с надписью: «colui, che la difesi a viso aperto» (тот, кто защитил ее (Италию) с открытым челом)[507], и пр. Говоря об этом, Гверрацци замечает – с обычною неблагонамеренностью: «Кажется, впрочем, что граф не может претендовать на brevet d’invention[508] в деле открытия зол Италии. Дипломаты и властители, пред которыми говорил он, сами прежде его и много раз говорили то же самое; дважды до этого державы увещевали папу править «по-христиански»; за несколько лет раньше в английском парламенте неаполитанское правительство названо было отрицанием Бога, не говоря уж об Австрии и ее проделках на полуострове. Кому же сообщал свои открытия граф Кавур? Не итальянцам ли? В самом деле – может быть, слова Кавура дали знать итальянским матерям об их казненных сыновьях; из слов Кавура узнали мы о тысячах и тысячах родных мучеников, пострадавших от разных тиранов; без его слов мы не знали бы, что мы терпим, не умели бы даже жаловаться!.. Но если такова заслуга графа, так поздно проигравшего на флейте пред конгрессом мотив итальянских бедствий, – то какова же заслуга тех, которые с рассвета своей жизни, за столько лет прежде, изо дня в день принялись громить утеснителей Италии и воплями истерзанной души призывали отмщение ее бедствий?..»[509] На все подобные замечания граф Кавур отвечал, впрочем, очень хорошо в парламенте, отдавая отчет о конгрессе. «Правда, – говорил он, – мы еще не достигли никаких положительных результатов, но тем не меньше мы сделали две вещи, по-моему самые существенные: во-первых, возвестили Европе о положении итальянских дел, и главное – не в революционных, сумасбродных журнальных выходках, а с приличной торжественностью, в могучем собрании высоких особ; во-вторых – Европе внушено убеждение, что уврачевать язвы Италии нужно не только для самой Италии, но и для всей Европы». Видите, значит, в чем дело: и прежде знали то, что сообщил Кавур, но знали от сумасбродных радикалов; Наполеон и Кавур не хотели, чтоб полезные сведения приходили таким гнусным путем, и потому перехватили их и представили от себя, хотя несколько и поздно. Это – раз. А другое – опять важное обстоятельство: итальянские патриоты, для поправки дел в Италии, требовали только, чтобы Европа не вмешивалась в эти дела; по изложению же графа Кавура выходило, что именно Европа-то и должна вмешаться. Это опять объясняется тем же: для патриотов существовала Италия, а для Кавура – Пьемонт; патриоты хотели прогнать всякое чужеземное влияние, а Кавур – только австрийское. «Если бы политика Кавура была не сардинская только, а в самом деле национальная, хотя и чисто монархическая, – говорит один из патриотов, – то он не стал бы толковать с дипломатами о реформах, которые надо вынудить у разных правителей итальянских, и не упорствовал бы в постыдной и беспримерной в Европе системе – предавать свою страну произволу чужого вмешательства, преграждая ей всякую возможность собственной инициативы. Он сказал бы: в Италии готова и неизбежна общая революция; отвратить ее ничто не может, но от вас зависит сделать ее более или менее ужасною и гибельною для остальной Европы. Мы не вызываем революции, мы – люди порядка; но когда она вспыхнет, мы, итальянские патриоты, должны принять и направить ее. Ваше вмешательство может послужить электрической проволокой, через которую движение сообщится остальной Европе; постарайтесь же изолировать это движение, удержитесь от всякого вмешательства в наши дела, предоставьте Италию самой себе. Пусть выйдут из Италии и австрийцы и французы, пусть они сторожат только свои пределы. А если нет, то знайте, что Европа никогда не будет спокойна от Италии; здесь всегда будет волнение, возбуждающее к беспокойствам и другие страны, здесь всегда найдет себе орудие против других держав всякий честолюбец, обещающий Италии помощь в ее освобождении»[510].

Но Кавур не мог говорить подобным образом, потому что у него не было веры в Италию, а Пьемонт не мог обойтись без Франции. Вот почему, восставая против австрийского занятия, он ни слова не смел сказать против занятия Рима французами. Да говорят, что и самая мысль объясниться с конгрессом об итальянских делах была внушена Наполеоном, которому нужен был очевидный предлог для вмешательства в итальянские дела. Мне рассказывал один достоверный итальянец, что когда оказалась надобность изложить на конгрессе положение легатств, то Кавур погнал курьера к Мингетти, чтобы тот прислал ему записку об этом: так мало, отправляясь на конгресс, был приготовлен сардинский министр к своему блестящему и внезапному подвигу.

Со времени Парижского конгресса протекторат Франции над Пьемонтом был решен. Австрия тотчас заметила это, и ее отношения к Франции сделались неприязненней обыкновенного. Пьемонт следил за этим и по мере возникновения и разрешения несогласий в тянувшихся тогда окончательных переговорах держав, участвовавших в Крымской войне – усиливал или понижал тон своих нот с Австрией. В начале 1857 года по случаю путешествия Франца-Иосифа в Ломбардию и одновременной с ним манифестации миланцев в пользу Пьемонта возникла дипломатическая полемика, в которой Кавур выражался очень резко, но которую кончил довольно скромно. В том же году возникло знаменитое дело «Кальяри»[511]; Пьемонт сначала храбрился, требовал от Неаполя вознаграждения, в надежде, что его поддержат; но Англия добилась вознаграждения для себя, а за Пьемонт хлопотала не очень; Франция не видела никакого интереса разрывать дружбу с Неаполем для Пьемонта, – и в 1858 году Кавур отступился от своих требований. Зато он выказал свое значение, посылая сильные ноты по вопросу о Дунайских княжествах; в этих нотах он решительно вторил Франции и потому не боялся быть смелым. В то же время он успел войти в дружеские сношения с Россией и уступил нам порт Виллафранки[512], – спросив, впрочем, предварительно позволения у Людовика Наполеона. Тот, конечно, позволил, потому что в это время уже решился взять Ниццу. Летом 1858 года произошло знаменитое совещание в Пломбьере[513], имевшее своим последствием итальянскую войну 1859 года.

Дальнейших фактов мы не станем рассказывать: их все знают, и в политическом обозрении «Современника» постоянно указывалась надлежащая точка зрения на эти факты. Сделаем только общий вывод, для связи.

Мысль об основании единой Италии даже и в это время не была еще целью политики Кавура. Странно – но сомневаться в этом невозможно после напечатания дипломатических документов относительно итальянского вопроса в Англии и Франции и после обнародования некоторых интимных фактов из того времени. Теперь ясно, что виллафранкский мир вовсе не был неожиданностью для Кавура, а неожиданностью было, напротив, упорное требование герцогств соединиться с Пьемонтом. Первоначальной целью войны было – с одной

1 ... 70 71 72 73 74 75 76 77 78 ... 111

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода - Николай Александрович Добролюбов бесплатно.

Похожие на Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода - Николай Александрович Добролюбов книги

От дождя да в воду - Николай Добролюбов - Публицистика
Том 11. Неопубликованное. Публицистика - Аркадий Стругацкий - Публицистика
Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика
В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
Отцы и дети. Дворянское гнездо. Записки охотника - Иван Сергеевич Тургенев - Русская классическая проза / Разное
Лучшие басни для детей - Иван Крылов - Русская классическая проза
Дневник писателя - Борис Зайцев - Публицистика
Между Бродвеем и Пятой авеню - Ирина Николаевна Полянская - Русская классическая проза
На Западном фронте. Бес перемен - Дмитрий Олегович Рогозин - Биографии и Мемуары / Политика / Публицистика
Том 1. Обыкновенная история - Иван Гончаров - Русская классическая проза

Оставить комментарий