документальная литература / Прочие приключения / Советская классическая проза / Шпионский детектив
- Шакалы из Лэнгли - Федор Раззаков - Шпионский детектив
- Русский Дом - Джон Ле Карре - Шпионский детектив
- Модести Блейз - Питер О`Доннел - Шпионский детектив
- Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский - О войне / Шпионский детектив
- Как на меня охотился КГБ - Сергей Жирнов - Исторические приключения / Шпионский детектив
- Секретный сотрудник - Сергей Иванович Бортников - Исторические приключения / Исторический детектив / Шпионский детектив