знаю, осталось ли топливо в баках… Но скорее всего, да. Так что нам пора уже выбираться на хрен из этого аппарата. Гореть в подвешенном состоянии, в самолёте упавшем на поле сахарного тростника, почему-то нет никакого желания.  
Глава 24
 Глава двадцать четвёртая.
 Мне некуда спешить. Меня никто не ждёт,
 С улыбкой на лице, у тёплого порога.
 И где он этот дом, куда мой путь ведёт?
 И как длинна она, моя дорога?
 06 октября. 1974 год.
 США. Штат Монтана.
 Индейская резервация Блэкфит.
 — Почему ты пришёл к нам? — лицо Койота, как всегда не выражало никаких эмоций.
 — Белый Человек Говорящий с Медведем посоветовал мне придти к тебе. — ответил ему гигант.
 — Ты много пьёшь спиртного… — не то спросил, не то констатировал Койот Без Следа.
 — Я уже целую луну ничего не пил. Мне так посоветовал Белый брат.
 — Что он тебе сказал?
 — Он сказал «Не пей!»
 — У него много правильных слов. Нам понадобится помощь такого воина как ты, Бизон.
 — Я готов.
 — Скоро наступит время предсказанное предками, и мы сможем вернуть себе свою землю. Но для этого нам понадобится помощь всех племён. Ты сможешь донести наше слово до пикани?
 — Бизон всё сделает.
 — Тогда слушай внимательно, что я тебе скажу…
 06 октября. 1974 год.
 США. Штат Флорида. В окрестностях Таллахасси…
 Александр Тихий.
 — Всё живы?
 Вопрос риторический и ответа на него я не жду. По кряхтению и матюкам, и так всё понятно. Пытаюсь продиагностировать себя, хотя в таком подвешенном положении это сделать не так-то и просто. Но вроде бы руки-ноги целы, да и голова в порядке. Хотя шумит в ушах до сих пор. С чего бы вдруг? Сам не понимаю. Скорее всего, после того, как «клюв» нашей Сессны упёрся в землю, голову тряхнуло так, что шейные позвонки еле-еле справились с такой нагрузкой. В боксе такое состояние называется, кажется «грогги». Так что это скоро пройдёт.
 Я пытаюсь отстегнуться, и это мне с трудом удаётся. Вываливаюсь вниз головой, умудряясь при этом ею ни обо что не удариться. Мне, наверное, хватит уже использовать голову в качестве ударного инструмента, а то скоро всяких шрамов будет больше, чем волос…
 Ладно. Всё в порядке. Худо-бедно, но мы приземлились. Лёшка тоже, хоть и с матюками, но выбирается сам, и уже помогает Маринке освободиться от ремней.
 — Все целы? — снова задаю вопрос.
 Но на этот раз мне нужны ответы.
 — Нормально всё, брат. — отвечает Лёшка. — Синяки и царапины — не в счёт.
 — Тебе-то, да… — фыркнула Маринка. — А у меня, кажется, губы разбиты… Ухом ещё ударилась… В голове всё шумит.
 — Дай, поцелую! И всё пройдёт… — утешая расстроенную девушку, лезет к ней Лёха, целуя ушко.
 Вспоминаю старый анекдот.
 — Молодой человек! А Вы случайно таким же способом геморрой не лечите?
 Секундная пауза… И дружный смех разносится над полем.
 Да, блин, анекдот. Самолёт вверх тормашками, люди побитые, тростник поломанный… И просто гомерическиий смех, раздающийся в утренней тишине.
 * * * 
Вспоминая местность, которую я наблюдал сверху, за какое-то время до нашего, так сказать, благополучного приземления, мы бредём сквозь заросли сахарного тростника. Чувства, что мы движемся в правильном направлении, у меня нет. Из ориентиров — только солнце, которое, как всем известно, восходит именно на востоке.
 Самолёт мы бросили. Он своё уже отлетал. Забрали из багажного отделения сумки с нашими вещами и остатками денег, да и потрусили куда глаза глядят. А куда им глядеть-то, если кругом высоченные стебли тростника да и только. Даже кукуруза — и то растёт пониже, да и пореже.
 Вот чего сейчас больше всего не хватает, так это пару мачете для меня и для брата. С этим длинным полуножом-полумечом путешествовать сквозь густые заросли тростника было бы гораздо сподручнее. И хотя за неимением гербовой пишут и на туалетной бумаге, но вот, увы, если нет мачете, то перочинным ножичком или моим балисонгом тут не обойдёшься.
 Поэтому, сменяя друг друга, мы с братом по очереди пробиваем узкую тропу сквозь заросли, и движемся куда-то в том направлении, где по моим прикидкам должна находится автодорога.
 Солнце уже жарит совсем не по-детски, и пот стекает по телу. Скоро уже в ботинках хлюпать начнёт. Спина-то вся уже мокрая насквозь. Рубашка прилипла к телу. А всё тело зудит и чешется…
 * * * 
На дорогу мы выбрались, задолбавшись в конец.
 Странно. На дороге было пусто. А что странного? Да то, что тут уже почти как час назад с неба грохнулся самолёт, и это никого совсем не волнует. То есть не волнует абсолютно совсем. И не волнует абсолютно никого. Правда и дорога была, скажем, так себе… Не хайвей и не автострада. Совсем обычная такая дорога местного значения с хреновым покрытием…
 — Ну и куда нам теперь идти? Налево? Направо? — интересуется Маринка.
 Даже странно. Она не ёрничает, не вредничает, а просто интересуется. Видимо укатали Сивку крутые горки, а Маринку укатала вусмерть долгая дорога в зарослях сахарного тростника.
 Ориентируясь по положению солнца. Тыкаю пальцем направо.
 — Туда?
 — Ты уверен?
 Это уже брат подключился. Несмотря на вполне приличную физическую подготовку, Лёшка тоже выглядит не ахти. Наверняка и у меня вид не лучше. Блин. Да нас даже попутная машина подбирать не станет, поскольку мы больше всего похожи на хиппи, которые больше месяца прожили вдали от людей, ночуя в стогу сена.
 — Я уверен. — отвечаю ему. — Вон солнце. Видишь? Значит там восток. Туда и пойдём.