Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Современному литературному миру не хватает своего Карвера. Он представляется не готовым к погружению в «карверовские» бездны. «Искусство не самовыражение, оно сообщение», – говорил писатель, а темы своих произведений предпочитал называть «кошмарами». Известно, что Карвер сам сочинил надпись для собственного надгробия: «Писатель, автор рассказов, поэт, немного эссеист». Ничего лишнего. Безупречно.
Три дня назад пришло письмо, его фамилия нацарапана карандашом на замызганном конверте, единственное письмо за все лето, в котором не требовали полного расчета по долгам. Нам весело, говорилось в письме. Мы любим бабушку. У нас новая собака, ее зовут Мистер Сикс. Он хороший. Мы его любим. До свидания.
Опубликовано в «Новом журнале»
(2021)
«Первично именно видение мира, оно и диктует, какую литературу вызывать»
Интервью с Георгием Панкратовым
Георгий Панкратов – победитель Германского международного конкурса русскоязычных авторов «Книга года», лауреат премии журнала «Урал», писатель, публицист. Журнал «Young Space» пообщался с автором о новой книге, литературном настоящем в социальных сетях и узнал, как писателю пробиться к читателю.
– В вашем новом сборнике «Российское время» события многих рассказов происходят в Новый год. Как вы относитесь к этому празднику? Согласны ли с мнением, что Новый год – новая веха в жизни?
– Я просто люблю этот праздник. В литературном мире принято сторониться слова сентиментальный, однако моя проза, она такая жестко-сентиментальная. Новый год – сентиментальное время, когда люди стараются проявлять чувства, которые обычно принято скрывать, всерьез говорят о мечтах и надеждах. Время, когда прекращается вся эта бешеная гонка, которая составляет нездоровую основу сегодняшней жизни, и можно остановиться, задуматься как о своей жизни, так и о справедливости, честности, о других людях. Человек вспоминает, что он собственно человек.
Мне интересно помещать своих персонажей в это время, так как оно помогает раскрыть то, что я хочу донести до читателя. А вообще Новый год наше главное время. Хлопушки, бенгальские огни, снежинки на окнах, елки, снеговики – это есть настоящее чистое, незамутненное счастье. Мир перестанет быть таким, каким мы его знаем, когда перестанем отмечать Новый год, говорит один из персонажей моих рассказов. И он прав.
– Кто из писателей повлиял на ваше видение мира?
– В детстве это были чешские сказки, Бианки, Булычев, Геннадий Черкашин. В школе «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина, «Темные аллеи» Бунина, «Бедные люди» Достоевского, «Обломов» Гончарова, Андреев, «Легенда об Уленшпигеле» де Костера и «Дон Кихот» Сервантеса. Позже было многое, но запомнились ранний Горький, «Вечер у Клэр» Газданова, «Деньги для Марии» Распутина, Лимонов, Сенчин, отдельные произведения Зиновьева, Елизаров, Радов, «Монастырь» Ширянова, поздний Пелевин, Гришковец, Ольшанский, хотя последний и публицист, но в высшей степени литературный. Из зарубежного – безусловно любимый мною Карвер, Капоте, «Да здравствует фикус» Оруэлла, «Шаги по стеклу» Бэнкса. Одно время увлекался Сиораном, Лотреамоном, «Фрагментами речи влюбленного» Барта. И наряду с этим меня всегда интересовали малоизвестные, забытые, с чьей-то точки зрения бесхитростные авторы, например, Ефим Зозуля.
Не берусь сказать, насколько они повлияли на мое видение мира. Думаю, что первично именно видение мира, оно и диктует, какую литературу выбирать.
– Можно ли рассматривать персонажей классиков, к примеру, Льва Толстого или Федора Достоевского, как задающих ориентиры поведения и морали для людей нашего поколения, или же они уже давно устарели?
– Если мы вспомним персонажей Достоевского, странно представить себе кого-то, кто станет ориентироваться на их поведение и мораль. Книга должна пробуждать в человеке мысль и эмоцию. Безусловно, если литература окажется способна менять мир, общество к лучшему, это будет прекрасно. Но если она просто побудит отдельно взятого человека к размышлениям, заставит его задуматься о вопросах, которых он избегает или которыми просто не интересуется в обычной жизни – уже хорошо. Ориентиры поведения и морали человек задаст себе сам.
– Как вы считаете, можно ли стать писателем, научившись по книге или пройдя курсы? И сможет ли читатель понять, что читает книгу «искусственно выращенного» автора?
– Не исключено, что такое возможно, но непонятно зачем. Писательство – не та область, где можно окончить какие-то курсы, получить сертификат и начать плодотворную безбедную жизнь. Это же не копирайтинг, не «продающие тексты». Сейчас таких курсов много, организаторы на них зарабатывают, участники, наверное, неплохо проводят время, постят что-то в инстаграм. Но литературное занятие – это прежде всего ощущение того, что есть какая-то область жизни, интимная ли, психологическая, социальная, которой окружающие уделяют слишком мало внимания, и это хочется компенсировать, хочется сообщить нечто важное. Курсы не научат, что тебе нужно сообщить миру.
С другой стороны, существует проверенные годами форумы и совещания молодых писателей, посещение которых приносит практическую пользу. Но стоит брать от них только то, что лично тебе нужно. Есть и полезные в практическом смысле книги, например, The War of Art Стивена Прессфилда. Развитие не будет лишним.
– Сейчас стали популярны книжные блоги, где пользователи делятся покупками, прочитанными произведениями. Можно ли назвать такое движение популяризацией литературы или маркетинговым ходом со стороны издательств?
– Я в определенном смысле человек прошлого и не очень понимаю это явление. Оно уравнивает профессионализм и дилетантство, которые все-таки должны быть разграничены. Девочка, окончившая литинститут (это в лучшем случае) и освоившая инстаграм, не может и не должна быть литературным авторитетом. Я видел множество таких аккаунтов, как правило, они даже выглядят однотипно: одинаковые книги в одинаковых декорациях, все эти пледы, кофе, подоконники. Это такое модное книжное потребительство, причем потребляются только статусные, изданные в крупных издательствах, получившие премии книжки, и ничего нового, интересного о них не сообщается. Никто из этих книжных блогеров не ставит своей задачей продвигать что-то новое, неизвестное. Все очень поверхностно и посредственно. Но не исключаю, что ситуация изменится, ведь дело не в технических возможностях, а в том, как их использовать.
– Расскажите о становлении вас как писателя.
– Никакого становления не было. Писатель – это тот, кого замечают критики, литературные премии, издательства. Меня в этом поле нет. Ни одна из существующих литературных институций не легитимизировала меня, не верифицировала как писателя, назовем это так. Поэтому я как бы писатель, а как бы
- Универсальный журналист - Дэвид Рэндалл - Публицистика
- Русская литература первой трети XX века - Николай Богомолов - Прочая документальная литература
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- Критика нечистого разума - Александр Силаев - Публицистика
- Избранные эссе 1960-70-х годов - Сьюзен Зонтаг - Публицистика
- 1941: подлинные причины провала «блицкрига» - Сергей Кремлев - Прочая документальная литература
- Наша первая революция. Часть II - Лев Троцкий - Публицистика
- Мои печальные победы - Станислав Куняев - Прочая документальная литература
- Квартирник у Маргулиса. Истории из мира музыки, которые нас изменили - Евгений Шулимович Маргулис - Биографии и Мемуары / Музыка, музыканты / Публицистика
- Последнее прибежище. Зачем Коломойскому Украина - Сергей Аксененко - Публицистика