— часть меня, ты же помнишь.
— Значит, ты убьешь часть себя и наконец успокоишься, — резко сказала Ада, не отводя глаз. От зрительного контакта Дима как-то сжался и сбросил её руку.
— Адель, ты всё-таки очень прямолинейная. Разве можно говорить суициднику, что он имеет право себя убить? Ты же развязываешь мне руки.
— Только загадай себе безболезненную и мгновенную смерть, как я вытащу тебя с того света и сама убью мучительно и жестоко! — пригрозила она, ощущая, как оттаивает что-то внутри.
— Вот теперь я тебя узнаю. А то какая-то бледная тень приехала.
И сам Дима, казалось, повеселел. От одежды несло смесью гари, сигарет и немытого тела, но Ада всё равно уткнулась носом ему в грудь и обняла так крепко, как только смогла. Обнимая её в ответ, он сказал:
— А вот и друг пожаловал.
Демон, поняла Ада. Она и сама ощутила его присутствие. Будто тень укрыла, как одеяло.
— Значит, зря я всё это время от него шарахалась. Он не причинил бы мне зла.
— Потому что он создан тебя защищать.
— Всё-то у нас не как у людей, — пробормотала Ада.
— И никогда не будет иначе, представляешь?
— Почему мы не встретились в другое время?
— В другой жизни? Думаешь, там было бы проще? Или как у Нойза, «там все случилось не вопреки всему, а как надо»?
Ада отстранилась и заглянула ему в глаза. Тени из них ушли наружу, она видела демона краем глаза, он, как и всегда, маячил рядом.
— А может, вот так всё и должно было случиться?
— Ну, мы никогда не узнаем.
— Загадывай уже.
Дима кивнул и сказал вслух:
— Пусть демон исчезнет навсегда, никогда больше никого не убьет и не потревожит.
Казалось, что не сработало, а потом демон неподалеку закружился быстрее, словно втягиваясь сам в себя, как в воронку. Секунда — и он совсем исчез, на прощание полыхнув золотыми глазами.
А та черная дыра внутри Ады словно стала шире. Её накрыло такое четкое осознание, что теперь им никогда больше не быть рядом, тем более вместе, что земля из-под ног ушла. Хорошо ещё, что Дима до сих пор держал её, иначе бы точно упала.
— Ты тоже поняла? — только и спросил он.
— Да. В ту же секунду. Что будем делать?
Дима так тяжело вздохнул, что душа ушла в пятки.
— Ничего. Ты поедешь домой, я пойду собирать остатки вещей и ждать Олесю.
— Уедете? — догадалась Ада.
Он кивнул.
— В Питер. Маму как-то надо будет перевезти. С универом надо будет что-то делать.
Он уже всё решил. Мысленно уже был так далеко от неё, что сердце Ады сжалось и не сразу забилось вновь. Вот так теперь и будет всегда, непроходящая боль под ребрами.
— Жаль, что всё так получилось, — смогла выдавить она. Губы пересохли, а горло как будто наждачкой ободрало.
— У нас с самого начала не было шансов. Ты только вспомни слова песни, что уже говорить про всё остальное…
— Олеся поедет с тобой?
— Ты ещё сомневаешься? У неё целый клинический случай под рукой всегда будет, как она меня отпустит.
— Она тебя любит.
— Но не так, как ты.
Ада замолчала, не зная, что тут можно ещё сказать.
— Но это же нечестно, господи, как это нечестно! — вырвалось у неё, а потом всё-таки полились слезы.
Крепко прижав к себе, Дима дал ей выплакать всё, что ещё осталось, а потом сказал:
— Пора.
Тут же стукнули ворота, и послышался голос Олеси.
Ада разжала руки и отошла на шаг назад. Она знала, что видит его в последний раз, поэтому пыталась запомнить каждую черту так ярко, как только могла. У неё хотя бы был такой шанс, в отличие от многих других, кто не знал, что прощается навсегда. Вот такой уже родной, взъерошенный, с поблекшей красной прядью в волосах и вечно разбитыми костяшками. Всегда её, и никогда вместе и тем более рядом.
— Все живы? — воскликнула Олеся, подбегая к ним.
— И даже целы, — отозвался Дима. — Иди в дом, я тебе всё потом расскажу, только провожу Адель.
Олеся порывисто обняла её и шепнув на ухо «спасибо!» унеслась к крыльцу, даже не обратив внимания на ещё горящую бочку.
— Я сама дойду, — сказала Ада, ощущая подступающие слезы.
— Возьми, — сквозь пелену она разглядела цветок и, всхлипнув, сунула его не глядя в карман.
В молчании Ада постояла ещё минуту, а потом пошла к воротам.
— Адель! — крикнул ей вслед Дима.
Уже у ворот она обернулась.
— Я ни о чем не жалею!
Догорающий огонь освещал его со спины, и Ада попыталась сохранить этот образ на обратной стороне век, чтобы навсегда остался с ней.
— И я, — сказала она и открыла дверь, чтобы в следующую секунду перенестись в свою прихожую и рухнуть прямо на пол.
— Адочка! — заполошно воскликнула мама и кинулась к ней.
Откуда только взялась, как будто под дверью ждала всё это время!
— Всё в порядке, я просто устала, — почти не соврав, сказала Ада, позволяя усадить себя на диванчик. И правда — столько раз за сегодня пользовалась дверями, что, видимо, истощилась. Надо узнать у Юхи, что с этим делать…
Только подумала, а потом очнулась уже на диване в гостиной. Мама и папа с испуганными лицами стояли над ней.
— Надеюсь, вы не вызвали скорую, — с усилием села Ада.
— Я отговорил. Что случилось?
Ада оглядела их и вдруг поняла, что то, чего она так хотела — безраздельного внимания родителей, — наконец получила. Но какой ценой!
— Я всё потеряла. Зато теперь никто больше не пострадает, — сказала и сама поняла, как это двояко звучит.
Родители обеспокоенно переглянулись, и мама осторожно спросила:
— Ты кому-то должна денег? Или твой друг?
Ада хмыкнула, отмечая, что от этого даже лицо заболело.
— Уже ничего не должен. Наконец свободен. А я не знаю, что теперь буду делать.
Мама села рядом и аккуратно обняла Аду.
— Адочка, мы всё решим. Не переживай, только расскажи нам, что случилось?
Она покачала головой и уткнулась ей в плечо, ощущая терпкий запах духов.
— Значит, потом, когда отдохнешь. Только, пожалуйста, помни, что мы с тобой.
— Мы тебе всегда поможем, ты же наша доченька, — добавил папа, и Аду снова пробило на слезы.
И только час спустя Ада, зайдя к себе в комнату, вытащила из кармана порядком помятый цветок. Это оказался алый георгин.
Подойдя к книжной полке, она хотела поставить его в ту вазочку, где уже стоял засохший цветок, но его там не оказалось.
Наверно, мама выбросила, подумала Ада и включила компьютер.
