Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неправда, что Советский Союз — агрессор. Не должно быть никаких предварительных условий для научного сотрудничества. Если мы начнем обвинять друг друга, мы достигнем немногого. Ясно, что Генеральный секретарь Брежнев, прошедший через ужасы Второй мировой войны, не хочет войны. Даже Сахаров сказал, что соглашение о сокращении вооружений должно иметь приоритет.
Нам надо искать пути к согласию. Ученые не должны ставить дополнительных условий.
Л.: Большое спасибо, господин президент, за эту возможность вновь встретиться с вами и за ваше обещание разобраться в проблеме ученых-отказников. Я непременно передам ваши слова коллегам.
А.: Вы должны помнить об ограниченных возможностях Академии.
Л.: Благодарю вас, до свидания. Надеюсь, дела пойдут лучше, и мы встретимся снова.
После ГорькогоЯ больше не видел Сахарова до декабря 1988 г., когда он впервые приехал в Соединенные Штаты. Встреча в Нью-Йоркской академии наук была очень эмоциональной, многие плакали от радости. Сахаров выглядел усталым, но в общем здоровым. Он говорил о том, что в Советском Союзе существует множество проблем: политических, экономических, в области прав человека, и все же Запад должен поддержать Горбачева, так как его политика уменьшает риск ядерной войны, а это всегда было первой заботой Сахарова.
Снова я увидел Сахарова лишь в июле 1989 г. в доме Тани и Ефрема в Ньютоне. Он там был с Еленой. В то время Сахаров усердно работал над своими воспоминаниями. Мы очень приятно провели пару часов на кухне, попивая чай и кофе и угощаясь черникой и творогом- любимой едой Андрея. Мы немного поговорили о науке. Я возвращался с советско-американской конференции по хаосу, проходившей в Вудс-Хоуле, и Сахаров выразил сожаление, что он не может уделять достаточно времени науке. Он сказал, что от всего сердца хотел бы вновь все свое время отдавать физике. Мы обсудили также политическую ситуацию в Советском Союзе. Разговаривать было сложновато. Постоянно происходило следующее: я задавал вопрос по-английски; Андрей или Елена начинали отвечать, но тут же пускались в оживленную дискуссию по-русски, которую Таня переводила мне на английский. Проблемы национальных меньшинств в Советском Союзе, особенно армян, очень занимали Сахарова в то время.
В последний раз я видел Сахарова в сентябре 1989 г. и снова на кухне — на этот раз в его квартире на улице Чкалова. Мы пришли к нему около трех часов дня, после плотного обеда в доме Виталия Гинзбурга, и увидели, что Елена и Андрей ждут, что мы разделим с ними их обед. Елена приготовила жареную картошку, замечательный салат, маленькие пирожные и, конечно, "кухаркин чай". Мы снова обсуждали проблемы национальных меньшинств — Андрей и Елена были очень огорчены азербайджанской блокадой Карабаха; Андрей жаловался, что Горбачев слишком благоволит Азербайджану, и хотел сам отправиться в Карабах, чтобы узнать, чем помочь. В тот же вечер он и Елена уезжали в Свердловск на открытие памятника сталинским жертвам. Несмотря на все эти и многие-многие другие дела, связанные с правами человека и реформами советской системы, которые заставляли Сахарова работать по 18 часов в сутки, он выглядел неплохо; Сахаров провел нас по квартире, показывая семейные фотографии и другие семейные реликвии. И на этот раз я опять вышел из его дома, унося с собой впечатление духовного величия Сахарова, — это ощущение и память о нем навсегда останутся со мной.
Джеpеми Стоун
Фрагменты тpех статей
С разрешения проф. Дж. Стоуна редакционной коллегией отобраны выдержки из трех его статей: 1. FAS Newsletters, v.28, № 10, декабрь 1975 г., 2. "Лос-Анджелес Таймс" от 27–29 мая 1984 г., 3. Journal of FAS, v.40, № 3, март 1987.
Часть 1Рано утром 8 ноября 1975 г. мы поехали на дачу к Андрею Дмитpиевичу Сахарову. Мы приехали туда в 11 часов утра и пробыли до 5 часов вечера. Его дача расположена в том же месте, что и дачи высших официальных лиц Советского Союза. По дороге мы проезжали мимо дачи министра обороны Гречко; на большинстве перекрестков стояли милицейские посты. У Сахарова три Звезды Героя Социалистического Труда — столько же, сколько у Брежнева и у Хрущева. Это дает ему исключительный статус…
…Мы начали с того, что обсудили действия FAS, направленные на то, чтобы Елена Боннэр получила визу в Италию, куда ее пригласили для операции на глазах (в это время она уже была в Италии, и ей как раз сделали операцию и поставили контактные линзы). Сахарову хотелось узнать историю с визой подробнее: за год до нашего протеста Вилли Брандт обратился непосредственно к Брежневу, а позже это сделал и король Бельгии. За день до того, как виза была выдана, госпоже Сахаровой сообщили, что ей отказано в выезде. В ответ она сказала чиновнику: "Я ослепну, и ответственность за это падет на вашу голову". А на следующий день ее вызвали в ОВИР и выдали визу. Это случилось в последний день работы конференции Международной федерации научных работников. Советские официальные лица заявили, что выдача визы была данью уважения конференции (мы ее бойкотировали; см. FAS Public Interest Report, October 1975.). Было похоже, что наш бойкот и усилия Международной федерации имели решающее значение. Мы заговорили о радиостанции "Голос Америки". Все были согласны в том, что передачи «Голоса» стали уделять арестам диссидентов меньше внимания. Все чувствовали, что «Голос» слишком осторожничает, редко передает отрывки из самиздата, и что люди теряют к нему интерес. "Передачи ухудшились и сегодня неинтересны", — так сказал Сахаров, и все с ним согласились. (Замечу для членов FАS: Сахаров слышал по "Голосу Америки" о нашей полемике с Национальной академией наук по поводу ее доклада о ядерной войне.)
Антисемитизм вновь заявил о себе статьей в «Труде» от 9 октября 1975 г., в которой намекалось на еврейское происхождение госпожи Сахаровой — фразой о том, что газета не знает, сколько pаз по тpидцать сpебpеников составляет Нобелевская пpемия, но что"…возможно, госпожа Сахарова знает это лучше". Во избежание обвинений в антисемитизме статья была подписана еврейским псевдонимом.
Обсуждалась и проблема Юрия Гольфанда. Официальные лица утверждали, что он "представляет собой слишком большую ценность для того, чтобы позволить ему эмигрировать", однако его уволили с работы за "низкую научную продуктивность". Сахаров рассказал о теориях Гольфанда и назвал их очень интересными.
Я спросил, что означает "слишком ценный". Сахаров ответил, что, поскольку работать в СССР Гольфанду не позволили, то, вероятно, это означает "слишком ценный, чтобы отдать Западу". Гольфанд в то время расклеивал афиши, к тому же прикрываясь именем жены, поскольку людям с высшим образованием, тем более профессорам, такой работой в СССР заниматься запрещено.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Артем - Борис Могилевский - Биографии и Мемуары
- От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук - Биографии и Мемуары
- Воспоминания - Андрей Сахаров - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Отец шатунов. Жизнь Юрия Мамлеева до гроба и после - Эдуард Лукоянов - Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение
- Борис и Глеб - Андрей Ранчин - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Эта радуга, полная звука... Grateful Dead: Все годы - Блэр Джексон - Биографии и Мемуары
- Записки некрополиста. Прогулки по Новодевичьему - Соломон Кипнис - Биографии и Мемуары
- Последние дни жизни Н. В. Гоголя - Вера Аксакова - Биографии и Мемуары