Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слушая чтение, Надежда Сергеевна с соболезнованием покачивала головою и восклицала:
— Ах, бедная Амалия! Ах, несчастная!
Николай Степанович внушительно сказал:
— Поторопились судьи напрасно. Жаль бедную девушку, — такого стыда деньгами не искупишь. Впрочем, нет худа без добра, — девица получила хорошее приданое. Я чаю, что и женишок ей скоро найдется, если она точно столь хороша собою, — из тех же чиновников, пожалуй, кто-нибудь.
В это время в гостиную вошла наконец Лиза. Алексей встал со своего места, учтиво кланяясь ей. Лиза, взглянув на его длинные, до плеч, волнистые русые волосы, на его небрежно, но красиво повязанный галстук, вспыхнула, и сердце ее забилось. Пролепетав невнятно слова привета, она скромно села рядом с матерью на стул под портретом одного из ее предков, воинственного полковника с величавою осанкою. Томный взор Алексея, слегка презрительный и насмешливый, оживился, когда в комнату вошла Лиза. Продолжая начатый разговор, но уже не в силах будучи отвести взора от белого кисейного Лизина платья, он сказал:
— Чувствующему и размышляющему человеку ненавистны эти проклятые потемки, в которых держат нас.
Его разговоры всегда несколько удивляли соседей, и те выводы, которые он делал из частных явлений, казались им преувеличенными.
Николай Степанович спросил:
— Но кто же нас держит? Да и какие у нас потемки? Россия имеет людей весьма просвещенных.
Алексей возразил:
— Просвещенный человек, истинный гражданин и сын отечества, питает ненависть к деспотизму. А мы, скитающиеся по сей обширной и безвыходной пустыне, к сему деспотизму так привыкли, что уже и не возмущаемся им.
Бросив при этом нежный и томный взгляд на Лизу, Алексей сказал:
— Намерен я вскорости поехать в Германию.
— Батюшка, Алексей Павлович, да зачем так далеко вам ездить? — спросила Надежда Сергеевна. — Разве же у нас худо? Я бы с этими немцами и дня не прожила, — говорят не по-нашему и едят не по-нашему, — легко ли к чужим порядкам привыкать?
Лиза покраснела и досадливо нахмурилась. Алексей отвечал:
— Там нет ужасных позорищ, извлекающих у чувствительных сердец слезы сострадания, и при которых истинный друг человечества содрогается. Там добродетель освещается невечерним светом правды, и народы прислушиваются к голосу философов и поэтов. Там хочу я упражняться в добродетели и в науках.
— Дело семинаристов, — возразил Николай Степанович. — Дворянские занятия — военная служба, охота, имение управить. Об этом в Лизанькином песеннике я вычитал очень хороший стишок.
Николай Степанович понюхал табаку, и с чувством прочитал наизусть:
Деревенское житье —Счастье непорочно.Упражнение моеМне с друзьями прочно.Время с пользой провожу,Дальних бед не видя,Все забавы нахожу,Ближних не обидя.
Алексей возразил:
— Вы, Николай Степанович, как почитатель великого Вольтера и как человек глубокого ума, не можете не видеть, что в сей стране слепых господствуют кривые.
Улыбаясь тонко, польщенный словами Алексея, Николай Степанович сказал:
— Кривые-то, государь мой, все же лучше видят, чем вовсе слепые.
Обед подан был рано, по-деревенски. Ровно в два часа распахнулась дверь из гостиной в столовую, и молодой курносый лакей в кафтане горохового цвета с бронзовыми пуговицами выкрикнул:
— Кушать подано.
— Милости просим, — сказал Николай Степанович, вставая со своего кресла, — чем Бог послал.
Пошли обедать. Обед прошел в обычных незначительных разговорах, в которых иногда принимали участие и несколько обедавших за тем же столом небогатых дворян и дворянок, живших в барском доме и во флигелях в Ворожбинине. Из этих гостей некоторые приезжали на несколько недель и потом уезжали к другим своим знакомым, чтобы по истечении времени появиться здесь снова; другие же оставались на целые годы. Обращаясь к одному из таких приживальщиков, седенькому, плешивому старичку во фраке, с длинным носом и с резною табакеркою, Николай Степанович спросил, усмехаясь с таким видом, как бы обещая гостю забавный ответ:
— Скажите, Петр Евсеевич, как супруга ваша поживает? Все ли в добром здоровье?
— Что ей сделается! — отвечал Петр Евсеевич, махнув рукою и сморщившись, как бы при воспоминании о неприятном. — Живет у матери своей. Меня ведь насильно с нею обвенчали.
За столом кое-кто засмеялся, другие слушали, как давно известное. Алексей смотрел на говорящего с изумлением и ждал объяснения его странных слов.
— Да как же так? — возразил Николай Степанович. — Ведь священник спрашивал же вас: «Имаши ли благое и непринужденное произволение пояти себе в жену юже пред собою видиши?»
— Да, — говорил Петр Евсеевич, — теперь помнится, у меня что-то такое спрашивали: да тогда я не спохватился отвечать, а нынче уж поздно, не воротишь. Вот мы недавно отпраздновали и серебряную свадьбу у тещи в деревне. Бог с нею совсем!
Над старичком смеялись, но видно было, что рассказ этот здесь уже привычен. Алексей не стал спрашивать о причинах этого венчания, боясь, чтобы при Лизе не зашел разговор о предметах, которые могли бы оскорбить ее скромность. Меж тем обед приблизился к концу. Николай Степанович встал, поклонился гостям и сказал:
— Сыто, не сыто, а за обед почтите. Чем Бог послал.
Глава четвертая
Николай Степанович и Надежда Сергеевна, извинившись перед гостем, пошли после обеда отдыхать. Лиза и Алексей гуляли в саду. Вешний день был тих и ясен. Таяли тучки в вешней синеве. Лиза повела Алексея во фруктовый сад, а потом через просторный двор, почти весь заросший высокою травою, в блюденую, еще не старую еловую рощу. Там Лиза показала Алексею находящийся посреди рощи четырехугольный продолговатый неглубокий пруд.
— Смотрите, Алексис, — сказала при этом Лиза, — какая здесь прозрачная вода.
И точно, песчаное дно пруда и плавающие в нем рыбы были ясно видны.
— Вода здесь так же прозрачна и ясна, — сказал Алексей, — как ясна и прозрачна ваша, Лиза, невинная душа, в которой я вижу, мне кажется, все ваши непорочные чувства.
Лиза слегка зарделась, потупилась и принялась рассказывать Алексею, как зимою здесь катаются с горки и как она летом удит здесь рыбу. Она сказала с простодушною гордостью:
— Кроме меня папенька никому не позволяет здесь ловить рыбу.
Вернувшись в сад, Лиза обратилась к Алексею с невинным выражением и спросила:
— Скажите, Алексис, за что я так люблю березку? Кажется, нет в ней ничего особенного, а ее вид всегда меня радует и запах ее листочков по весне.
— Береза мила нашему сердцу, — отвечал Алексей, — потому, что это — наше национальное северное растение, к которому привыкли мы с детства. Как жителя пышного юга веселят его гордые пальмы, так нас веселит наша скромная родная березка.
— А вы знаете, я и дождик люблю, — сказала Лиза. — Летний дождик очень веселый.
Алексей, волнуясь необычайно, заговорил:
— Лиза, я вижу, что вы всегда говорите со мною доверчиво и чистосердечно. Я вижу, что мои посещения не противны вам.
— Да, Алексис, — сказала Лиза, — я бываю очень рада, когда вы к нам приезжаете.
— Откройте мне ваше сердце, — говорил Алексей, — будьте совершенно доверчивы со мною. Ваши милые глаза сияют, когда вы встречаете меня, и улыбки на ваших очаровательных устах выдают тогда радость и волнение. По этим признакам могу ли я заключить, что я любим? Новая заря моей жизни пылает ярко, но не обманчиво ли? Взгляни, Лиза, на эти растущие рядом два цветка, — они сильнее благоухают оттого, что они вместе. Я люблю тебя, Лиза, ты это знаешь, ты не можешь этого не знать.
Раскрасневшаяся Лиза потупилась и молчала. Алексей продолжал страстно и нежно:
— Елизавета Николаевна, вы с первого взгляда завладели моим сердцем, и если бы я осмелился предложить вам мое преданное и верное сердце, а также и руку, то что бы вы мне ответили на это?
Лиза, едва сдерживая волнение, сказала:
— Очень благодарю вас, Алексей Павлович, за ваши чувства и за честь, мне вами оказываемую, но я не завишу от себя, у меня есть папенька и маменька, и я должна прежде просить их разрешения.
Алексей, радостно улыбаясь, сказал:
— О, я только хотел прежде знать ваше согласие, Лиза, а тогда, конечно, буду и у них просить вашей руки. Но вы-то сами что скажете мне на мое предложение, от чистого и верного сердца исходящее?
Лиза тихо шепнула задрожавшими вдруг губами, нежными, как уста весенней зари утренней:
— Я согласна.
При этих словах вся она вспыхнула, и слезы показались на ее глазах. И от этого она стала вдвое очаровательнее. Алексей нежно целовал Лизину руку и шептал голосом, полным волнения и любви:
- Валаам - Борис Зайцев - Русская классическая проза
- Том 2. Мелкий бес - Федор Сологуб - Русская классическая проза
- «Все мы хлеб едим…» Из жизни на Урале - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Земле земное - Федор Сологуб - Русская классическая проза
- Улыбка - Федор Сологуб - Русская классическая проза
- Звериный быт - Федор Сологуб - Русская классическая проза
- В толпе - Федор Сологуб - Русская классическая проза
- Размышления о Божественной Литургии - Николай Гоголь - Русская классическая проза
- Синяя соляная тропа - Джоанн Харрис - Русская классическая проза / Фэнтези
- Летний свет, а затем наступает ночь - Йон Кальман Стефанссон - Русская классическая проза