class="p">– Почему, папа? – спросила Изабель, уткнувшись ему в шею.
От ответа его спасла Молли, которая спускалась по лестнице с зажжённой лампой в руке и лихорадочным выражением на лице.
– О, сэр, – выдохнула она, – простите. Я проснулась, а её нет рядом. Я очень извиняюсь.
Она решила, что её сейчас уволят. Дилан посмотрел поверх головы дочери в испуганное лицо няни и сказал:
– Всё в порядке, Молли. Всё в порядке. Просто помоги мне уложить её обратно в постель.
Няня последовала за ним вверх по лестнице. Изабель ничего не говорила, пока он укладывал её в постель. Дилан подумал, что она решила оставить тему, но ошибся.
– Почему ты её отослал, папа?
Он замер, держа в руке край одеяла, и посмотрел в лицо дочери.
"Не плачь, – мысленно умолял он, глядя на подозрительный блеск в её глазах. – Не плачь больше, я этого не выдержу".
Вот ещё один человек, о котором он не думал, поступая, как ему хочется. Дилан не подумал о том, каково дочери было потерять мать, а затем и гувернантку, с которой она к тому же подружилась. Нет, он не думал ни о ком, кроме себя, своих чувств и своей боли. Наблюдая за тем, как по лицу дочери, и без того опухшему от горя, снова текут слёзы, Дилан опустился на колени рядом с кроватью.
"Теперь я знаю, Грейс. Теперь я знаю, что такое любовь".
– Она уехала из-за тебя.
Он не стал этого отрицать. Не смог. Хотя ему и не хотелось ещё больше расстраивать свою беззащитную дочь, которая так сильно его обожала, что считала рыцарем на белом коне. Дилан смахнул слёзы с её щёк кончиками пальцев.
– Да.
– Почему, папа? – спросила она сквозь слёзы. – Почему?
Дилан замешкался.
– Я думал, тебе не нравится Грейс.
– Так вот почему ты её отослал? – Она посмотрела на него, словно на безнадёжного тупицу. – Так было сначала, сто лет назад. Я говорила тебе, какие бывают гувернантки, но она не позволила мне вытирать об неё ноги. И Грейс не глупая и не жалкая, она начала мне нравиться. Несмотря на то, что Грейс главенствует, она не обращается со мной как с маленькой, а относится по-человечески. Вот почему она мне нравится. – Изабель села и обхватила его лицо ладонями. – Она тебе тоже нравится, папа. Молли так сказала. Я слышал, как она говорила это миссис Блейк.
Откуда-то из-за его спины послышались всхлипы Молли. Боже всемогущий, неужели все женщины в этом доме собрались плакать?
Дилан отнял ладони Изабель от своего лица и взял их в руки. Он попытался нащупать твердую почву под ногами, но без Грейс земля уходила из-под ног.
– Ты слишком много подслушиваешь.
– Она тебе нравится, но ты её отослал.
– Почему же вы с ней всё время ссорились? – парировал Дилан, и отпустил её руки, чтобы уложить Изабель в постель и подоткнуть одеяло.
– Она хочет, чтобы я хорошо себя вела, и я знаю, что должна, но это трудно. – Изабель заворочалась. – Папа, ты слишком туго натягиваешь одеяло.
– Извини.
Дочь подняла на него глаза.
– Ты ведь понимаешь, что я имею в виду под хорошим поведением?
– Да, милая, – ответил он. – Понимаю.
– Так почему ты её отослал?
Он беспомощно посмотрел на Изабель.
– Я не знаю.
– Иногда я что-то делаю и не знаю почему. Все так иногда делают. Ты просто должен всё исправить.
Исправить. Как же! В восьмилетнем возрасте кажется, что можно всё исправить, как бы плохо ни шли дела.
– Ты должен её вернуть, – сказала Изабель. – Я уже всё спланировала.
– Ты всё спланировала?
Она кивнула.
– Я подумала, что если она тебе нравится, ты мог бы на ней жениться, и тогда у меня бы появилась мама. Но теперь ты её обидел, довёл до слёз, и она ушла.
Его охватил стыд. Скольких женщин он довёл до слёз? Дилан знал, что их было слишком много. Слишком.
– Тебе придётся извиниться, – сказала Изабель, – а это всегда тяжело. Подари ей ещё цветы. Я всегда так делаю, и она меня прощает.
Извиниться и подарить цветы. Сколько раз он использовал эти приёмы с женщинами? Дюжины. Эти поступки для него ничего не значили. Он совершал их легко и непринуждённо, потому что его никогда по-настоящему не волновал результат. Дилан наклонился и поцеловал Изабель в лоб.
– Спокойной ночи.
Он натянул одеяло ей до подбородка и вышел из детской. Дилан спустился вниз и, поскольку идти ему было некуда, сел за рояль и принялся играть первое, что пришло в голову. Единственное, что он умел делать. Больше отвлечься было нечем.
Он не мог опять начать заглушать боль опиатами и гашишем, не мог вернуться в мир азартных игр и распутных женщин. Других женщин. Назад дороги не было. Теперь Дилан не мог спрятаться под своей привычной маской, он стал уязвим, ему было некуда бежать, и от него зависела дочь. Он перестал играть на рояле.
– Грейс, – проговорил он в отчаянии, – как мне растить её без твоей помощи? Я не знаю, как быть отцом.
Дилан не знал стольких вещей. Он сам себя не знал, в отличие от Грейс. Она поняла его с самого первого мгновения. Дилан посмотрел на ноты на пюпитре и уставился на симфонию, названную в её честь. В честь самого великодушного сердца, которое он ранил, в честь девушки с зелёными глазами. Эти глаза будут преследовать его всю оставшуюся жизнь, потому что любовь, которая в них светилась, была обращена не на него.
Дилан любил Грейс. Теперь он это понял. Но уже слишком поздно.
Она назвала его ублюдком и была права. Дилан закрыл лицо ладонями. Он ничего не мог сказать, чтобы её вернуть, ничего не мог сделать, чтобы получить желаемое.
Но, возможно, он мог кое-что для неё сделать. Дать ей то, чего она хотела. Дилан встал. Близился рассвет, а дел ещё много.
Через два часа он снова вернулся в Пламфилд. Дилан настоял, чтобы Йена немедленно разбудили, несмотря на раннее утро.
Несколько минут спустя в гостиную вошёл Йен в халате.
– Дилан, что ты здесь делаешь?
– Мне кое-что нужно. – Он посмотрел брату в глаза. – Услуги дипломата.
Глава 21
Грейс старалась полюбить Уэльс. Шли недели, она
