Рейтинговые книги
Читем онлайн Лучшее прощение — месть - Джакомо Ванненес

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 ... 77

Теперь же, если ты и дальше намерен продолжать этот гнусный шантаж на основании выдуманной тобой совместной работы, я не колеблясь, обращусь в любую компетентную инстанцию, чтобы заявить о своих нарушенных правах.

С надеждой, что ты не вынудишь

меня на такой шаг и с самыми

лучшими пожеланиями

Самуэль Рубироза».

— Дорогой комиссар Ришоттани. Теперь вы можете составить себе более верное и точное мнение о человеческих качествах того, кого Анник называла «свиньей». По трем причинам: во-первых, Франческо никогда не просил у дяди каких-либо сведений о своем рождении. Но эта свинья — его дядюшка — нарочно пишет об этом, чтобы Франческо, вздумай он показать кому-нибудь это письмо, попал бы в глупое положение как человек, бесполезно настаивающий на чем-то и решивший, наконец, открыть всю правду; во-вторых, без сомнения, наученный хорошим адвокатом, Самуэль, утверждает, что между ними никогда не было рабочих отношений, тогда как все европейские антиквары прекрасно знали, что все покупки, более или менее тайно, оказывались на складах дяди: в-третьих, в письме заключался откровенный шантаж.

Короче говоря, ему сообщалось: ты и твоя мать всем обязаны нам, мы вам не обязаны ничем.

И что самое мерзкое: все это сообщается сорокалетнему человеку, посвятившему лучшие годы семье, которую он считал своей… «Ты не наш, даже если тебе и перепали кое-какие крохи. Для тебя и этого много».

Теперь представьте себя на месте Франческо. В сорок лет, с ребенком, который должен вот-вот родиться, остаться в одних подштанниках, да еще с сознанием, что ты своим трудом помог созданию огромного богатства семьи Рубироза.

Он только-только открыл маленькую галерею в Риме. Коллеги ставят ему палки в колеса. Конкуренция безжалостна. У Франческо нет капитала, чтобы устоять перед этим напором. Он обращается к адвокату, который признавая всю его человеческую правоту, не считает возможным утаить от него правду и объясняет ему, что в Италии, в отличие от Америки, нет соответствующих законов, которые защитили бы его с фактической и с моральной стороны.

Короче, в его положении нельзя требовать возмещения за моральный ущерб.

А в Америке и в Англии есть закон, вменяющий в обязанность проинформировать заинтересованное лицо, по достижении им совершеннолетия, о его подлинном происхождении.

Франческо впал в отчаяние и тяжело заболел. И вот, когда, казалось, все было потеряно, один богатый и старый антиквар из провинции предлагает ему свою помощь, поручив перепродажу своих товаров.

Со временем, войдя в дружеские отношения с Франческо, он тоже скажет ему, как и парижские коллеги: «Много же времени тебе понадобилось, чтобы понять, какая свинья твой дядюшка!»

Вы посмотрите, что получается. Семья для человека — это очень много. В сорок лет Франческо слышит: «Ты не наш и никогда им не был: наш мир тебе никогда не принадлежал».

Понятно, какая будет реакция. Франческо как с цепи сорвался. Ой решил завоевать мир, завладеть им и вознаградить себя за выпавшие ему унижения.

Опыт, приобретенный на международном рынке, и кредит, полученный от некоторых финансовых компаний, позволили ему в течение нескольких лет занять одно из ведущих мест среди антикваров. Но судьба его уже была предрешена. Горечь и ненависть до самой смерти будут его постоянными спутниками. Ритм его жизни станет головокружительным. Париж, Лондон, Нью-Йорк — все эти такие разные и такие далекие столицы мира искусства превратятся для него в соседние кварталы. Аэропорты всех стран мира в бесконечном калейдоскопе сменяют друг друга: Франческо кует свою удачу и огромную славу.

И я, и Анник пытались хоть немного придержать его, но безуспешно. Он постоянно повторял: «Я должен наверстать 20 лет жизни, украденных у меня этой туринской свиньей при молчаливом участии моей собственной матери, которая ничего не смогла понять».

— Тут есть кое-что неясное для меня, синьор Аарон, — перебил раввина Ришоттани, до сих пор слушавший его молча. — Ведь все знали — и даже я, еще со времени расследования убийства Диего, — что именно Франческо был «паровозом» старого Самуэля, или, как это у вас называется, его «эксклюзивным агентом». Как же мог адвокат говорить об отсутствии оснований для иска?

— Очень просто, — ответил раввин. — Вы, по-моему, забываете, что с 1958 по 1978 год действовали очень суровые законы в отношении тайного вывоза валюты. Итальянские власти всегда демонстрировали свою враждебность миру культуры. А левые силы еще и усугубляли это положение, повторяя одну и ту же песню о том, что искусство принадлежит народу, хотя народ плевать хотел на это искусство и не понимает его истинной ценности.

Чтобы воспрепятствовать торговле антиквариатом, государство обложило ее таким высоким налогом, что избежать разорения можно было только путем сокрытия доходов. Поэтому почти вся торговля антиквариатом происходила втайне от официальных органов. И у Франческо не было ни одного документа, ни одного доказательства его работы на Самуэля, кроме разве что устных свидетельств некоторых его итальянских коллег. Да и те приходили в ужас от одной мысли о возможности свидетельствовать в суде.

Ему удалось заполучить письменные подтверждения этой своей работы только от французов и, пожалуй, от англичан.

— А мать? Ведь она все знала. Как же она не предупредила сына?

— Дорогой мой комиссар Ришоттани! Вы забываете, что в том далеком 1930 году внебрачный ребенок означал полную катастрофу для девушки. Ей оставалось только два пути: на панель или в официантки.

Даже дядя упоминает об этом в своем письме. Сегодня такой инцидент стал бы легкой пьесой с хорошим концом, тогда же это была трагедия, наложившая неизгладимый отпечаток на его мать. До конца своих дней, а умерла она несколько месяцев назад, мать Франческо была рабыней Самуэля. Да и все остальные не очень-то с ней считались.

Франческо, однако, не винил ее за тот грех. Но его отношения с ней с момента этого злосчастного письма превратились в любовь-ненависть, любовь-упрек. Он часто раздражался на нее и, по-моему, слегка презирал. Просто он открыл для себя, что мать его непоправимо и бессмысленно эгоистична.

А вот дядя вызывал у него теперь только ненависть. Он считал, что тот хитро и расчетливо пользуется глупостью его матери, постоянно шантажируя ее.

Мать должна была найти оправдание своему поведению, и она постоянно всем говорила, что в разрыве с дядей виноват, в конечном счете, только ее сын, который, будь он послушен, безусловно стал бы главным наследником Самуэля. До самого своего конца она выгораживала дядю, выгораживая таким образом самое себя, и всю ответственность за разрыв возлагала на сына.

Вы только представьте себе ее ограниченность: ведь Франческо за пятнадцать лет сумел достигнуть таких вершин, что Самуэль выглядел карликом рядом с ним.

Да, бедняжка была действительно очень недалекой женщиной. Она не только не замечала богатых возможностей своего сына, но еще и считала его, вслед за дядей, просто фантазером, за которым нужно присматривать, не то он окончательно уронит в глазах семьи всякий престиж, и свой и ее собственный. Забывая, что у нее-то его и так никогда не было.

Анник довелось несколько раз разговаривать с ней о сыне, и она с изумлением, доходящим до раздражения, спрашивала у своей свекрови: «Неужели вы так никогда ничего и не замечали? Неужели вы никогда не видели способностей своего сына? И никогда не понимали, что его просто-напросто эксплуатируют и используют в своих интересах под предлогом того, что все они — одна семья?»

А та только и могла, что повторять: «В молодости он был такой взбалмошный».

Так и повелось, что все семейство считало его легковесным мечтателем, не более того.

А этот мечтатель за двадцать лет своей работы на семью поднял имя Рубироза на уровень международной известности, принес этой семье огромное богатство.

— Такая слепота матери непонятна, — произнес Ришоттани.

— Очень понятна, — возразил раввин, — если подумать, что вся жизнь этой женщины прошла под знаком далекого 1930 года, огненными цифрами запечатленного в ее сознании. Отец, узнав о том, что она беременна, выгоняет ее из дома. Мать пристраивает ее чуть ли не горничной в дом своей сестры, муж которой, ювелир, имеет довольно прочное положение. В семье несколько сыновей. Старшему уже 22. Робкий, замкнутый, подверженный мистицизму, он, к большому огорчению своих родителей, готовится принять сан священника.

Будущей матери Франческо нет и шестнадцати, но она выглядит уже вполне оформившейся женщиной. Хороша собой и очень аппетитна.

Молодой Рубироза, видя перед собой ежедневно этот лакомый кусочек, передумывает, и, вместо того, чтобы соединить свою жизнь с Богом, признается родителям, что хотел бы соединить ее с прекрасной грешницей.

1 ... 66 67 68 69 70 71 72 73 74 ... 77
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Лучшее прощение — месть - Джакомо Ванненес бесплатно.

Оставить комментарий