Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человек не может располагать сознательным контролем над своим поведением, если он боится потерять самоконтроль. Это может выглядеть внутренне противоречивым, но на самом деле никакого парадокса тут нет. Страх оказывает на тело парализующее воздействие, подрывая его способность к спонтанным действиям и делая их неловкими и неуклюжими. Конфликт между двумя диаметрально противоположными побуждениями — отступить и действовать — нарушает сознательный контроль и тем самым поддерживает в человеке страх. Разумеется, для страха существуют «исторические» причины. Если, будучи ребенком, некто испытывал беспредельный гнев, то можно понять и простить существующую у такого человека убежденность в том, что любое выражение указанного чувства может привести к суровому телесному наказанию со стороны родителей. В подобной ситуации у ребенка нет иного выбора, кроме как воспретить себе соответствующий поступок и подавить возникающее чувство где-то в глубине своего естества. Однако подавление чувств фиксирует человека на уровне детства. Давнее прошлое становится в его личности чем-то хотя и «замороженным», но потенциально активным — оно может оттаять и начать действовать. Даже в терапевтической ситуации, где всякая опасность устраняется, пациент иногда все-таки продолжает бояться последствий, которые могут явиться результатом выражения интенсивного гнева.
В рассматриваемой нами проблеме «отпускания тормозов» существует и другой аспект, который также имеет отношение к детскому опыту данного индивида. У детей есть тенденция приравнивать друг к другу чувство и поступок. Чувства и желания представляют собою для них мощные силы. Желать кому-то смерти — это может восприниматься ребенком как эквивалент убийства указанного лица. Чувства могут также рассматриваться детьми как нечто весьма стойкое и стабильное. Взрослые знают из опыта, что чувства переменчивы, словно весенняя погода. Гнев в соответствии с меняющимися жизненными обстоятельствами может перейти в заботу, а любовь — в ненависть. Дети, которым присуще бытие целиком в настоящем, никогда не думают в терминах будущего и потому не владеют понятием изменчивости. Боль видится ими как длящаяся вечно. Поэтому дети часто спрашивают: «Когда это закончится?» Указанный тип мышления распространяется и на чувства. «Если я злюсь на тебя, — думает ребенок, — то всегда буду испытывать к тебе злость. Раз я ненавижу тебя, то буду ненавидеть вечно». С указанной точкой зрения связана и другая, приравнивающая мысли и действия: желание убить кого-то для ребенка эквивалентно акту убийства этого человека. Эго маленького ребенка не в состоянии с легкостью провести различие между мыслью, чувством и поступком. Умение различать эти вещи приходит тогда, когда у ребенка появляется самосознание, а эго подросшего человека приведет его к выводу о том, что он обладает сознательным контролем над собственным поведением.
Проводить аналитическую терапию с маленьким ребенком невозможно, поскольку в нем отсутствует объективность, необходимая для того, чтобы аналитический процесс работал и давал результаты. Однако и у многих взрослых нет объективности, поскольку они в эмоциональном плане зафиксировались на детском уровне, а это подрывает их эго и присущую последнему способность проводить четкую дифференциацию между мыслями, чувствами и поступками. Взрослый человек должен знать, что, хотя в нем и может кипеть гнев, достаточный по своей интенсивности для совершения убийства, он под воздействием указанного чувства не станет действовать соответственно, поскольку это неприемлемо или неразумно. Тенденция в любом случае разрядиться посредством поступка берет свое начало в детской компоненте личности. Тем самым, если человек в состоянии питать и выразить чувство убийственного гнева, не доводя это выражение до конкретного действия и даже не намереваясь поступать подобным образом, то это является несомненным признаком его зрелости, «взрослости». Описанное ранее упражнение, в ходе которого пациент сидит на стуле лицом ко мне и, размахивая у меня перед носом кулаками, повторяет сакраментальную фразу насчет возможности убить меня, предоставляет пациентам возможность испытать и развить в себе сознательный контроль над собственным поведением. А это позволит им в дальнейшем быть взрослыми и вести себя как взрослые люди, каковыми они на самом деле и являются.
Еще один важный компонент вышеуказанного упражнения заключается в привязке голоса к взгляду. Многие люди при выполнении этого упражнения будут выкрикивать слова вроде: «Я ведь запросто могу убить тебя», очень громким голосом, но в глазах у них при этом отсутствует гнев. Чрезмерное акцентирование голоса уменьшает энергетический заряд, приходящийся на глаза. Выражение гнева ограничивается одним только голосом — и платой за это становится утрата гнева во взгляде. Такая реакция носит в большой степени инфантильный характер, потому что в младенческом и детском возрасте доминирующим средством выражения чувств служит голос. Однако у взрослых людей преобладающим инструментом экспрессии становятся глаза. Таким образом, гнева взрослого человека нужно больше всего бояться в том случае, когда голос звучит тихо, а глаза сверкают. Тут мы словно идем по стопам философии Теодора Рузвельта, американского президента начала нынешнего столетия, который сказал: «Разговаривай мягко, но держи в руках большую дубинку».
Мне хотелось бы настоятельно подчеркнуть, что, хотя описанные здесь упражнения и уменьшают страх человека капитулировать перед собственным телом, их следует дополнять другими упражнениями на выражение гнева. Надлежащая чувствительность терапевта к проблемам конкретного пациента позволит ему выбрать подходящее упражнение. К примеру, Виктор, случай которого рассматривался ранее в данной главе, рассказывал, как его рука спонтанно потянулась к шее матери, и это было воспринято им в качестве импульсивного побуждения задушить ее. Я могу понять этот импульс. Тон материнского голоса может быть при разговоре с ребенком настолько «шершавым» и жестким, что малыш будет не в состоянии снести его; может оказаться и так, что ребенок ощутит в голосе невыносимую холодность либо враждебность. Однако, как правило, именно постоянное давление на ребенка, производимое матерью с помощью несмолкаемого голоса, который, словно молоток, бьет по его барабанным перепонками, и доводит дитя до состояния, близкого к безумию. В подобной ситуации естественным побуждением ребенка, если он не в состоянии улизнуть или как-то иначе укрыться от неумолимого напора звуков, становится стремление задушить мать, чтобы, наконец, заставить ее «заткнуться». Разумеется, ребенок не может действовать в соответствии с этим импульсом и, следовательно, обязан подавить его. Высвободить это импульсивное побуждение в процессе терапии оказывается сравнительно простым делом. Как уже говорилось, я с этой целью даю пациенту крепкое полотенце, которое он может скручивать и сдавливать так туго, как только пожелает. В то же самое время я призываю пациентов вслух высказывать владеющие ими чувства. Вполне подходят краткие фразы вроде: «Заткнись; я не выношу твой голос; я вполне могу задушить тебя» и тому подобные. Указанное упражнение дает пациенту ощущение силы и власти, которое помогает ему преодолеть имеющееся у него восприятие самого себя как беспомощной жертвы.
Еще одним сильным чувством, которое ассоциируется со страхом перед душевной болезнью, является сексуальность. Интенсивная сексуальная страсть в состоянии, что называется, «понести» человека ничуть не меньше, нежели интенсивный гнев. Индивид может быть влюблен до безумия или даже терять голову и сходить с ума из-за того, что его любовь оказалась преданной. Однако у здорового человека оба указанных чувства синтонны, созвучны эго и воспринимаются им как часть собственного Я. Эти чувства могут войти в состав личности в качестве ее элемента, что дает данному лицу возможность выразить их позитивным и конструктивным образом, однако такое вхождение возможно лишь в том случае, если человек в состоянии в полной мере принять эти чувства и согласиться с фактом их существования. Стремление действенно выразить себя — то ли сексуально, то ли в виде гнева — проистекает из страха перед тем, что попытка удержать в себе возбуждение, порождаемое столь интенсивным чувством, может оказаться чрезмерной. Человек не в силах противостоять сильнейшему возбуждению. Он обязательно должен что-то сделать, чтобы разрядить охватившее его возбуждение, — то ли взорваться гневом, то ли «выступить» по сексуальной линии, то ли сочетать одно с другим. Такое поведение является приметой не страсти, а страха — страха перед психической болезнью. Этот последний вид страха не отличается от страха перед интимной близостью. Избыточность интимной близости пугает, поскольку несет в себе угрозу превратиться в чью-то собственность, как это было давным-давно, когда этот человек принадлежал, словно вещь, своему родителю-соблазнителю. В подобной ситуации ребенка доводит до безумия противоречивый двойной посыл: соблазнение и отторжение, любовь и ненависть.
- Любовь и оргазм - Александр Лоуэн - Психология
- ЖЖизнь без трусов. Мастерство соблазнения. Жесть как она есть - Алекс Лесли - Психология
- Бог в твоей жизни. Аналитическая психология. Сэлф-маркетинг - Оксана Покатаева - Психология
- Анатомия игры - Марина Линдхолм - Психология
- С тех пор они жили счастливо. - Лесли Кэмерон-Бэндлер. - Психология
- Век тревожности. Страхи, надежды, неврозы и поиски душевного покоя - Скотт Стоссел - Психология
- Все секреты мозга. Большая книга про сознание - Владимир Михайлович Бехтерев - Медицина / Прочая научная литература / Психология
- Сексуальная терапия - Хелен Каплан - Психология
- Золотые навыки психотерапии. Практическое руководство психолога-консультанта - Елена Улитова - Психология
- Популярная психологическая энциклопедия - Сергей Степанов - Психология