Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут до меня дошла некая странность: Мефодий пробуждал уже четвертый завиток — а первый все еще звучал! То ли черти неутомимы, как черти, то ли они сменяют друг друга в процессе работы, а их ножовка дьявольски прочна. Если же серьезно, то мне никогда не приходилось слышать об устрице, способной петь так долго. Быть может, секрет в одновременности песен? Или в сухих пальцах?..
Четвертой песне я не сразу нашел соответствие в картине, нарисованной моим убогим воображением. В конце концов я решил, что это — посвист крыльев Серафима, время от времени грозно пикирующего на утомленных работников Преисподней. Но те, видимо, ощущали себя в своем полном праве и не обращали внимания на бессильные жесты небесных властей. Черти пилили, ангелы пели, Господь ронял слезы, а Его Серафим втуне вспарывал воздух крыльями. Или мечом.
Пятый разбуженный завиток захихикал премерзким голосом, и я изо всех сил окаменел лицом. Черт меня дернул вообразить эту ножовку…
Всего на верхней половине раковины оказалось восемь завитков. Мефодий разбудил все — и все они продолжали звучать, пока он снова мыл руки спиртом и сушил их, растопыря пальцы. Потом он перевернул раковину, опустив ее звучащими завитками в пену (песня стала немного глуше), и принялся за остальные. Спустя еще пять минут звучали все четырнадцать — а раковина, между тем, и не думала рассыпаться.
Зато она вдруг стала прозрачной.
Точнее — полупрозрачной. Как будто она содержала в себе какое-то… нет, не вещество. Некую черноту, весьма неохотно пропускавшую фотоны. Глубокую, изначальную черноту. Не тень, а тьму, которая уже была задолго до первой фразы Создателя и ухитрилась воспротивиться волюнтаристскому «Да будет свет!»
Короче говоря, это было немножко страшно…
Мефодий закатал рукава, опять вымыл руки (теперь уже до локтей) и опять высушил. Произвел точно такую же процедуру с ножом. И с лезвием, и с рукояткой. Раковина продолжала петь. Мефодий коротко глянул на каждого из нас по очереди и приказал:
— Внимание. Тишина. Неподвижность.
Раковина пела. В инфернальной какофонии я с трудом различал голоса отдельных завитков. Ни ритма, ни смысла в ней и подавно не было. Словно Господь сказал: «Да будет звук!» — но забыл уточнить, какой.
Мефодий взял нож в правую руку и плавно опустил обе кисти на раковину. Нет. В раковину. Погрузил. Или втиснул… В общем, сунул руки в то место, где была раковина: так, словно ее там не было. По самые локти.
Я ахнул — мысленно. Савка перекрестился. Дашка показала ему кулак. И сама заработала яростный взгляд Мефодия, стоявшего к Савке спиной.
По локти сунув руки в эту черноту (размерами чуть больше баскетбольного мяча, но не такую идеально круглую), Мефодий двигал ими непонятным образом. Мне были видны лишь смутные тени рук, да однажды слабый отблеск на лезвии ножа. Но я голову бы дал на отсечение, что он режет раковину изнутри. По диаметру. Ножом режет, свободной рукой придерживает — изнутри. Вот только лезвие ножа ни разу не показалось снаружи.
Потом он сделал резкое движение правой рукой на себя и вверх, бросил нож на столешницу и спокойно вынул из черноты левую руку. Сел в кресло и уставился на то, что получилось.
Кажется, получилось не то, что надо: Мефодий явно недоумевал. Руки он держал на весу — наверное, чтобы не мыть их снова, — и сосредоточенно смотрел в черноту.
— Я же просил его не выключать свет… — пробормотал он.
Его было плохо слышно: чернота все еще пела на все свои четырнадцать голосов. Нет — на тринадцать, потому что, кажется, не стало премерзкого хихиканья. Я хотел сказать об этой недостаче, но затруднился сформулировать и промолчал. Мефодий одарил Дашку еще одним яростным взглядом и громко спросил:
— Ты письмо вложила?
Дашка кивнула.
— И адрес не перепутала?
Дашка поджала губы и отвернулась.
— Р-разгильдяй, — сказал Мефодий. — Жди его теперь.
— Мефодий Васильич, ваше вели… — начал было Савка.
— Цыц! — оборвал Мефодий, не оборачиваясь. — Не беспокойся, долго ждать не будем. Спички есть?
Савка пошарил в кармане, достал спички, потряс коробком над плечом Мефодия и уронил в подставленную ладонь.
Я подумал: а как же он будет мыть коробок? Но он просто упрятал его в ладонях, сложенных замком, поднялся, опять навис над раковиной и погрузил руки туда. Некоторое время двигал руками там — видимо, открывал коробок и доставал спички. Две или три выронил, одну, наверное, сломал. Следующая зажглась, осветив изнутри черноту и сложенные лодочкой ладони в черноте. Я привстал и вытянул шею. Савка тоже. Дашка сидела, откинувшись в кресле, руки на коленях. Раковина пела.
Мефодий дождался, пока пламя установилось, и осторожно двинул горящую спичку вперед, к краю черноты. Не донеся, оглянулся через плечо на Савку и бросил:
— Назад!
Савка отступил обратно к своему креслу.
Мефодий глянул на нас и добавил:
— Вы тоже. Мало ли что…
Дашка поднялась и зашла за спинку кресла. Я последовал ее примеру.
— Дальше! — сказал Мефодий.
Мы отошли еще на два шага, а Савка переступил с ноги на ногу. Я опять вспомнил о том, что ему «написано», и вознамерился крикнуть, чтобы не валял дурака и отошел дальше. Я уже открыл рот, чтобы крикнуть.
И забыл закрыть, потому что увидел нож.
Нож лежал на столешнице — там, куда его бросил Мефодий, и у него не хватало доброй половины лезвия. Раковина пела… Но не настолько же громко, чтобы я не услышал, как сломалось лезвие! И где обломок?
Я на секунду зажмурил глаза и опять посмотрел на нож.
Он был сломан.
А в следующий миг стало ослепительно светло. По стенам светлицы (на фоне стен? за стенами?) заплясало яркое оранжевое пламя, в котором извивались длинные белые силуэты каких-то невероятных существ с желтоглазыми мордами и треугольными раззявленными пастями — их словно корчило в беззвучной агонии, и адское пламя пожирало их червеобразные тела…
Дашка коротко взвизгнула и стала мягко оседать на пол. Я скорее почувствовал, чем увидел это и почти на ощупь подхватил ее под мышки. На многие версты вокруг бушевало беззвучное пламя, взвивались, корчились и опадали нездешние существа, а из невидимого окна светлицы дуло. Этот сквозняк успокаивал, шепча: «не верь глазам своим»… Сквозняк, и Дашкина тяжесть на руках, и запах ее волос, и неразборчивые причитания невидимого Савки — о том, что доигрались и что всему конец, Иерихон с Нагасакой. Звонко, часто, непрерывно булькали и шипели на адской сковороде слезы Господа, а все прочие завитки невидимой раковины молчали. Пылала чужая Вселенная.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Фейкийские корабли - Александр Рубан - Научная Фантастика
- Под небесами - Александр Рубан - Научная Фантастика
- Доброе утро, химеры ! (Летящая - 2) - Андрей Дмитрук - Научная Фантастика
- …И я посмотрел на небо - Валерий Квинт - Боевик / Научная Фантастика
- Черный Ферзь - Михаил Савеличев - Научная Фантастика
- 3000 метров ниже уровня моря - Николай Горнов - Научная Фантастика
- По обе стороны горизонта - Генрих Аванесов - Научная Фантастика
- Фирмамент - Михаил Савеличев - Научная Фантастика
- Планета, с которой не возвращаются - Пол Андерсон - Научная Фантастика
- Утро победителя - Андрей Балабуха - Научная Фантастика