я не мог улыбнуться: радость сменилась будоражащим трепетом.
– Создательница…
– Вновь ко мне за напутствием? Неужели моих слов для тебя мало? Неужели ты не воспринимаешь мои знаки всерьёз?
– Нет, я…
– Задавай свой вопрос.
В её голосе сквозила неведомая доселе сталь, и я вдруг уловил знакомые нотки. В голове возник до боли знакомый образ – образ, преследующий меня с самого рождения, образ, который я не способен отпустить, ведь и он не отпускает меня. Образ матери.
– Создательница, Ты всеведуща, Ты видишь, в каком положении я оказался, – начал я, стараясь подбирать слова как можно осторожнее. – Я оказался между двух огней, между двух наследников – Эдельгвирской империи и Ноа Ка Ваи…
– Ты хотел сказать трёх?
Я ощутил едкую усмешку, и образ снова кольнул меня. В этом образе никогда не было гнева, присущего Создательнице – лишь издёвка, раздражение.
– Я не хотел даже спрашивать о ней…
– Но в тебе всё ещё есть сомнения, – проговорила Создательница тоном, не терпящим возражений. – Я не была бы Собой, если бы не чувствовала это. Феникс, сколько раз Мне сказать тебе, что твои чувства лишь мешают тебе? Ты Проводник. Ты не наследник. Ты не должен к ним привязываться.
– Я не могу…
– Ты не пытаешься.
Она права? Я не знаю. Ничего не знаю… Я содрогнулся. Пламенное сердце трепетало всё сильнее и сильнее, и я схватил реликвию, лишь бы та не обжигала мне грудь.
– Я не знаю, что мне делать, Создательница, прошу…
– На один вопрос – один ответ. Лишь твоя капризность, твой эгоизм не позволяют тебе принять его. Принять то, что один шаг в сторону – и мир рухнет. И ради детской влюблённости ты пожертвуешь столькими жизнями? Жизнью твоей Миры в том числе?
Из моего пламенного сердца будто вынули его привычный жар. Или то было моё настоящее, обычное сердце, всё ещё питавшее какие-то надежды?
– Ты никогда об этом не думал, верно? Мира не выживет, если мир разрушится. Это же очевидно, Феникс. Вот и твой ответ.
Я почувствовал, как надежда выливалась из меня чем-то горячим и горьким. Возможно, это всего лишь слёзы стыда.
– Что же до Адрастеи и Оро, вождя Ноа Ка Ваи, то всё ещё очевиднее. Тебе стоит сделать так, чтобы выжило как можно больше наследников. К сожалению, в Водах это трудно: погибнет один, второй – тоже, ведь гнев одной из сторон не заставит себя ждать. Придётся заставить их выжить любой ценой, возможно, чем-то или кем-то пожертвовать. А Мира… Её можно заменить. В конце концов, у неё ещё молодые родители, способные произвести на свет ещё одну наследницу. Или они могут сами выступить наследниками.
Почему же всё так просто? И так сложно и жестоко одновременно? Я имею право лишь на практичный, циничный расчёт, мои чувства не значат ничего. Почему же я вынужден быть куклой в чужих руках? Почему я?
– Потому что Я выбрала тебя, – незамедлительно ответила Она, и я наконец-то увидел Её лицо. – Ты должен гордиться тем, что так близок к спасению мира. Чтобы подталкивать наследников к правильному пути, Проводник должен сам уметь выбирать.
Я внутренне выдохнул, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Она права. Нельзя позволять моему грешному сердцу совершать глупые выборы. Я не просто подаю плохой пример – я рискую погубить этим весь мир. Всё и всех, что мне дорого. В том числе Миру.
– Правильный выбор, Проводник. Правильный выбор.
Я опустел. Пускай моё пламенное сердце поведёт меня и заменит настоящее. Ведь так лучше для всех.
* * *
Ближайший риф – далеко не такой красивый, как Радужный – послужил нам приютом в эту неспокойную ночь. Рыболюди, поражённые искусным оружием противника, собирались в племенные кучки и помогали друг другу перевязывать раны. На их телах образовались рисунки, которые оставили искусные приёмы эдельгвирцев. Конечно же, ноа-ка-вайцы могут с ними соперничать лишь в рвении и свирепости.
Я расположилась на одном из колючих обрывов, под которыми открывался вид на мельтешащих рыболюдей. Отсюда хотя бы не так стыдно за их поражение. С другой стороны, стыд перед кое-кем другим был гораздо сильнее…
– Он тебя простит, не волнуйся, – приобняла меня Гили, подобравшись поближе. – Он же тебя… ну…
– Любит?.. – натянуто улыбнулась я.
После того, как жестоко я его остановила, я уже не была так уверена. Но Гили об этом знать не стоит.
– Спасибо, Гили, что ты сбежала оттуда. Хотя, признаться честно, думаю, тут тебе будет намного опаснее.
– Ну, когда твои друзья-рыбки попытались принести меня в жертву местным богам, я немного заволновалась, – отшутилась та. – Но ничего, я верила, что ты уговоришь их этого не делать.
Неунывающая Гили – как раз то, что мне нужно в трудное время. Я прижалась щекой к её макушке и вздохнула, сжимая в руке Копьё Коа.
– Эдельгвирцы… Они хотели истребить ноа-ка-вайцев, как животных, – скривилась я. – Неужели они совсем не видят в них таких же смертных, как они сами? Теснят их, убивают…
– О, Мира, тут всё сложнее, чем ты думаешь, – вздохнула Гили. – У них ведь тоже есть причины.
– Чтобы устраивать полное уничтожение чужого народа?
– Это не одностороннее желание.
Я это знала. Прекрасно понимала.
– Они совершали набеги на эдельгвирцев, – пояснила Гили. – Но мы не знаем наверняка. Честно говоря, меня даже это мало волнует: я за тебя волнуюсь.
– Ты права. Правду мы уже никогда не узнаем. Но я рада, что ты мне рассказала, что по ту сторону. Вот бы и Феникс это узнал…
Гили вдруг напряжённо согнулась.
– Ты уверена, что он изменит своё мнение? Что он тебя послушает?
– Конечно! – в запале возразила я. – Почему нет? Мы доверяем друг другу!
Вновь Гили задумалась. Она явно что-то недоговаривает. Мне ли не знать, как она выглядит, когда врёт.
– Гили, не надо больше пытаться меня оградить от Феникса! Я же говорила…
– Я была с ним, Мира. Я всё понимаю.
– Он беспокоился обо мне? – пролепетала я сорвавшимся голосом.
– Конечно. Он признался перед эдельгвирским императором, что собирается тебя спасти. И так признался, понимаешь…
Гили никогда не была хороша в объяснениях романтических чувств, поэтому начала жестикулировать, но я сразу поняла, что она хотела сказать.
– Тогда чего же ты меня отговариваешь? – в полной растерянности спросила я.
Гили тут же сложила руки. Грудь её тяжело поднялась и опустилась, и я начала раздражаться.
– Дело вовсе не в обещании, – покачала головой я. Гили вновь согнулась. – Гили. Признайся мне. Мы же подруги.
– Да… Я помню об этом, Мира, – пролепетала она. На этот раз её голос уже сорвался.
– Так если помнишь, почему же врёшь мне?! – воскликнула я и тут же пожалела об этом.
Гили всхлипнула и поднесла руку ко рту. Уши её прижались так, словно она не хотела меня больше слушать.
– Гили, извини, я не хотела… – обняла её я, но та перебила меня:
– Это ты меня извини… Я виновата перед тобой.
– В чём? Ты всё мне можешь
