Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда один из жандармов обратился к нему, он выпрямился и заговорил поспешно и многословно:
— Я, увы, джентльмены, я старый человек, и мой дом далеко. Меня зовут Леопольде Нарваец. Что правда, то правда, моя мать была немка, да сохранят покой ее души все святые, но отец мой был Балтазар де-Иезус-и-Серваллос-э-Нарваец, сын доблестной памяти генерала Нарваеца, который сражался под начальством самого великого Боливара. А теперь я почти разорен и далеко от дома.
Поощряемый вопросами, ободренный выражениями сочувствия, в которых не бывает недостатка даже у самых презренных оборванцев, он был преисполнен благодарности и охотно продолжал свой рассказ:
— Я еду со своей фермы. Это отняло у меня пять дней, а дела теперь очень плохие. Но даже благородный Нарваец может стать торгашом, и даже торгаш должен жить, разве это не так, джентльмены? Скажите мне, нет ли здесь Томаса Ленча, в этом прекрасном городе?
— У нас Томасы Ленчи так же многочисленны, как песок морской, расхохотался помощник смотрителя тюрьмы, — опишите его подробнее.
— Он двоюродный брат моей жены по второму браку, — с надеждой ответил старикашка и был изумлен тем, что толпа ответила на это громовым хохотом.
— В самом городе и его окрестностях живет добрая дюжина Томасов, продолжал помощник смотрителя. — Любой из них может быть двоюродным братом вашей второй жены, мистер. У нас есть Томас — пьяница, у нас есть Томас вор. У нас есть Томас — впрочем, нет, его повесили месяц тому назад за грабеж и убийство. Еще есть богатей Томас, собственник двух домов. Еще есть…
При каждом из называемых Томасов Леопольде Нарваец отрицательно качал головой. Но когда был упомянут домовладелец, надежда ожила в сердце старика, и он перебил:
— Извините меня, сэр, но это, вероятно, он. Я разыщу его. Если бы мой драгоценный груз мог быть где-нибудь сложен в безопасности, я отправился бы на поиски сию же минуту. Я, конечно, смогу доверить его вам, ибо вы, это можно видеть и с закрытыми глазами, — человек честности и чести.
Говоря так, он вынул из кармана две серебряных монеты и передал их тюремщику.
— Вот, я хотел бы, чтобы вы и ваши люди получили немного удовольствия за то, что поможете мне.
Джон ухмыльнулся про себя, когда заметил, что интерес и уважение к старикашке заметно увеличились в жандармах после денежного подарка. Они отогнали наиболее любопытных из толпы от разбитой повозки и начали переносить ящики в помещение тюрьмы.
— Осторожно, осторожно, — умолял старикашка, страшно забеспокоившись, когда они взялись за большой ящик. — Несите его бережнее. Он очень ценен и хрупок, чрезвычайно хрупок.
В то время как содержимое повозки переносилось в тюрьму, старик снял с лошади всю сбрую, оставив только уздечку, и перенес ее в экипаж. Но смотритель приказал внести внутрь и сбрую, объяснив, указывая на толпу оборванцев:
— Здесь не останется ни одного ремешка через минуту после того, как мы повернемся спиной к повозке.
Взобравшись на развалины экипажа и поддерживаемый тюремщиком и его людьми, старый торгаш кое-как влез на спину своей лошади.
— Так, хорошо, — сказал он, добавив с признательностью, — бесконечно благодарен вам. Мне посчастливилось встретиться с хорошими людьми, в чьих руках мои товары останутся целы. Это ничтожные товары, товары, вы понимаете, которыми торгуют вразнос, но для меня это все. Я чрезвычайно рад, что встретил вас. Завтра я вернусь с моим родичем, которого я, конечно, найду, и сниму с вас тяжесть оберегания моего ничтожного имущества.
Он приподнял свою шляпу.
Он начал удаляться, давая животному идти только шагом, опасаясь его как виновника только что происшедшей катастрофы.
Вдруг смотритель окликнул его. Старик остановился и повернул голову.
— Поищите на кладбище, мистер Наваец, — посоветовал тюремщик. — Добрая сотня Томасов лежит там.
— Особенно будьте осторожны, прошу вас, мистер, с большим ящиком, — отозвался торгаш.
Джон увидел-затем, как улица снова опустела, потому что и жандармы и оборванцы поспешили скрыться. «Удивительно», — думал Джон, — какие-то интонации в голосе старого торгаша смутно показались ему знакомыми.
Сделав это заключение, Джон перестал думать дальше об инциденте, отошел от окна и подсел к Айрис.
В комнате сторожа, в каких-нибудь пятидесяти футах от камеры Джона, происходила сцена ограбления Леопольда Нарваеца.
Началось это с того, что смотритель произвел внимательный и всесторонний осмотр большого ящика. Он приподнял один конец, чтобы судить о содержимом по весу, и понюхал, как нюхает след ищейка в тщетной попытке разрешить загадку обонянием.
— Оставь его в покое, — засмеялся один из жандармов, — тебе заплатили два шиллинга за то, чтобы ты был честен.
Помощник смотрителя вздохнул, отошел, сел, продолжая оглядываться на ящик, и снова вздохнул. Разговор пресекся, но глаза жандармов неизбежно обращались в сторону ящика. Засаленная колода карт оказалась бессильной отвлечь от него их внимание. Игра была скоро брошена. Жандарм, который надсмехался над смотрителем, сам подошел к ящику и понюхал.
— Ничем не пахнет, — объявил он. — В ящике абсолютно нет ничего такого, что имело бы запах. Кто может там быть?..
— Вот идет Вильсон, — указал смотритель на входящего в эту минуту привратника, чьи заспанные глаза говорили о только что прерванной сиесте. Ему не платили за то, чтоб он был честен. Эй, Вильсон, удовлетвори наше любопытство и скажи нам, что в этом ящике.
— Откуда я могу знать, — сказал Вильсон, глядя мигающими глазами на интересующий их предмет. — Я только сейчас проснулся.
— Но ведь тебе не было заплачено за то, чтобы ты был честен? — спросил смотритель.
— Но ведь, матерь божия, где есть такой человек, который мог бы мне заплатить за то, чтобы я был честен? — воскликнул привратник.
— В таком случае возьми вон там топор и вскрой ящик, — округлил свою мысль смотритель. — Мы не имеем права. Вскрой ящик, Вильсон, или мы помрем от любопытства.
— Мы поглядим, мы только поглядим, — нервозно пробормотал жандарм, пока привратник отрывал доску с помощью лезвия топора. — Затем мы снова забьем ящик и… сунь туда руку, Вильсон, что там такое? А, на что оно похоже? Ах!..
Рука Вильсона нырнула в ящик, зацепила что-то и появилась вновь, вытянув какой-то предмет цилиндрической формы, обернутый картоном.
— Сними покрышку осторожно, ее нужно будет снова поставить на место, — предупредил его тюремщик.
И, когда сначала картонная, а потом бумажная оболочки были сняты, глазам всех присутствующих представилась большая бутыль виски.
— Как изумительно она упакована, — пробормотал смотритель тоном священного ужаса. — Напиток, очевидно, очень высокого качества, если его так бережно пакуют:
— Это виски-американо, — вздохнул один из жандармов. — Лишь один раз в своей жизни пил я виски-американо!..
Жандарм взял бутылку и приготовился, отбить ей горлышко.
— Стой! — закричал смотритель. — Тебе заплатили за честность!
— Мне заплатил человек, который сам был бесчестен, — был ответ. — Эта штука — контрабанда. Пошлина за нее никогда не была заплачена. Старикашка торгует запрещенными товарами. Мы можем не только с признательностью, но и с чистой совестью завладеть ими. Мы их конфискуем, мы примем меры к их уничтожению.
Не ожидая продолжения, Вильсон и жандарм распаковали две новых бутылки и отбили им горлышки.
— Три звездочки — высший сорт, — возгласил Вильсон, при всеобщем молчании указывая на марку. — Видите ли, все сорта виски, вырабатываемые янки, хороши. Одна звездочка показывает, что сорт очень хорош. Две звездочки, что он превосходен. Три звездочки — что он великолепен, божествен, лучше всего лучшего и даже еще лучше. Ах, я знаю это, янки очень крепки на крепкие напитки.
— А четыре звездочки? — спросил смотритель, у которого результаты пробы уже сказывались в блестящей влажности его глаз.
— Четыре звездочки, друг? Четыре звездочки означают или же немедленную смерть, или же вознесение живьем на небо…
Уже через четверть часа смотритель, обняв другого жандарма, называл его братом и заявил, что очень мало нужно для того, чтобы люди на этом свете были счастливы.
— Старикашка круглый дурак, трижды круглый дурак и еще трижды, — выпалил вдруг угрюмый жандарм, который во все время до того не произнес ни слова.
— Старикашка просто бродяга, — сказал смотритель. И когда он вернется завтра за своими тремя звездочками, я арестую его как контрабандиста. Это только даст нам повышение.
— Но ведь мы уничтожаем вещественные доказательства — вот так, — спросил Вильсон, отбивая горлышко у новой бутылки.
— Мы сохраняем вещественные доказательства — вот так, — ответил смотритель, бросая пустую бутылку на каменный пол и разбивая ее на тысячу кусочков. — Слушайте, товарищи, ящик был очень тяжел — это все подтвердят, Он упал. Бутылки сломались. Жидкость вылилась, и таким образом мы узнали о контрабанде. Ящик и разбитые бутылки будут достаточным вещественным доказательством.
- Собрание сочинений в девяти томах. Том 1. Рассказы и сказки. - Валентин Катаев - Советская классическая проза
- Электрическая машина - Валентин Катаев - Советская классическая проза
- Мой друг Ниагаров (цикл рассказов) - Валентин Катаев - Советская классическая проза
- Воскрешение лиственницы - Варлам Шаламов - Советская классическая проза
- Воскрешение лиственницы - Варлам Шаламов - Советская классическая проза
- Ардабиола (сборник) - Евгений Евтушенко - Советская классическая проза
- Каменный фундамент - Сергей Сартаков - Советская классическая проза
- Весна Михаила Протасова - Валентин Сергеевич Родин - Советская классическая проза
- Черный тополь - Полина Дмитриевна Москвитина - Историческая проза / Советская классическая проза
- Москва – Петушки - Венедикт Ерофеев - Советская классическая проза