— Спасибо, — вежливо сказала она, указав глазами на свой бокал.
Донья Хана посмотрела на лицо девушки и нежно заметила: «Да не волнуйся ты так, милая, правильно Моше говорит, — как ветер спадет, они и причалят. Конечно, ты сестру и не видела вовсе — понятно, что переживаешь».
— Прекрасная девушка донья Белла, — заметил капитан. «И смелая очень. Жаль, конечно, что женщинам нельзя морским делом заниматься — из нее бы вышел отличный капитан. А как там донья Ракель? — спросил он, накладывая себе еще мяса.
Дон Исаак улыбнулся: «Двойню родила, мальчика и девочку».
— А следующим годом — донья Хана лукаво посмотрела на Мирьям, — и мы праздновать будем, да, внучка?
— На все воля Божья, бабушка, — улыбнулась она, и, выпив вина, поймала взгляд Энрикеса — жадный, настойчивый.
В дверь постучали, и Мирьям, поднявшись, развела руками: «Прошу прощения, наверняка, это вызов».
— Я провожу донью Мирьям, — капитан тоже встал. «Провожу и тут же вернусь».
На пороге мялся человек с фонарем в руках. «Я сейчас, — сказала ему Мирьям, и, закрыв дверь, потянувшись за своим плащом, — сдавленно ахнула.
Он обнял ее — сильно, грубо, — и прижав к стене, целуя, сказал: «Я подожду, когда ты вернешься, и приду к тебе ночью».
Мирьям попыталась оттолкнуть его и шепнула сквозь зубы: «Оставьте меня, это грех, я замужем, оставьте немедленно!»
Она почувствовала руку Энрикеса на своей груди и услышала сверху озабоченный голос дона Исаака: «Все в порядке, внучка?»
— Да, — спокойно отозвался капитан, — донья Мирьям уронила свои записи, но мы их уже нашли.
— Пустите! — она, наконец, высвободилась, и, накинув плащ, распахнув дверь, подхватив свою сумку — выбежала в темную, дождливую ночь.
Энрикес постоял на пороге, глядя, как она садится в лодку. «Грех, — усмехнулся капитан. «Ну, донья Мирьям, я знаю, как вас добиться. Не хотите по-хорошему, будет по-другому».
Он встряхнул головой и, улыбаясь, пошел в столовую.
Белла взбежала на палубу и сразу увидела бабушку — та стояла у борта корабля, вглядываясь в плоские земли по обе стороны канала.
Вокруг был только влажный, белесый туман, слышно было, как где-то вдалеке мычат коровы. Белла прищурилась, и увидела длинную, узкую лодку, что ждала у выхода из маленького канала. Голландец, сидевший на носу, с шестом в руках, подождал, пока пройдет корабль, и, оттолкнувшись, снялся с места.
Впереди, — Белла увидела, — было еще одно пространство воды. «Это все еще море? — спросила она, подойдя к бабушке.
Та улыбнулась, поправив, шерстяной берет на голове девушки. Отросшие, по плечи, каштановые волосы падали на темный, короткий плащ Беллы.
— Это Эй, — ответила Марфа, — кутаясь в накидку — цвета старой меди, отороченную рыжей лисой, — залив. Там, на берегу, Амстердам и стоит. Тебе понравится, — женщина улыбнулась.
Бронзовые птичьи перья на ее берете, задрожали под легким ветром и Белла вдруг спросила: «А какая она, моя сестра?»
— Очень красивая, — ответила Марфа. «Тоже высокая, как ты, и волосы такие же — ну да они у вас у всех такие, в отца. А глаза у нее карие. И муж у нее — прекрасный человек, врач, очень способный, он воспитанник дяди Джованни, в Новом Свете родился, в Лиме».
— Я по кузенам уже скучаю, — нежно проговорила Белла, — Майкл такой серьезный, спокойный, а Юджиния все время улыбается. Бабушка…, - продолжила она, но вдруг осеклась.
— Что, — зорко взглянула на нее Марфа, но девушка, покраснев, пробормотала: «Да так, ничего, я уже и забыла, что сказать хотела».
Дэниел расстелил свой плащ, и, устроив на коленях Тео, посмотрев на сверкающий под весенним солнцем пролив, — вздохнул.
— Ну, и почему ты ей ничего не сказал? — сердито спросила Белла. «А теперь они уплыли в Копенгаген. Ты ведь даже с дедушкой Мэтью не поговорил».
— Я с отцом поговорю, — неохотно отозвался мужчина, погладив выбившуюся из-под чепца девочки белокурую, мягкую прядь. «Мария же была у него, в Париже, и на Москве он ее видел. Отец мне плохого, не посоветует».
— Бабушка тоже, — сердито сказала Белла, и, потянувшись, взяв у него Тео, стала напевать испанскую колыбельную. «Мы же с тобой плавали, Дэниел, ты смелый человек. И Марта мне рассказывала, как ты того мерзавца, который на нее в джунглях напал, — убил. Чего ты боишься? Ты ведь нравишься Марии, и она тебе».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дэниел потер лицо руками. «Если бы все было так просто, Белла. А Тео, что она скажет?
Она ведь помнит Эухению, она большая девочка».
— Тео еще четырех нет, — сухо проговорила Белла. «Она уже сирота, а ты хочешь, чтобы у нее вообще матери не было. Как у меня. Она тебе только благодарна будет потом, поверь мне. И потом, — Белла взяла брата за руку, — это же Мария! Она хорошая, добрая женщина, и никогда не обидит Тео. И дедушка Мэтью — тоже.
Дэниел помолчал и вдруг, усмехнувшись, спросил: «А о чем это ты с Констанцей так долго на дворе шепталась, ну, когда мы из Лондона уезжали?»
— О разном, — коротко ответила Белла и, отвернувшись, покачав племянницу, — замолчала.
«Вот у Марты все просто, — горько подумала девушка. «Николас ее любит, она его — тоже, и дети у них замечательные. И тетя Мэри — сразу видно, что капитан Гудзон на нее насмотреться не может. И Питер с Рэйчел. А я ему не нужна, она на меня и внимания не обращает, так, девчонка какая-то».
Корабль вошел в Эй и Марфа, взяв внучку за руку, сказала:
— Так. Мне надо съездить в Гаагу, встретиться со штатгальтером, и в Лейден, в университет — передать рукопись твоего деда издателю, и заодно поработать кое с кем. Так что, как похороним прах, я сразу туда и отправлюсь. Тут недалеко, за неделю обернусь. А потом с Хосе увидимся, и сразу в Париж.
— А что вы сейчас пишете, бабушка? — улыбнулась Белла.
— Кое-что, — усмехнулась Марфа. «О законах военного времени, ну да это дело долгое, вряд ли даже за год управимся».
Она прищурилась и помахала рукой кому-то на пристани. «А вот и Мирьям, — сказала женщина. «Дон Исаак и донья Хана дома ждут, да им, впрочем, за семьдесят уже».
— Дедушке Мэтью тоже за семьдесят, а он фехтует лучше меня, — озорно заметила Белла.
— Дедушка Мэтью на коня сел, как ходить научился, и тогда же — оружие в руки взял, — Марфа вскинула бровь. «А дон Исаак всю жизнь специями торговал».
Корабль мягко причалил к деревянной пристани и Белла взвизгнула: «Бабушка, смотрите, там капитан Энрикес, ну, я же вам рассказывала, я с ним плавала, на барке «Виктория»!»
Марфа взглянула на высокого, широкоплечего мужчину, что махал рукой внучке и подумала:
«Ну и хорошо. Оставлю Беллу тут, под присмотром, а сама передам письма его Величества штатгальтеру. Можно не волноваться, тут и Мирьям, и Кардозо и этот капитан ее, Белла же говорила, он знакомец дона Исаака и доньи Ханы».
Девушка сбежала вниз по трапу и, остановившись, сказала: «Здравствуйте! Я — Белла Кроу, ваша сестра».
Мирьям распахнула объятья, и, вдохнув запах соли, свежего ветра, всхлипнула: «Наконец-то!».
Когда девушки оторвались друг от друга, Белла, подала руку Энрикесу: «Рада вас видеть, капитан. Дэниел передает привет, а это моя бабушка, миссис де ла Марк, жена адмирала Виллема. Познакомьтесь».
Энрикес прикоснулся губами к маленькой, нежной, отягощенной перстнями руке, и, подняв голову, вздрогнул. «Как лед, — подумал мужчина. «У Вороненка не такие глаза, у нее доверчивые. А у этой — словно она сквозь тебя смотрит и все видит, до самого дна».
— Рада встрече, капитан, — тонкие губы улыбнулись, и он увидел глубокие морщины в углах красивого рта. «Дэниел много о вас рассказывал. Уверена, вы будете рады узнать, что капитана Питера Лава повесили в Эдинбурге».
— Далеко же его занесло, — присвистнул Энрикес. «И кому я должен быть благодарным, мадам?»
— Сэру Кеннету Маккензи, члену Тайного Совета Шотландии, и моему зятю, — отчеканила женщина. Она посмотрела на корабль и сказала: «Ну что, багаж наш к тебе доставят, Мирьям, так что пойдемте, Кардозо уже, заждались, наверное».
