облизывает губы, отворачивается и смотрит на что-то позади меня. — Она была готова потерять себя в том парне, но теперь отказывается быть с кем-либо. Так что если она позволяет тебе приблизиться к ней, это что-то значит. И я не хочу, чтобы ты испортил ей жизнь еще больше, чем это сделал ее бывший.
— Я не собираюсь причинять ей боль. — Он открывает рот, но я не позволяю ему перебить меня. — Она другая, и она мне нравится.
Бенсон на мгновение замолкает. Затем улыбается.
— Приятно слышать.
Засунув руки в карманы, я выдерживаю его взгляд. Вопрос задерживается на кончике моего языка.
— Что он сделал?
— Спроси ее сам. Посмотрим, доверяет ли она тебе.
— Отлично. — Хмыкаю я, кончики пальцев чешутся.
Мне вдруг очень сильно захотелось курить — я не делал этого уже несколько месяцев. Но возможность того, что она мне не доверяет, пугает меня до смерти.
— Послушай, тот разрыв повлиял на нее гораздо сильнее, чем она думает. Ава наивно полагает, что уже смирилась с этим, но это не так. — Бенсон делает глубокий вдох. — Ее отказ выходить на лед доказывает это.
— Подожди. Она сказала мне, что они с катком больше не друзья. Это из-за ее бывшего?
Он кивает.
— Ава любила быть на льду. Ты даже не представляешь, сколько раз они с Лейлой играли против меня, когда мы были детьми. Помогала мне тренироваться, каталась со мной или просто танцевала и пела, веселилась, была сама собой. Этот идиот все для нее испортил. Домашние игры — единственное время, когда она подходит ко льду.
Мы оба молчим, смотрим друг на друга и ничего не говорим. Колесики в моей голове работают быстро, в голову приходит только один возможный вывод.
— Он хоккеист?
— А ты шустрый. — Бенсон ухмыляется, хихикая. — Он играет за «Гладиаторов».
Наши злейшие соперники. Я знаю каждого парня из этой команды.
— Кто он?
— Джефферсон. — Фыркает Бенсон, гримасничая. — Он гребаный придурок.
— Если он причинил ей боль, то он больше, чем просто придурок.
Я смутно помню его, поскольку он на два года младше меня, но я позабочусь о том, чтобы он запомнил меня после нашей следующей игры.
— О, я знаю этот взгляд, и мне его не жаль.
— А зря.
Тихо смеюсь, подхожу ближе и протягиваю Дрейку руку. Он берет ее и притягивает меня к себе, коротко обнимая, прежде чем отстраниться.
— Спасибо за честность, Кольт.
— Тебе тоже. — Я улыбаюсь ему. — Теперь я знаю кое-что новое о девушке, которая мне нравится.
— Ты говоришь так, будто она… — У Бенсона отвисает челюсть, и он смотрит на меня так, будто я превратился в Шрека. — Она первая девушка, которая тебе нравится?
Я раздраженно поправляю капюшон, нахмуриваю брови и отвожу взгляд.
— Да.
— Чувак. Ты серьезно? Это потрясающе.
— Это стыдно.
— Нет, тупица. Это значит, что она особенная. Может быть, даже единственная.
Я моргаю. Он что, блять, серьезно?
— С меня хватит этого разговора.
Я поворачиваюсь на пятке и ухожу от Бенсона, который задыхается от смеха.
Отперев машину, бросаю сумку на заднее сиденье и сажусь за руль. Только сейчас понимаю, что улыбаюсь.
Запуская двигатель, я думаю о ее последнем сообщении. Она уезжает, как только закончатся занятия, и у меня совсем не будет шанса увидеть ее.
Две недели без Авы? Я обречен.
Который час? Я тяжело дышу, все мое тело покрыто потом. Одиночество не идет мне на пользу. Уже в третий раз за неделю я засыпаю за просмотром Шерлока и просыпаюсь от того, что мне снится мое прошлое.
В голове всплывает образ беременной Хелен, разговаривающей с моей мамой, и в горле возникает тошнотворное чувство. Я нахожусь в опасной близости от воспоминаний, которые хочу забыть, которые я пытался стереть, уничтожить, потому что они приносят только боль и печаль.
Беру телефон с прикроватной тумбочки и смотрю на экран. Четыре утра. Это раньше, чем в прошлый раз. Поднимаюсь с кровати и направляюсь на кухню. Мне нужен стакан воды, чтобы прогнать это чувство безнадежности.
Все начало возвращаться, я не в порядке.
Я не готов встретиться лицом к лицу с демонами своего прошлого, не тогда, когда через четыре дня наступит канун Рождества. Не тогда, когда мне нужно быть на дурацкой вечеринке отца в следующем месяце. Если я выживу и не набью ему морду — это будет чудо. Он не должен был просить ее позвонить мне.
Он сделал бы ситуацию более терпимой, если бы позвонил мне сам. Я бы спорил, ругался, но приехал бы и сыграл роль идеального сына. Но после звонка Хелен? Я готов убить его голыми руками и выгнать ее из своей компании. Он не должен был держать ее рядом, не после всего. Он мог бы поддержать ее, дать ей денег, что угодно — просто поставить ее на место. Но великий Эрик Томпсон так не поступает. Жалкий придурок.
Выпив два стакана холодной воды, я тащу себя обратно в спальню.
Меня мучает зевота, так что, может быть, если я спрячусь под одеяло, то засну?
Это было бы здорово, потому что сейчас у меня почти ежедневно болит голова, и все из-за недосыпания.
В моей квартире темно, и до нее почти не доносятся звуки с улицы.
Я чувствую себя таким одиноким, как никогда в жизни.
Потому что теперь я знаю разницу. Что значит иметь кого-то, кто делает мои дни ярче.
Та, кто заставляет меня чувствовать себя живым, кто заставляет меня улыбаться тысячу раз в день, даже если обычно я сварлив и всех ненавижу.
Я не обязан нравиться Аве. Она не связана со мной никакими узами, кроме собственного желания проводить со мной время.
Это то, что переворачивает мой мир с ног на голову, дает мне надежду и наполняет счастьем и теплом.
Я молюсь только о том, чтобы не испортить его.
Вернувшись в постель, закрываю ноутбук, ставлю его на пол и забираюсь под одеяло. Ее запаха здесь больше нет, и я скучаю по нему. Мне не хватает всего, что связано с ней, и это сводит меня с ума. Я не могу прикоснуться к ней, поцеловать ее или быть с ней.
Зимние каникулы выбрали самое неудачное время для начала.
Я открываю телефон, намереваясь отключить будильник, который поставил на восемь утра, но у меня два непрочитанных сообщения.
Они пришли после полуночи, когда включился мой режим «не беспокоить».
Одно — от Авы, другое — от…Бенсона? Какого черта?
Открываю сначала ее сообщение и
