class="p1">3. Утверждение о так называемом заговоре в результате слушания дела было опровергнуто как ложное. Тем не менее приговоры выносились и по этому пункту тоже.
4. Несомненно доказано, что если действия Германии в Польше являлись агрессивной войной, то Советский Союз был участником этой агрессивной войны. Но если Россия была соучастницей агрессии, тогда ни один русский судья не имел права выносить приговор за это мнимое правонарушение, которое совместно совершило его собственное государство. Тем самым состав суда и с исторической точки зрения будет считаться недопустимым. Не говоря о сути проблемы «агрессивная война», предъявлением доказательств здесь, в Нюрнберге, тоже доказано, что причины того хода развития, который привел к войне, лежали гораздо глубже, а именно коренились в Версале.
5. Защите германской внешней политики на процессе не было дано честного шанса. Подготовленное нами ходатайство о предъявлении нами доказательств удовлетворено не было. Мне не было разрешено дать изложение имеющей решающее значение предыстории войны. Из 300 подготовленных Защитой документов 150 были отклонены без достаточного обоснования. Свидетели, аффидэвиты утверждались только после заслушивания их Обвинением, а по большей части полностью отклонялись. К примеру, показания какого-нибудь жандарма или частного лица при какой-либо правительственной комиссии в качестве доказательства допускались, но переписка между Гитлером и Чемберленом, донесения послов и дипломатические протоколы и т. п. в качестве таковых отклонялись. Германские и иностранные архивы в распоряжение защиты не предоставлялись. Прокуратура разыскивала и односторонне преподносила только компрометирующие документы, а оправдательные сознательно замалчивала. На перекрестных допросах прибегали к всяким трюкам, к использованию «ошеломляющих документов», а честной возможности для высказывания своей позиции не предоставлялось.
6. За совершенные злодеяния осужденные здесь обвиняемые ответственности не несут. Те, кто их совершал или несет за них ответственность, мертвы. Это в первую очередь относится к убийствам евреев, в отношении которых на процессе выяснилось, что они совершались в полной тайне и обвиняемым о них известно не было. Между тем другой стороной в отношении немцев, особенно на Востоке, совершались злодеяния, ничем не уступающие убийству евреев. Судьям, государствами которых совершались или допускались такие зверства (к тому же после войны), не дано права выносить приговоры немцам.
7. Каждый немец, осужденный как жертва политической юстиции, станет препятствием на пути столь настоятельно необходимого примирения между немецким и западными народами. Выгоду от этого получат Советы, поскольку эти процессы не без основания считаются в первую очередь делом, в котором заинтересованы американцы.
По поводу утверждений, которые, в частности, выдвинуты в Нюрнбергском приговоре против моего мужа, он записал, в частности, следующие исправления:
а) В приговоре утверждается, что в своей памятной записке от 2.1.1938 г. (ТС 75) я предложил меры для того, чтобы удержать Англию и Францию от вмешательства в европейскую войну, целью которой является изменение status quo на Востоке. О войне в Восточной Европе я ничего не говорил.
б) Суд утверждает, что при моем назначении на пост министра иностранных дел Гитлер упомянул о возможности решения территориальной проблемы посредством какого-то «окончательного столкновения» или урегулирования «военным путем». Это не может быть доказано никаким документом или каким-либо свидетельским показанием.
в) Суд утверждает, что в австрийском вопросе я после телефонного разговора с Герингом имел разговор с английским правительством, и отсюда делает вывод о моем «двуличии». Это утверждение также неверно, ибо после телефонного разговора с Герингом я никаких разговоров в Лондоне не вел.
г) Суд утверждает, что в период с 25 до 30 августа 1939 г. я вел с английским правительством переговоры, из которых ясно видно, что я хотел побудить Англию нарушить слово, данное ею Польше. Документы же и свидетельские показания доказывают, что это неверно. Независимо от этого возникает вопрос: что же здесь наказуемого?
д) Суд цитирует протокол совещания от б июня 1944 г., которое, как показал Геринг, вообще не имело места.
е) Суд упоминает историю с убийством одного французского генерала, явившимся репрессией за убийство одного немецкого генерала при аналогичных обстоятельствах. Суд хорошо знает, что я высказал Гитлеру свое несогласие с этим намерением, подключил к данному вопросу правовой отдел министерства иностранных дел и во всяком случае выступал за соблюдение Женевской конвенции.
ж) Не соответствует истине и утверждение суда, что я несу ответственность за совершенные во Франции и Дании действия, противоречащие международному праву. Относительно событий в Дании достаточно подробно высказался свидетель Бест в своем аффидэвите. Эти и другие документы судом во внимание приняты не были.
з) Равным образом вымышленным является утверждение, будто я играл важную роль в «окончательном решении» (это понятие я услышал впервые в Нюрнберге) еврейской проблемы. Как раз наоборот. Несколько свидетелей дали по этому вопросу подробные показания. Эти документы тоже не были приняты судом во внимание.
* * *
Я всегда выступал за Женевскую конвенцию, я добился снятия кандалов с английских военнопленных, не допустил того, чтобы русским пленным выжигали на теле клеймо, решительно вмешался против планировавшегося расстрела 10 000 вражеских военнопленных, преимущественно летчиков, после воздушного налета (англо-американской авиации) на Дрезден. Благодаря этому мы перед концом войны все-таки избежали катастрофы среди военнопленных. Я, как и всегда, придерживался взгляда, что проблема летчиков, осуществляющих террористические бомбежки, должна решаться в рамках Женевской конвенции[169]. Гитлер длительное время обдумывал отказ от нее в качестве контрмеры за бомбардировку германских городов.
Я всегда стремился добиться от Гитлера, чтобы еврейский вопрос решался в духе эволюции, т. е. выступал за его решение посредством изменения законодательства о евреях в направлении его смягчения. Пожалуй, не было в партии никого другого, кто тратил бы ради этого столько нервной энергии в устных беседах с Адольфом Гитлером, а также и на памятные записки. Общечеловеческие принципы и моя внутренняя позиция позволяли мне считать это само собой разумеющимся.
Во время войны я вновь и вновь выступал за начало мирных переговоров, и не моя вина, что усилия эти остались безрезультатными.
* * *
Были на скамье подсудимых и такие люди, которые меня изобличали. Я многое мог бы сказать на сей счет, но не хочу этого делать, ибо для меня дело Германии стояло и стоит превыше всего; взаимные нападки могут в таком положении принести немецкому народу только вред.
* * *
Прошедший год был для меня тяжелым — не в последнюю очередь из-за разногласий с адвокатами, которым я во время обсуждения вопросов моей защиты снова и снова должен был разъяснять, что перед лицом вражеского суда не могу выступать против Адольфа Гитлера.
Я часто думал: было бы куда лучше, если бы фюрер в конце апреля 1945 г., как я и умолял его, послал бы за мной «Шторьх» в Науэн и я
