лучше чаю.
Фон Кутченбах слегка улыбнулся уголками губ.
— Понимаю. Русские пьют чай. Тогда пусть будет чай.
И за чаем фон Кутченбах поведал Громову, что Ксюша Громова оказалась почти единственной из тех, кому удалось выжить. Кроме неё спаслись ещё её родители, но они не знали, что дочь жива и ещё двое — некто Карапет Карапетян и Ставрос Мавромати. До Земли они все добирались порознь. Сначала вернулась мать, она почти не пострадала, но добиралась на перекладных почти два года, а отца собирали буквально по кусочкам, он год был в коме, потерял память и после этого о полевой работе ему пришлось забыть.
Всё это Дарий знал.
— А как вы поняли, что это моя сестра и что она жива?
— Была жива. До той операции. Да и сейчас её считают пропавшей без вести. Она сумела бежать и после этого её следы теряются. Дело в том, что она — самостоятельная тактическая единица. Почти неуправляема. Кому пришла в голову идея включить её в группу, да ещё и с этим Динко — ума не приложу. Куратор их группы, кстати, вскоре после этого умер при очень странных обстоятельствах. И то, что она — Ксения Громова, как раз знали очень немногие. Оперативный псевдоним у неё был — Сержант Пеппер.
В ответ на недоумённое молчание Дария фон Кутченбах ответил:
— Была когда-то, давно, такая песенка. Про «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера». Собственно, что нам известно про неё после того, как она покинула станцию за несколько секунд до взрыва, это то, что спасательная капсула, она же мини-корабль, довольно долго дрейфовала в космосе. Дело в том, что конструкция там такая, что находящийся в ней человек впадает в состояние анабиоза. И может находиться в этом состоянии довольно долго. В конце концов твоя сестра оказалась на Патане — это одна из планет Земного Содружества. Там есть несколько довольно крупных островных архипелагов и два материка. На одном из островов и оказалась твоя сестра. Сначала её поместили в приют для сирот, где дали другое имя — назвать себя она не смогла, на какое-то время она потеряла память, а потом отправили в одну из закрытых школ. Школу она закончила, к тому времени память к ней вернулась и она изъявила желание вернуться на Землю, где и поступила в одно из военных училищ. А там на неё уже обратили внимание люди из нашей организации. Спустя год после её появления на Островах, там была революция и гражданская война и архивы где были сведения о её появлении и переименовании были утрачены. Так что нам пришлось верить ей на слово. Поэтому её семью нам и не удавалось долгое время разыскать. Да мы и не искали.
И вот теперь, после этого разговора, Дарий и решился поговорить с родителями. До этого его обиды на них были глупым мальчишеством. Если его сестра жива, всё ещё жива — он обязан её найти. Да в любом случае! Живую, или мёртвую! — он её найдёт!
Глава 11
Переведи меня через майдан…
Гвидо Паверс любил роскошь и комфорт и предпочитал жить на широкую ногу. А удачная женитьба на рмаркритской аристократке позволяла ему осуществлять свои желания, ни в чём себе не отказывая. Жена его, по достижении 130-летнего возраста, что соответствовало примерно нашим пятидесяти пяти, или шестидесяти годам, ушла в Тихий Приют, как того требовал обычай, оставив дом и всё остальное движимое и недвижимое имущество в полное распоряжение Гвидо. Единственное, чего он не мог — это жениться во второй раз, или завести любовницу. За это могли убить обоих — и мужа, и его новую пассию. А ведь когда-то начало рмаркритской традиции для стареющих женщин удаляться в уединённую обитель в горах, положили именно мужчины. Мужья, которым седина вступала в бороду, а бес, соответственно, в ребро, просто изгоняли туда стареющих и теряющих привлекательность жён. Так что Тихий Приют являл собой нечто среднее между суперкомфортабельной тюрьмой с бесконечным сроком и домом для престарелых. Вся вина женщин, помещаемых туда, заключалась в том, что они, увы! — старели! Как будто мужчины оставались вечно юными… Правда, касался этот обычай исключительно женщин из аристократических кругов. Простолюдинки старели в кругу родных и на виду.
Полковник Малинин.
— Я служил на Илуо почти пять лет и неплохо знаю тамошние порядки. Больше всего это заведение напоминает лепрозорий. Показываться на глаза даже родным и уж тем более выходить за пределы — они права не имеют. Да им и не надо. Деньги на содержание родственники переводят, всё необходимое для жизни, к которой они привыкли — у них есть. Только ведь они привыкли к власти. К интригам. К тому же, они там, хоть и взаперти, но связи с миром сохранили. Вот и продолжают привычное дело. Плетут заговоры, интригуют. Через доверенных лиц. И постепенно прибрали к рукам всю реальную власть. Этакие серые кардиналы. Тайный орден, мировое правительство… Называйте как хотите. Постепенно мадамки стали заправлять всем.
Вызов от Гвидо застал братьев на транзитной станции, где они околачивались уже несколько стандартных суток в тщетной надежде найти клиента. Шаблин’Гвас, где Дагварды надеялись заработать, пришлось, по упомянутым причинам, поспешно покинуть и братцы снова были на мели. И платежи по кредиту опять оказались просрочены. А Гвидо был настойчив и обещал заплатить неплохие деньги. Услышав о деньгах, братья думали ровно три секунды.
— Спасибо, что откликнулись на моё приглашение. Как вам понравился город? — вежливо поинтересовался Гвидо. Они сидели на террасе его виллы в фешенебельном пригороде Илуоанской столицы, больше напоминавшем огромный парк. Дома стояли прямо посреди него, утопая в зелени. Зелень была густая, жирная и какая-то даже агрессивная. Огромные лианы, с широкими кожистыми листьями, похожими на листья фикуса, оплетали перила террасы и колонны, поддерживающие крышу, длинные плети, густо усеянные мелкими синеватыми цветами свешивались из больших вазонов, стоящих у крыльца, ещё что-то вьющееся и цветущее оплетало большие, сколоченные из реек щиты, стоящие у входа в дом и у ворот.
— Мы как-то были на Илуо. Но не заглядывали дальше космопорта. Здесь красиво. — вежливо улыбнулся Датч. К друзьям братца он относился с тщательно (а иногда и не тщательно) скрытой неприязнью. Ну, признаться, было из-за чего. Разговор непринуждённо порхал вокруг высоких материй и отвлечённых тем. Казалось, Гвидо то ли забыл, то ли не решается перейти к тому, ради чего он
