Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любе очень хотелось ответить: «Поговори с ним сама. Сама ему все объясни, и пусть он тебе выскажет все, что думает, и пусть кричит, ругается, уговаривает. Прими хоть раз удар на себя». Но она понимала, что дочь ждет от нее помощи и поддержки. Нельзя отталкивать человека, который тебе доверился.
– Конечно, я скажу папе, – пообещала Люба. – Он расстроится, но я постараюсь найти слова, чтобы убедить его.
Родислав, услышав новость, остолбенел.
– Что значит – она уходит? Почему? Ей что, плохо с нами? Накормлена, ухожена, чего ей еще? Мы ей ничего не запрещаем, ни в чем не ограничиваем, покупаем все, что попросит, даем деньги, сколько нужно. Чем она недовольна?
– Родинька, Леля – взрослая женщина, ей тридцать лет, даже уже почти тридцать один, она имеет право жить так, как считает нужным, – убеждала его Люба. – Она не простила нам с тобой истории с Лизой и ее детьми. И на это она тоже имеет право.
– Да кто она такая, чтобы нас с тобой судить? – возмущался он. – История с Лизой ее никаким боком не касается. Она что, была чего-то лишена из-за Лизиных детей? У нее что-то отняли? Ей чего-то не хватало? Да у нее все было: и книги самые редкие, и одежда самая лучшая, и самый сладкий кусок ей в тарелку клали. Ее всегда любили, баловали и оберегали. А теперь, выходит, мы с тобой во всем этом виноваты, что ли?
– Ей не хватало искренности, – грустно объясняла Люба. – Мы с тобой все время лгали, ложь висела повсюду в нашем доме, словно паутина, мы ею дышали, мы ели ее вместе с пищей, мы в ней жили, понимаешь? А Лелька – она же тонкая, интуитивная, она это чувствовала, но поскольку ничего не знала, то и не могла понять, в чем дело. Она чувствовала нашу с тобой неискренность. А уж когда мы в открытую стали обманывать папу насчет Коли, ей стало совсем тяжко. Родинька, постарайся ее понять. Не сердись на нее.
– Я? Я должен ее понять? – продолжал кипеть Родислав. – А нас с тобой она понять не хочет? Или она даже не пыталась?
– Понимать или не понимать – это вопрос доброй воли. Леля эту добрую волю проявить не хочет. Или не может. Но мы-то с тобой старше и мудрее, давай же ее проявим. Давай отнесемся к девочке с пониманием.
В конце концов Люба уговорила мужа принять ситуацию и не устраивать дочери скандала.
На следующий день собрались гости, Тамара привезла на своей машине Николая Дмитриевича, приехали Лариса и Василий с детьми. И Юля тоже пришла. Впрочем, летние каникулы в инстиуте еще не закончились, и она приходила каждый день прямо с утра и уходила только вечером. Узнав, что Денис – родственник Евгения Христофоровича и приходится Родиславу каким-то многоюродным племянником, Николай Дмитриевич пустился в воспоминания.
– Ты ведь Евгения Христофоровича не застал, он умер лет за двадцать до твоего рождения, вот мы тебе сейчас расскажем, каким он был.
Далее последовал рассказ о далеких временах, когда у Головиных и Романовых были дачи по соседству, о знакомстве Любы и Родислава, об огромной библиотеке профессора Романова и о том, каким неприспособленным в быту он был. Вспомнили и Клару Степановну. Налили, выпили, не чокаясь, помянули обоих.
Лариса сидела молча, с улыбкой мадонны и со спящей малышкой на руках, зато Василий взахлеб расписывал успехи Костика в минувшем учебном году и необыкновенный ум и сообразительность маленькой дочурки. При этом некрасивое лицо его светилось и буквально преображалось на глазах. Они с Ларисой до сих пор так и не поженились, несмотря на усиленные уговоры Василия. Лариса сначала никак не могла решиться, потом не хотела идти в ЗАГС с животом, потом углубилась в хлопоты с маленьким ребенком и говорила, что ей не до свадьбы. Кроме того, после вторых родов она очень поправилась, стеснялась своей полноты и собиралась худеть. Бракосочетание решили отложить примерно на год.
Люба внимательно разглядывала собравшихся за столом. Тамара совсем не постарела, осталась такой же худенькой и миниатюрной, со стильной стрижкой, только волосы стали совсем белыми – она перестала закрашивать седину, считая, что так намного красивее. И одета она по-прежнему элегантно и экстравагантно, сочетая в одежде несочетаемые, казалось бы, цвета. Ей на будущий год исполнится шестьдесят. Боже мой! Тамаре – шестьдесят! Давно ли они сидели в темной комнате на даче и шептались, и Тамара учила свою младшую сестру идти своим путем и стараться сохранить себя. Давно ли… Да, давно. Столько всего с тех пор произошло…
А папа совсем сдал. Ему уже восемьдесят семь, волосы совсем редкие, лицо красноватое от сетки мелких сосудов, руки уже не так уверенно держат приборы, и слух подводит, и голос стал надтреснутым. Но он еще молодец, и рюмку поднимает вместе со всеми, и смеется над шутками, если, конечно, ему удается их расслышать.
Лариса – кругленькая, с пышной молочной грудью, с умиротворенным лицом. Столько ей, бедняжке, пришлось пережить! Кажется, совсем еще недавно она была беспутной девахой, наивно и так по-детски пытавшейся соблазнить Колю полоской голого живота, торчащего из-под короткой майки, и вот она уже дважды мать. Дай бог ей счастья, она заслужила. И пусть ее избранник – далеко не принц на белом коне, но он даст ей покой и уверенность, все то, чего у нее никогда не было раньше.
После горячего решили сделать перерыв и переместиться в гостиную, посмотреть по телевизору популярное ток-шоу. Люба принялась убирать тарелки, Юля кинулась ей помогать. Николай Дмитриевич задержался за столом и поманил дочь к себе.
– Чего-то у Лариски мужик больно неказистый, – сказал он. – Неужто получше не нашла? Она ведь такая красавица.
Люба негромко рассмеялась. Отец всегда питал пристрастие к женщинам с формами, а Тамару до сих пор искренне считал некрасивой.
– У него есть другие достоинства, – объяснила она. – Он любит Ларису и хорошо ладит с Костиком.
– Когда ж они поженились? Ты мне ничего не говорила про то, что она замуж вышла.
– А они пока не поженились.
– Что так? – отец приподнял по-прежнему густые брови. – Он, что ли, не хочет?
– Нет, он-то как раз очень хочет, а Лариса тянет. Хочет сначала похудеть, чтобы свадебное платье лучше сидело.
Отец подумал немного и покачал головой.
– И какая только дурь в бабских головах сидит – это уму непостижимо. Что Колька? Есть от него новости?
– Звонил на днях. У него все хорошо, – привычно солгала Люба. – Продлил контракт еще на три года.
– Чего ж его в отпуск-то не пускают? Приехал бы домой, хоть повидались бы.
– Папуля, он в отпуск ездит в другие места, в Майами, на Кубу, в Австралию. Чего ему здесь делать? Пусть хоть мир посмотрит.
Она сама себя не слышала, произносила слова автоматически, борясь с дурнотой. Коли нет уже три года, а ей все еще больно. Больно вспоминать о нем и еще больнее говорить о сыне как о живом. Она все на свете отдала бы за то, чтобы то, что она сейчас говорила отцу, было правдой. Пусть хоть на одну сотую, но правдой.
– Он там не женился еще? – продолжал допрос отец.
– Вроде нет. Пап, разве нынешнюю молодежь разберешь? Живут вместе, называют себя мужем и женой, а на самом деле не расписаны и в любой момент могут разбежаться. Я в это не лезу. Он взрослый мальчик, сам разберется.
– И то верно, – согласился Головин. – Пойду ток-шоу посмотрю, там сегодня должна быть интересная тема, флаг и герб Москвы будут обсуждать, закон-то приняли недавно.
Люба с улыбкой посмотрела вслед отцу. Подумать только, ему интересны такие темы, как флаг и герб Москвы! Нет, пожалуй, Николай Дмитриевич не так стар, как ей показалось. Он еще многим фору даст.
* * *Ветер отдохнул, немного окреп и слушал сериал, приподнявшись метров на пять над землей.
– И так мне Лариса с Василием в этот раз понравились, что я не утерпел и полетел их до дому проводить, – продолжал рассказывать Ворон. – На людях-то я их посмотрел, а как они между собой, когда их никто не слышит и не видит, не знаю. А мне интересно стало. Ну и, доложу я вам, хорошая из них пара получается. Василий этот вокруг Лариски так и вьется, заботой ее окружает, в глаза заглядывает. Я даже вспомнил Любочку и Родислава в давние годы, как она над ним крыльями махала.
– А теперь-то что ж, не машет разве? – спросил Камень.
– Теперь тоже машет, – отмахнулся Ворон. – Только уже не так отчаянно. Не сбивай меня. Василий взял на себя функции главы семьи, всем командует, все решает, бюджетом распоряжается, но он и зарабатывает больше Лариски, то есть белая зарплата у него, конечно, меньше, потому как Бегорский в своем холдинге всем такие оклады установил – закачаешься, но поскольку Василий – механик от бога, руки у него золотые и работает он на совесть, то ему клиенты из рук в руки приплачивают очень даже немало.
– Какая, ты говоришь, зарплата? – переспросил Камень. – Белая? Это как?
– Ох, тяжело с тобой, – вздохнул с высоты Ветер и постарался популярно объяснить товарищу про «белую» и «серую» зарплату и «черный нал».
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Оранжевый туман - Мария Донченко - Современная проза
- Ад - Александра Маринина - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Берегись автомобиля - Эмиль Брагинский - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Оборванные нити. Том 3 - Александра Маринина - Современная проза
- Я сижу на берегу - Рубен Гальего - Современная проза
- Подснежники - Эндрю Миллер - Современная проза