Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В заключение выступления я сказал, что в книге имеются, конечно, недостатки и просчеты. В частности, я признал справедливым упрек Сдобнова, что включил в территорию собственно Германии земли, захваченные рейхом.
Однако я не сказал на Комитете, и не сожалею об этом, что эта ошибка была мною замечена сразу же после выхода книги из печати и была включена в перечень других фактических ошибок и опечаток, переданный польскому, чехословацкому и венгерскому издательствам, осуществлявшим перевод моей книги. Я считал для себя унизительным защищаться таким образом.
Я заявил, что есть большая разница между конкретными замечаниями и попытками на их основании построить политические обвинения. Все политические обвинения я полностью отвергаю.
Далее я вскрыл то, что было закамуфлировано в документе КПК, — попытка задним числом снять ответственность со Сталина и политического руководства за тяжелое положение, в котором оказалась наша страна в июне 1941 года. Я напомнил об основных фактах истории того времени и попытался показать беспочвенность обвинений, выдвинутых против меня. Закончил я так: «Вначале я уже говорил и хочу повторить еще раз: несомненно, что в книге имеются недостатки, она отнюдь не идеальна. Что же касается политических обвинений, выдвинутых против меня, то я их решительно отклоняю.
...Свой долг историка-коммуниста я видел в том, чтобы по мере своих сил участвовать в борьбе партии за преодоление ошибок периода культа личности и помочь извлечь из этих ошибок правильные уроки».
Во время моего выступления то и дело раздавались враждебные реплики, на которые я не реагировал. После окончания моего выступления посыпались вопросы: многие спрашивали меня, почему я не отмежевался от антипартийного выступления Снегова. Я отвечал, что дискуссия носила научный характер, и я отвечал лишь на такого рода выступления.
Член КПК. Значит, если при Вас говорят антипартийные вещи, то это Вас не касается? Где же Ваша партийность?
Поспелов. Это Вы привели с собой людей в ИМЯ!
Некрич. Обсуждение происходило не по моей инициативе, а по инициативе ИМЯ. Те, кто руководил дискуссией, и несут ответственность. О том, что будет дискуссия в ИМЯ, были вывешены объявления. И это совершенно естественно. Что плохого в том, что на дискуссию пришли историки-коммунисты?
Во время моего ответа раздавались негодующие возгласы. Лишь один Пельше сохранял полную бесстрастность, я бы даже сказал, что он, видимо, с презрительным равнодушием относился к этому спектаклю.
Директор издательства А. М. Самсонов, сам историк и автор книг о битвах под Москвой и под Сталинградом, говорил спокойно, с достоинством, признал свою ошибку в том, что издательство выпустило книгу, заявил, что публиковать ее не следовало. В то же время он заметил, что в книге нет ничего такого, что прежде не было бы опубликовано в других советских изданиях. Выступление Самсонова произвело на членов Комитета благоприятное впечатление. Весь его облик высокого, плотного, седеющего темноволосого человека в больших роговых очках, державшегося с достоинством, но не вызывающе, признавшего, к тому же, свои ошибки, был по душе членам Комитета. Один из членов КПК сказал раздумчиво, повертев книгу в руках: «Ведь вот, товарищ Самсонов, отнесись Вы более внимательно к книге, и книга бы не вышла, и дела никакого бы не было». Несмотря на серьезность ситуации, мне пришлось крепко сжать скулы, чтобы не улыбнуться, — вот как просто дела решаются — и книги нет, и дела нет, всем хорошо, все довольны, — и вспомнил знаменитого нашего артиста Аркадия Райкина, изображавшего советского чинушу: «личный покой — прежде всего». Но в обгцем-то было не до смеха. Мельников несколько раз повторил, обращаясь к Самсонову: «Ведь говорил же Белоконев, чтобы Вы книгу не издавали, ведь говорил же, а Вы не послушались». (Генерал-майор Белоконев от имени КГБ подписал отрицательную рецензию на мою рукопись.)
Драматическим было выступление Петровского. Держался он твердо и смело, решительно отклонил обвинение, будто его речь была антисоветской, так же как и приписываемое ему составление «Краткой записи». Относительно моей книги он сказал, что считает ее честной и партийной. Тогда члены Комитета начали бросать реплики и подзадоривать его... Кульминационным моментом в выступлении Петровского было его заявление, что партследователь Гладнев кричал на него, стучал кулаками по столу и, наконец, заявил ему: «Я был бы горд, если бы мое имя стояло рядом с именем товарища Сталина». В зале начался неясный шум. Побагровевший Гладнев попросил предоставить ему слово, но... не опроверг последнего утверждения Петровского! Гладнев знал, что в этой аудитории было много приверженцев курса на реабилитацию Сталина. Я уверен, что многие сидевшие в зале сочувствовали Гладневу, и они были бы не прочь, если бы их портреты вывесили рядом со Сталиным.
«Я сказал Петровскому, — объяснял Гладнев, — что Ленин вовсе не был голубком, когда нужно было, он мог и прикрикнуть и заставить выполнить то, что он приказывал. В этом смысле я и постучал кулаком по столу. Но увидев, что Петровский неправильно меня понял, я извинился».
Здесь Мельников с полуулыбкой победоносно оглядел зал, покивал одобрительно головой, как бы говоря: «Вот видите, Гладнев извинился».
В своем выступлении Петровский напомнил о речи Молотова на сессии Верховного Совета СССР в августе 1939 года, когда он говорил о бессмысленности вести войну под фальшивым флагом «уничтожения гитлеризма». Слова Молотова, которые читал Петровский, падали в мертвую тишину, пока, наконец, заместитель Пельше Гришин заявил: «Партия вопрос о Молотове уже решила».
Петровский. Он был исключен за участие в антипартийной группе. Но внешняя политика, которую он проводил, не была осуждена.
Кто-то из членов КПК негодующе сказал: «Мы сейчас обсуждаем вопрос не о Молотове, а о Вас, товарищ Петровский».
Затем Петровский неожиданно начал говорить о своей семье, о том, что семья отдала «четыре прекрасных жизни» и что он, несмотря на несправедливость, допущенную по отношению к его семье, вступил в КПСС, потому что верит в торжество правды, в торжество коммунизма. Члены КПК с облегчением вздохнули. После выступления Петровского был объявлен перерыв. Члены Комитета во главе с Пельше остались в его кабинете, а остальные вышли в секретарскую комнату и в коридор. Я отметил про себя любопытную деталь: всем был предложен чай с сахаром и лимоном, членам же Комитета, кроме того, принесли еще и сушки! Даже в такой мелочи все по рангам, согласно занимаемому положению, подумал я.
Перед тем
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Жизнь по «легенде» - Владимир Антонов - Биографии и Мемуары
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
- От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары
- Мой университет: Для всех – он наш, а для каждого – свой - Константин Левыкин - Биографии и Мемуары
- Дневник для отдохновения - Анна Керн - Биографии и Мемуары
- Танки и люди. Дневник главного конструктора - Александр Морозов - Биографии и Мемуары
- Мои воспоминания. Книга первая - Александр Бенуа - Биографии и Мемуары
- Воспоминания - Альфред Тирпиц - Биографии и Мемуары
- Диссиденты - Александр Подрабинек - Биографии и Мемуары