никаких обид.
Он прищуривается, глядя на отражение. — Хотя мы всегда были немного обидчивыми.
— Верно, но теперь, когда мы спим вместе, я думаю, это должно прекратиться. Ну, знаешь, чтобы сохранить четкость линий.
— Просто чтобы я мог внести ясность, эти правила напоминают мне, в чем заключается это маленькое соглашение, или они должны напоминать тебе?
Боже, этот мужчина сводит меня с ума тем, насколько сильно он может проникнуть в мой мозг и понять его закономерности. Конечно, я не хочу причинять ему боль, зная, на скольких людей он рассчитывал только для того, чтобы они ушли, но еще больше, после прошлой ночи, я думаю, что мне нужны границы, которые установят эти правила, чтобы я не привязывалась к ним, у меня нет для этого времени в моей жизни или карьере.
Я никогда раньше не беспокоилась об этом.
— И, наконец, — я запинаюсь, мне нужно включить самое важное правило из всех. — Это заканчивается в тот момент, когда я уезжаю из Чикаго на следующую работу. Не будет никаких громких признаний в любви после того, как все сказано и сделано. Мы наслаждаемся жизнью, но мы точно помним, что это такое. Летний роман.
— Летняя интрижка, — повторяет он. — Ты уезжаешь, и все вот так просто заканчивается?
— Вот так просто.
Кай колеблется. — Если это то, чего ты хочешь.
Это так, и даже если он не признает этого прямо сейчас, это то, чего он тоже хочет. В долгосрочной перспективе им с Максом нужен кто-то обоснованный и безопасный. Мы оба знаем, что этот кто-то — не я.
— Ты знаешь, — ладонь Кая опускается в боковой вырез моего комбинезона, задевая ребра и живот. — Я играю сегодня вечером.
— Я это знаю.
— А бейсбольные суеверия очень серьезны. Я не могу рисковать, нарушая их.
Он проводит кончиками пальцев вверх по моему животу, прежде чем его большой палец касается моего и без того напряженного соска.
Я снова прижимаюсь к его груди. — О чем ты говоришь?
— Я говорю, что не могу нарушать рутину.
Он целует чувствительную кожу чуть ниже моего уха, когда грациозно расстегивает одну из бретелек на моем плече. Ткань распахивается, обнажая мою обнаженную грудь, и Кай смотрит прямо на меня через отражение. — Если я хорошо сыграю сегодня вечером, я буду считать, что это из-за вчерашнего вечера, и мне придется провести остаток лета, погружаясь в тебя при каждом удобном случае. Ну, понимаешь? Суеверия.
— А если ты плохо сыграешь?
Он улыбается, касаясь моей кожи. — Нам просто придется продолжать трахаться, пока мы не выясним, что мы сделали не так.
Я хихикаю над его логикой. Да, хихикаю. Как влюбленная школьница.
Кай проводит рукой по моей груди и животу, опускаясь ниже. Он не торопится исследовать мою кожу, прикасаясь и целуя меня, прежде чем его средний палец касается моего клитора. Он растирает нежными, легкими круговыми движениями, возбуждая меня, но это отличается от прошлой ночи. В этом нет спешки или бешенства. Это медленно и изучающе.
Протягивая руку назад, я обхватываю ладонью основание его шеи.
Кай мурчит мне на ухо, и я собираюсь опустить чай прямо на пол, чтобы обеими руками исследовать его, но тут раздается стук в дверь, и мы оба замираем.
Я уверена что это его брат и сын.
Кай вытаскивает из меня свои пальцы, прежде чем поднести их ко рту и дочиста облизать, все это время глядя прямо на меня через зеркало.
— Боже, какая ты вкусная.
— Кто ты, черт возьми, такой и откуда взялась эта твоя версия?
Одной рукой он снова застегивает мою бретельку. — Был здесь все это время. Просто забыл, каково это — наслаждаться всем этим.
Снова раздается стук в дверь.
— И я никогда ни от чего не получал такого удовольствия, как от того, что трахаю тебя.
Он заканчивает поцелуем в мой висок, прежде чем отправиться в свою комнату, но возвращается, чтобы еще раз взглянуть на меня в зеркало. — А теперь надень что-нибудь, черт возьми, пока я из-за тебя не пропустил игру.
Его улыбка легкая и расслабленная, когда он закрывает дверь между нашими комнатами.
Все, что я могу сделать, это посмотреть на себя в зеркало и попытаться понять, кто, черт возьми, смотрит на меня в ответ. Потому что прямо сейчас я не вижу никаких признаков девушки, которая появилась в Чикаго пять недель назад.
— Вот и мой парень!
Я слышу, как Кай говорит по другую сторону двери.
— Папа!
— Тебе было весело с твоим дядей?
— Ммм, да, — говорит Макс, используя новое слово, которое он выучил на прошлой неделе.
— О боже.
Кай громко выдыхает, и я не вижу их, но могу представить, как он крепко прижимает сына к груди. — Я так сильно скучал по тебе, ММак.
Я снова смотрю на свое отражение, но все, что я вижу, — это девушку, которая совершенно не безразлична к маленькому мальчику и его отцу.
Исайя смеется. — Тебе было так скучно без него, да?
Кай продолжает молчать.
— Почему ты так выглядишь? — спрашивает его брат.
— Я выгляжу обычно
— Я почти забыл, что у тебя есть зубы, я так давно не видел, чтобы ты так улыбался.
— Остановись.
— О Боже мой, неужели ты… — Исайя замолкает. — Горячая няня! Почему мой брат улыбается как идиот?
Я слышу его шаги, направляющиеся к моей двери, поэтому я ускоряю шаг и мчусь к ней. Я запираю дверь как раз вовремя, чтобы он не успел повернуть ручку. — Миллер Монтгомери, вы несете за это ответственность?
Я прикрываю рот ладонью, не желая, чтобы Исайя знал, что я здесь.
Он снова дергает дверь.
— Исайя, прекрати, — смеется Кай.
— Ты смеешься. Почему ты смеешься? Почему у тебя такое хорошее настроение?
— Я не… Я просто рад, что Макс вернулся.
— Ты ведь потрахался, не так ли?
Кай не подтверждает и не опровергает этого.
— Ты сделал это! Черт возьми, я так и знал!
В голосе Исайи столько волнения. Он стучит в дверь. — Эй, отличная работа, Миллер!
— Ладно, тебе нужно убираться отсюда.
Судя по звукам, Кай выталкивает своего брата из его комнаты. — Спасибо, что присмотрел за ним прошлой ночью.
— Если бы я знал, что мне нужно просто посидеть с ним, чтобы ты мог потрахаться, я бы сделала это, блядь, несколько месяцев назад.
— Язык.
— Да, язык, — невозмутимо отвечает Исайя. — Потому что мой язык — это самое неподобающее, что произошло в этой комнате за последние двенадцать часов.
Раздается звук поцелуя, скорее всего, в щеку Макса. Спасибо, что потусовался со мной, Баг. Кай, я
