Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда увидишься с английским послом, передай от меня привет и скажи, что мы по-прежнему очень благодарны за присланные резиновые сапоги.
Твой любящий сын Дионисио.[д]Дорогой сын,
пишу тебе из своего штаба. Здоров и телом, и душой, но недоумеваю безмерно.
Во-первых, я узнал от Альфонсины Лопес, внушительной дамы, возглавляющей Координационный комитет по вооруженным силам и полиции, что ты счел возможным совать свой нос в государственные дела, не стесняясь отсутствием официальных полномочий. Если б из-за твоих великолепных очерков и статей в «Прессе» тебя не считали подлинной совестью народа, я бы расценил твое обращение к министрам обороны и внутренних дел как шантаж. Однако я очень рад, что начались «учения»; я бы сделал абсолютно то же самое, раз его превосходительства нет на месте. В столице сплошь разговоры о перевороте – настолько велико недовольство в правительственных и военных кругах, но я как могу стараюсь внедрить идею об импичменте во избежание столь нежелательного развития событий.
Хочешь, папа расскажет тебе сказку, как бывало? Ну, слушай. Жил-был на свете раненый генерал. Он только что вернулся из Майами, где залечивал огнестрельные раны. Ему велели ехать домой и поправляться, что он и делал, подремывая в кресле-качалке под благотворной тенью бугенвиллии, что буйно разрослась вокруг колонок и балясин садовой беседки, где так славно философствуется. Вдруг над головой у него захлопали крылья, послышался клекот, и чьи-то когти зацарапали по стропилам.
Я резко поднял голову, потревожив раны, и, кажется, увидел огромную хищную птицу, что умостилась наверху, складывая крылья. Но, вглядевшись, я понял: там сидит маленький индеец в национальной одежде. Не представляю, что больше поразило бы человека в трезвом уме. Мелькнула мысль: еще одно покушение, и дальше: охрана в доме ни к черту.
Вышеупомянутый индеец опроверг начальную гипотезу: он достал из котомки бутылочку с кокой, стал тыкать в нее пестиком, возя по стенкам, а потом присосался к бутылке, причем вид у него был чрезвычайно довольный. Встретившись со мной взглядом, он небрежно сунул мне письмо, которое, как оказалось, от моего непостижимого сына. Я прочел письмо, и глаза у меня буквально полезли на лоб, но с истинно латиноамериканским гостеприимством я предложил индейцу покинуть насест.
Он ловко слез ко мне и отрекомендовался как «Аурелио, муж Кармен, отец Парланчины и верный друг Дионисио, прибыл вести лечение».
Раньше мне не доводилось получать приказы от аймара, но если весь его народ такой же, меня весьма удивляет, как это они потерпели поражение от инков, а потом и от иберов. Хоть он и пожилой человек с морщинистой физиономией, где произрастает очаровательно жидкая бороденка, но природной властности в нем, как у генерала Боливара, который выигрывает битву, одновременно лишая девственницу невинности. Я и пикнуть не успел, как очутился на земле, а индеец уже щупал мой живот и говорил, что меня оперировали невежественные мясники. Нахмурившись, он сообщил, что внутри у меня осталась пуля, и я подтвердил – она действительно там, но застряла очень близко к сердцу, а потому удалять ее не рискнули. Хирурги в Майами говорили, что пуля ударилась в ребро и отклонилась кверху, и, если ее не трогать, большой опасности не представляет.
Тут из дома вышла мама Хулия и увидела меня, поверженного, во власти явного убийцы. Она бросилась ко мне, свирепо размахивая мачете, но через секунду уже смирно рысила в дом за ромом и сигарой. Жаль, я не успел спросить индейца, как он ухитрился так быстро ее укротить; я прожил с Хулией тридцать лет, но ничего подобного не достиг.
Тем временем Аурелио задумчиво рассматривал мой живот, окуривая его клубами табачного дыма. Он басовито побубнил нараспев что-то монотонное, набрал полный рот рома, а потом вдруг выпустил весьма впечатляющую струю пламени. Я еще не пришел в себя от этого фокуса, когда он молниеносно запустил по локоть руку мне в живот, покопался там и торжественно предъявил бесформенный сплющенный кусочек свинца – очень похожий на вынутую из мишени пулю.
Пока я разглядывал эту штуку, снова захлопали крылья, и оказалось, что никакого индейца нет и в помине. Зато на сейбе сидел здоровенный орел и деловито оправлял перья, потом сорвался с дерева, высоко в воздухе сделал круг и скрылся в направлении горного хребта. Твой бедный отец взглянул на собственный живот и увидел, что рубцы и шрамы пропали. Больше того, когда он позже проходил медицинское обследование, ему прямо сказали, что комиссия приходит к однозначному заключению – в него никто никогда не стрелял. Рентген пули не показал, шрамов не было, и мне пришлось затребовать из Майами снимки и справки, дабы доказать, что я имею право на оплату больничного листа, на отпуск по ранению и медаль за увечье на действительной службе; этих медалей у меня уже целая коллекция набралась.
Прошу, поблагодари своего друга Аурелио за удивительное лечение, но на будущее – будь добр, запомни: пожилой человек получает психическую травму, когда его уютное восприятие тайн вселенной вдребезги разбивает маленький туземец, выполняющий инструкции собственного сына пожилого человека.
Мама Хулия просит передать, что любит тебя, и еще узнать способ лечения дикобраза, который, как тихонько ни подходи, сердито стреляет иголками.
Твой любящий отец,генерал Хернандо Монтес Соса,чей сын, очевидно, полагает, что может присвоить себе звание фельдмаршала.57, в которой Фелисидад вертит попкой, чем провоцирует начало военных действий
Инес и Агапита добрались до Кочадебахо де лос Гатос через два дня после голубя-почтаря, которого им оставил охотник Педро. Со стертыми в кровь ногами, грязные и измученные, но преисполненные гордости за успешное выполнение миссии, они перешли подъемный мост через крепостной ров и, по обычаю всех прибывающих в город, отправились прямиком на площадь. Там они уселись под столбом-осью, в несколько глотков осушили фляжки с остатками родниковой воды и стали поджидать Дионисио.
Все прошло точно по плану. Дионисио верно сказал, что крестоносцы не пойдут в Ипасуэно, где есть гражданские власти, а предпочтут Санта Мария Вирген – самое подходящее для «воцерковления» место на пути в Кочадебахо де лос Гатос. Соответственно, жители поселка собрали пожитки и ушли в соседнюю долину за холмом; остались только Инес и Агапита – наблюдать за крестоносцами. Когда те прибыли в Санта Мария Вирген, перед ними предстал поселок-призрак, таинственно обезлюдевший, как «Мария Селеста». На домах висели записки: «Не входить! Пурпурная лихорадка, малярия, легочная чума». Фелисидад старательно вывела надписи стремительным почерком, как пишут врачи, которым в колледжах вбивают в голову, что подобная скоропись добавит правдоподобия диагнозам и вызовет больше доверия к предписаниям. К сарайчику, где ухаживали за древней машиной Дионисио, девушки прикрепили табличку «Карантинный изолятор», а заслышав псалмы священников, пробрались за холм, чтобы известить селян, потом выпустили почтового голубя и отправились вслед за ним в Кочадебахо де лос Гатос.
Паника, охватившая крестоносцев при виде зачумленного городка, откуда, очевидно, всех вывезли, не делала чести их вере. Не сговариваясь, они беспорядочно отступили от поселения и обогнули его с запада. Стало быть, к Кочадебахо де лос Гатос они подойдут совершенно измотанными, и все припасы у них закончатся.
В первую же ночь после ухода из Санта Мария Вирген на крестоносцев напали духи вероотступников. Вообще-то духами были поселковые жители, которые с жуткими завываниями колотили ложками по кастрюлям и сбрасывали на лагерь камни с горы. После тяжелого перехода с рассвета до сумерек, чтобы отдалиться от горных дьяволов, на вторую ночь лагерь разбили на выкошенной лужайке, но та после ночного дождя чудодейственно превратилась в подмерзающее болотце.
– Совсем как в старые деньки, – сказал Хекторо, щурясь от сигарного дыма; он выглядывал из-за большого валуна, за которым укрывался с охотником Педро и Мисаэлем. Хекторо неохотно расстался с лошадью, стреножив ее подальше за горой, но на нем по-прежнему были скрипучие кожаные шаровары, а на поясе – крупно калиберный револьвер.
– Точно, совсем как раньше, – ответил Мисаэль; в интересах ночной маскировки он зачернил сверкающие золотые зубы. – Жаль только, что сейчас нет змей и крокодилов, чтобы им в палатки подпустить.
– Травка Аурелио сработает не хуже, – сказал Педро; он запустил руку в котомку и похрустел сушеными кореньями. – Мне доводилось наблюдать, как ведут себя животные, когда ее поедят.
– Да надо было просто перестрелять их, и дело с концом, – проговорил Хекторо.
Педро и Мисаэль переглянулись, понимая, что Хекторо заботится о сохранении своей репутации мужественного бойца. Но в нем жило и понятие чести, а Мисаэль удержал его от необдуманных поступков, сказав:
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Сеньор Виво и наркобарон - Луи де Берньер - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание - Михаил Бочкарев - Современная проза
- Самолеты на земле — самолеты в небе (Повести и рассказы) - Александр Русов - Современная проза
- Старость шакала. Посвящается Пэт - Сергей Дигол - Современная проза
- Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста - Борис Кригер - Современная проза
- Бессердечная - Сара Шепард - Современная проза
- Дитя в небе - Джонатан Кэрролл - Современная проза