Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самое интересное, что из бухгалтерии следовало: Грым уже научился зарабатывать сам, и у него неплохо получалось, особенно в начале творческого пути.
Но он, бедняжка, неправильно понял свое место в нашей культуре. Вместо помпезных, дышащих варварской замысловатостью оркских фразочек, которые так нужны в снафах, он постепенно стал поставлять старшим сомелье свои подростковые фантазии о жизни, обтесанные на креативном доводчике во вполне человеческой (чтобы не добавить — лузерской) манере. Естественно, что ему насчитывали за это все меньше и меньше маниту — хотя старый Андрей-Андре с редким для конкурента благородством объяснил, как орку следует кормиться среди людей, если он серьезно настроен на выживание.
Кончилось как всегда — отключили горячую воду.
Несколько дней чистоплотное дитя нижних равнин стучалось ко мне в дверь с трогательным полотенцем в руках, и мне пришлось в конце концов объяснить ему, что дом боевого пилота CINEWS INC — не оркская баня. После этого он, видимо, стал мыться холодной водой, и наши совместные пьянки сошли на нет. Но мы продолжали общаться, и вскоре он сказал мне, что нашел работу внизу.
Я согласился, что это для него лучший выход, поскольку Хлоя со временем собиралась продать дом Бернара-Анри, и в любом случае со своими зыбкими заработками он уже не мог жить со мной по соседству. У него было два выхода — переехать в трехметровую комнату-шкаф, похожую на увеличенную копию моего сортира (унитаз с душем, машина для кофе, маниту во всю стенку и круглосуточный вид на ночной Манхэттэн), или найти рискованную работу среди орков, которая позволила бы ему хоть что-то подкопить. Он выбрал второе — и правильно, потому что вверху его конкурентами была армия на все готовых контент-сомелье, владевших доводчиком и словарем культурных кодов намного лучше, чем он. А внизу он был как рыба в говне.
Да и визитные карточки пригодились бы.
Во время нашей последней встречи Грым был удивительно сосредоточен и спокоен — и я впервые заметил, что внешне в нем не осталось ничего от орка. Он выглядел в точности как положено лузеру, сублимирующему неудовлетворенное половое влечение в низкобюджетный романтический драматизм — весь в черном, с челкой до глаз, зигзагом, выстриженным на затылке, и крохотными металлическими черепами на левом рукаве — все по последней молодежно-протестной моде (бедняга, правда, еще не понял, что так у нас обычно одеваются те, кому хорошо за сорок, когда хотят выглядеть лет на тридцать с небольшим, чтобы консентно ювеналить тех, кому чуть за двадцать). Но ему шло.
Спустится вниз, подумал я, найдет себе новую оркскую девку. Вот только вверх ее с ним уже не пустят. Ничего, в крайнем случае заполирует череп на память. Наверно, у жилья Бернара-Анри такая карма. Так, кажется, называла этот эффект моя беглая любовь…
Узнав, какую работу он себе нашел, я сперва удивился. Ну, я понял бы, если бы он до такого дошел лет через пять, но сразу… Зато стало ясно, против чего он так элегантно протестует.
Он, оказывается, решил стать скупщиком младенцев.
Нам такие нужны. И лучше всего — из бывших орков. Собственное деторождение у нас не поощряется по евгеническим причинам — правило «don’t look — don’t see» при всем желании трудно распространить на беременность и роды, которые по закону легальны только после сорока шести. Высокий «возраст согласия», навязанный обществу, ведет к появлению хилого потомства. Поэтому, чтобы дети были легальными и здоровыми, их предпочитают усыновлять в Оркланде. Для нас это лучше, ибо обеспечивает постоянный приток свежей крови в наш плавильный шар — хотя, конечно, никто не решится говорить про «свежую кровь» публично.
Работа это простая — нужно отбирать детишек по геному, что делает специальный переносной маниту по крохотной капельке крови. Каждый год требуются разные генетические комбинации — в зависимости от социального планирования и пожеланий усыновителей. Скупщикам сложно сразу найти нужный материал — бывает, приходится подолгу мотаться по дальним оркским деревушкам. В общем, работа типа коммивояжера, что как раз подходило к бунтарскому имиджу моего дружка. Купил, вызвал платформу, загрузил, застирал подол и пошел дальше, отмахивая черепами на рукаве.
Грым попросил меня поливать цветы, пока его не будет — и я согласился. Но позабыл об этой просьбе, как только он отбыл вниз. Позабыл просто потому, что у меня самого чуть не отключили горячую воду и меня спас только еще один крохотный кредитик под залог «Хеннелоры» (как шутят коллеги, суру покупаешь в залог телекамеры, телекамеру в залог суры, а платят за все орки, которым печатают по весне пять тонн свежего зеленого маниту).
Я не зря говорил, что между нашими судьбами была странная связь. У меня не было повода потешаться над Грымом — моя лапочка успела так же хитро потратить все мои деньги, как его Хлоя, чем окончательно доказала, что сура не уступит живой женщине ни в чем. И мне пришлось унизиться до низкооплачиваемой поденщины.
Теперь я почти каждую ночь вылетал на своей «Хеннелоре», чтобы пускать салют над верхней полусферой — там, где все время царит сдержанный праздник, а полеты телекамер запрещены. Туда пускают работать только полностью проверенных пилотов, а их не так много — так что заказы были.
Особенно часто они приходили по линии ГУЛАГА — от Давида-Голиафа Арафата Цукербергера. Несмотря на всю глуми-солидарность, назвать эту работу высокооплачиваемой было сложно, особенно с учетом моих проблем, и я впервые в жизни почувствовал всю тяжесть оркской идиомы «сосать за еду». Не хочу острить на тему ГУЛАГа, как предлагает креативный доводчик, тем более что все понятно и так.
Зато я имел редкую возможность рассмотреть жилище Давида-Голиафа. Это была копия капрейского дома императора Тиберия, жившего в одно время с Маниту Христом.
Вилла располагалась чуть выше экватора Биг Биза. Это был изукрашенный статуями и орлами мраморный дворец, утопающий в самых настоящих садах. Прямо под его стенами начинался обрыв — все как на далеком острове Капри. Вдоль обрыва проходила длинная дорожка для прогулок, по которой гулял Давид-Голиаф в компании своих суров и прихлебателей. Но впечатление на меня произвела даже не эта многомиллиардная открытая дорожка, обсаженная живыми розовыми кустами, а его знаменитые «венерины уголки».
Это были мраморные беседки среди зелени, в каждой из которых двое-трое суров в его вкусе имитировали любовную оргию двадцать четыре часа в сутки, ожидая, что увитый розами Давид-Голиаф случайно забредет сюда во время одной из своих прогулок. Я имел несчастье увидеть все это своими глазами — но задумался, признаться, не об эстетической стороне происходящего. Любой такой сур — любой! — стоил столько, сколько моя Кая.
А рядом жил кто-то еще богаче. У него было в два раза больше земли. И своя река. Я не шучу — своя река, текущая через старательно неухоженный сад. Она кончалась водопадом, который падал в стальной водозаборник, скрытый в кустах. И все это было настоящим и живым, защищенным от высотного холода невидимым экраном. Я, кстати, до сих пор не могу понять, как такие экраны пропускают окурки сигар и винные пробки (о чем мне регулярно сообщал радар на боевом маниту), но удерживают воздух.
Конечно, не раз и не два я задумался об экономических основах такого преуспеяния.
Вся верхняя поверхность офшара, похожая на огромную зеленую гору с редкими пятнышками внешних вилл, принадлежит или старым порноактерам (с ними все ясно), или ребятам из Резерва Маниту. Тем, кто печатает деньги для нас и Оркланда. Выражение «печатать деньги», конечно, имеет смысл только применительно к оркам, среди которых действительно ходят голографические бумажки. А на Биг Бизе маниту не имеют никакой ощутимой материальности — так, цифры на маниту.
И мне, человеку от экономики далекому, до сих пор непонятно, как эти неустановленные люди ухитряются производить нечто совершенно нематериальное и неощутимое — и с его помощью цепко держать за яйца весь большой материальный мир, в реальности которого они строго-настрого запрещают нам сомневаться через своих сомелье. Видно, не зря слова «Маниту» и «маниту» различаются лишь заглавным написанием единственной буквы.
Но от дороги, ведущей в темную бездну hate crime, меня спасло одно своевременное наблюдение. Однажды я увидел на прогулочной дорожке Давида-Голиафа — он был в легкой тоге, и шел в обнимку с двумя страшными мальчиками вроде того, что я видел на открытии мемориала Трыга.
Работая на подобных заказах, нельзя включать съемочную аппаратуру. Но при запуске фейерверков используется та же система, что и при пуске ракет. Надо взять в прицел точку, где находится заказчик, нажать на спуск, и больше можно ни о чем не заботиться: в каждом фейерверке есть чип, который так просчитает траекторию полета и момент разрыва, чтобы вид был оптимальным.
- Клан Идиотов - Валерий Быков - Социально-психологическая
- Дорога в сто парсеков - Советская Фантастика - Социально-психологическая
- Кто платит за переправу? - Танассис Вембос - Социально-психологическая
- Год зеро - Джефф Лонг - Социально-психологическая
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Этот счастливый токсичный мир - Диана Ибрагимова - Героическая фантастика / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Клятва - Кимберли Дёртинг - Социально-психологическая
- Кентавр - Элджернон Блэквуд - Социально-психологическая
- Когда сгорает тот, кто не горит - Полина Викторовна Шпартько - Попаданцы / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Студентка, комсомолка, спортсменка - Сергей Арсеньев - Социально-психологическая