Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг спохватился. Даже в минуту смертельной опасности в нём заговорила надменность василевса, которая не допускала доверительного тона в разговоре с подданными, и он произнёс повелительно:
- Я приказываю найти эти решения, паракимонен. Я приказываю… Слышишь?
- Положение безвыходное. Но если приказываешь, божественный василевс…
Цимисхий свободно вздохнул. Он был раз такому ответу. Даже стал допытываться, на что же возлагал надежды Василий. Царь вполне надеялся на его лукавый, изворотливый, проницательный ум, на его хладнокровие, на его знание людей, на его решительность, на его способность к безграничным уничижениям, безграничным испытаниям, если это помогает делу.
А паракимонен собрал в столице лучшие оружия: чешуйчатые брони стародавних восточных форм, изящные мечи, великолепные секиры, метательные копья, небольшие арабские луки, особого рода самострелы, которых не знали русские воины, нагрудные латы, панцири, щиты с монограммами в богатой оправе из драгоценных камней.
Василий привёз всё это в стан Святослава и всю ночь в тайном страхе молился за избежание погибели. Судьба василевса, судьба державы, его судьба висели на волоске; они зависели только от его дипломатического хода. Он молился исступлённо, с отчаянием в душе.
Стоя на коленях перед распятием, со слезами на глазах, он шептал:
- Восстань, Иисусе! Подними десницу твою и помяни скорбящих. Сокруши силу врагов наших, силу нечестивую и беззаконную. Если это за грехи наши послано тобою испытание, то молим тебя, лишить нас частицы гнева твоего. Враги наши несговорчивы, жестоки, алчны, неумолимы. Помыслы о злобе их и воздай правосудие беззащитному и попираемому.
Целую ночь молился Василий. Когда князь проснулся и вышел из шатра, как раз к этому моменту паракимонен приурочил подношение новых даров. Он разложил блистающее оружие в таком порядке, что сразу глаз охватил их исключительные качества.
Святослав вышел из палатки, бодрый, в расстёгнутой сорочке на груди. Блики от оружия ударили ему в глаза. Он остановился в изумлении и увидел оторопевших послов, по своему обычаю распростёршихся перед ним. Разумеется, он не мог разглядеть из лиц, он увидел только вздрагивающие спины, прикрытые драгоценными одеждами. Бросился к оружию, обнажил меч, попробовал его лезвие, помахал им в воздухе и мгновенно разрубил тушу мяса пополам с одного взмаха. Он поцеловал этот меч, радостно, как ребёнок, потом стал примеривать щит и латы. Паракимонен следил за каждым его движением. Он поднял голову и сказал:
- Василевс прислал тебе, князь, эти подарки, рассчитывая укрепить дружбу, а не разжигать войну, бессмысленную и кровопролитную.
Святослав насторожился:
- Уж не просит ли царь мира? - спросил Святослав. - Приличествует ли столь прославленному полководцу просить мира у презираемых вами варваров?
- Царь велел передать, что нет никаких причин оставаться с великим завоевателем, князем Руси, в ссоре. Что было бы полезнее для обеих держав крепить прочный мир, о котором ясно сказано и в наших прошлых договорах с твоим отцом и в устном разговоре с твоею мудрой матерью-Ольгой, принявшей дух новой веры в Царьграде. Русские всегда были самыми желанными гостями в нашей столице, и нет надобности убеждаться нам в том, чья сила возьмёт верх, потому что в силе твоей убедился весь мир, и пришло время, князь, изумить мир твоим безграничным великодушием и мудростью. Продолжение войны повело бы к разрушению величайшей и чудесной столицы, к смятению в европейских городах, к мятежам, к бессмысленному пролитию крови. Тогда как мир принёс бы тебе всё же плоды победы, которых ты добивался. Царь смиренно просит мира и не ограничивает тебя, князь, никакими условиями. Будь милостив и великодушен.
Паракимонен подал знак послам и они отдалились. Святослав пригласил Василия в шатёр, убранный восточными коврами.
Расчётливое и коварное унижение греков льстило простодушному и доверчивому Святославу. Он готов был слушать этого вельможу без конца и проникся к нему симпатией. Он даже стал задумываться над смыслом его доводов и находил в них резон. В самом деле: завоёванные пространства земель, ставшими русскими, нуждаются в порядке. Дымятся развалины усадеб, городов и сел, пепелища лежат на торговых путях; беглое население, встревоженное войнами, прячется в лесах, в пещерах, в оврагах. А тут ещё предстоят новые бои и великие жертвы… Царь, может быть, и не зря просит мира, побуждаемый к тому добротой души и состраданием к людям. А первый советник царя обещает все, что князю будет угодно, лишь бы столиц» не подвергалась напастям… Чувство великодушия побороло всё в душе Святослава, и он сказал:
- Негоже и не в наших нравах рубить просящего милости…
Паракимонен убедился, что ход его удался. Он продолжал стоять на коленях и старался изображать фигуру как можно более смиренную, униженную, попранную, несчастную.
- Царь не простил бы мне так откровенно унижаться и признаваться в его тайных мыслях, - продолжал паракимонен смиренным тоном. - Унижение имеет предел даже у верноподданных. Но ведь я знаю, и потому предельно искренен, что истинное благородство витязей, к каковым я имею честь тебя, великий князь, относить, не даст воспользоваться унижением противника в дурных целях. Я знаю, что князь любит прямоту и презирает лукавство дипломатов, поэтому не опасаюсь разгласить и домашние заботы нашего василевса, толкающие его просить твоего, князь, великодушия. Царь накануне свадьбы с царевной Феодорой. Страстная любовь побуждает его ускорить бракосочетание. Война отвлекает от этих милых и мирных занятий. Я уверен, что князь поймёт человеческие слабости, от которых, увы, не избавлены даже земные владыки.
Святослав рассмеялся весело и сказал:
- Передай своему царю, что русские, не вовремя вторгнувшиеся в пределы его государства и омрачившие сладкие минуты его любви, приносят ему искренние извинения. Просвещённый повелитель ромеев хорошо знает неотёсанность варваров, не раз описанных, как о том мне говорил мой друг Калокир, вашими придворными хронистами. Обязательно передай извинение также и прелестной и молодой его супруге Феодоре. Моя матушка с её отцом Константином Багрянородным разделяла трапезы и не раз мне об учёности её отца рассказывала… Он и про нас, русских, сочинял что-то… (Святослав, конечно, не знал насколько невеста Цимисхия была «молода и прелестна»).
Вызвав хорошее расположение духа у князя, паракимонен воспользовался этим и продолжал описывать мнимые страдания уже немолодого царя. Потом, видя успех, перешёл к скабрёзным сплетням.
Святослав с удовольствием слушал скандальные истории из жизни сановников. Князь больше веселел, оживлялся, хохотал, вникал в подробности тайной жизни Дворца, измен цариц, любострастие князей церкви. Евнух Василий с презрением и злостью относился к этим вожделениям пола, недоступным его натуре. Князь беззлобно подсмеивался над обитателями Священных палат и даже сам вставлял словечки к особенно скабрёзным историям, известным ему от Калокира и перебежчиков.
Паракимонен презирал и этого торжествующего варвара и ещё больше самого себя - в роли шута и поставщика кощунственного зубоскальства, пособника веселья князя, веселья, купленного ценою глумления над ромеями. Привыкший сам в течение долгого времени повелевать сановниками при своём дворе, плести интриги и держать в руках судьбу царей и цариц, и даже судьбу всей державы, Василий прекрасно понимал, каким он казался жалким теперь в глазах самого князя, особенно в своей шутовской роли развлекателя и рассказчика грязных историй из интимных похождений василевса. Но пришпорив себя усилиями железной воли, он шёл на всё ради поставленной цели.
Он долго этими побасёнками удерживал внимание Святослава, ловя в то же время каждый его жест, каждый оттенок мысли и выражения её. Он падал на колени, ударялся об пол лбом, не переводя дыхания заверял князя в своих лучших к нему чувствах, в самых мирных намерениях своего василевса и в своей доброй воле и братском расположении к русским. Он припоминал все случаи хорошего с ними обращения в государстве, припомнил приезд и ласковый приём Ольги, и серебряное блюдо, которое подарил ей Константин Багрянородный, отец невесты Цимисхия - Феодоры. Перечислил договоры, по которым русские купцы получали те или иные льготы. И хвалил, хвалил, хвалил добротные русские товары.
Сам повидавший много стран и разных людей, Святослав охотно беседовал с осведомлённым и приятным паракимоненом и угостил его вином. Захмелели оба. Василий пустил в ход всё своё красноречие, воздействуя на ум и сердце великодушного князя. В мире есть только два прославленных и удививших мир полководца, владеющих огромными землями. Зачем в таком случае изнуряться в ненужной борьбе, чтобы плоды её достались третьему, как это часто случается в истории. Не лучше ли поделить сферы влияния. И Василий нарисовал перед князем картину благоденствия двух великих держав на земле. И Святослав дал слово послать к Цимисхию посла. И действительно для заключения окончательного договора в Царьград прибыл Калокир и с неслыханным почётом был принят Цимисхием и совещался с ним наедине. Царь даже не разрешил присутствовать при этом своему любимцу - паракимонену, от которого не скрывал ничего, и своему придворному историку Льву Диакону, которого допускал присутствовать на аудиенциях, пиршествах и триумфах. Василевс знал, что ему придётся унижаться перед бывшим единомышленником, другом, собутыльником, и он не хотел, чтобы эти ужасные, невыносимо обидные факты были достоянием истории.
- Святослав. Возмужание - Валентин Гнатюк - Историческая проза
- Святослав. Болгария - Валентин Гнатюк - Историческая проза
- Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов - Историческая проза
- Святослав - Семен Скляренко - Историческая проза
- Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин - Историческая проза
- Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ] - Николай Александрович Баранов - Историческая проза
- Черные стрелы вятича - Вадим Каргалов - Историческая проза
- Напоминание всем народам и странам о непобедимости России - Орис Орис - Историческая проза / Поэзия / О войне
- Cамарская вольница. Степан Разин - Владимир Буртовой - Историческая проза
- Баллада о первом живописце - Георгий Гулиа - Историческая проза