Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, армия, земля, мир — это были поистине три нечеловеческие задачи, которые должна была разрешить Февральская революция, но она должна была их разрешить, обороняя страну от жесточайших ударов закованного в броню всей современной техники врага и защищая едва родившуюся свободу от безумного натиска внутренней анархии, шкурничества и измен!
Да, эта тройная задача — восстановление в три дня распавшегося государственного аппарата, революционного преобразования всего политического и социального уклада страны и борьба за внешнюю независимость Родины — эта задача оказалась свыше сил едва освободившегося и переутомленного трехлетней войной народа. Но разве эту жуткую трагедию целой нации можно объяснить, можно понять, слагая всю ответственность на горсть «кунктаторов» и сводя все к какому‑то анекдоту о чудаках, «зацепившихся за пень» столь ненавистной ныне коалиции?
Повторяю, бесконечно много было всевозможных ошибок, промашек в деятельности всех тех, кого судьба толкнула тогда в самую гущу революции. Этих ошибок и не могло не быть. Они всегда бывают в начале всякой революции, в начале всякого нового периода государственной жизни, ибо новым людям в неожиданных условиях приходится, создавая свое новое, расплачиваться за столетия чужих грехов, платить за чужие протори и убытки!
Но ведь нужно же, наконец, на расстоянии пятилетия, отделяющего нас от величайшего мига русской истории, нужно же, наконец, из‑за деревьев всех этих переходящих мелочей увидеть самый‑то лес — самую суть исторической драмы, закончившейся временной победой демагогической реакции над революцией — единственной, ибо никакой новой революции в октябре не было. Нужно же, наконец, понять, что не в медлительности «политических трезвенников», т. е. революционных государственников, нужно искать причину того, что «вышедшая из терпения стихия» ударилась во все тяжкие Октябрьской революции. Я утверждаю, пока этого не доказывая (впрочем, так же утверждает, не доказывая свои положения, «Революционная Россия»), — я утверждаю, что Февральская революция не только не медлила в своем стремлении удовлетворить революционное нетерпение масс, но что она в этом своем стремлении подошла к самому краю пропасти. В той исторической обстановке, в условиях военного времени, больше дать государство, хотя бы сто раз революционное, никаким массам не могло. Мы были на пределе, за чертой которого был уже хаос, закруживший в огненной пляске Россию после Октября. Ту стихию, которая кинулась во все тяжкие большевистской реакции, не могли удовлетворить никакие другие уступки, кроме тех щедрых даров, которыми влекли их за собой ленинские демагоги — агитаторы: похабный мир, бесстыдный грабеж и безграничный произвол над жизнью и смертью всякого, кого угодно будет темной толпе назвать «буржуем».
Неужели же теперь, когда сама трезвеющая стихия все больше и больше сознает, как обманули ее, надругались над ней большевики, разбудив в ней зверя; неужели и теперь, когда в самых темных низах все чаще вспоминают о 1917 годе и к Февралю возвращаются разум и совесть народная, — неужели теперь мы сами начнем повторять эти, навсегда ушедшие в небытие, ударные лозунги из большевистских листков лета 1917 года: а почему землю не делят, почему мира не заключают, зачем вместо свободы «декларацию солдатского бесправия» объявляют и т. п.
Еще раз, трагедия 1917 года не в государственности революции, а в том, что в урагане военного лихолетья в один мутный поток смешались две стихии — стихия революции, которой мы служили, и стихия разложения и шкурничества, на которой играли большевики вместе с неприятельскими агентами. Величайшее несчастье заключалось в том, что, издавна привыкнув с первого взгляда опознавать обычную реакцию в «мундире», генерала на «белом коне», многие вожди революции и сама их армия не смогли вовремя распознать своего самого опасного, упорного и безжалостного врага — контрреволюцию, перерядившуюся в рабочую блузу, в солдатскую шинель, в матросскую куртку. Привыкли ненавидеть представителей «старого мира», но не сумели со всей страстью революционеров вовремя возненавидеть гнуснейших разрушителей государства, бессовестных поработителей трудящихся! Привыкнув долгие десятилетия видеть государство олицетворенным в царском жандарме, стыдились, под напором анархической демагогии, своей революционной государственности, стыдились поддерживать авторитет своей Власти, пока не оказались в государственных тюрьмах под высокой рукой воскресших жандармов — чрезвычайщиков!
И вот теперь, когда с совершенной ясностью вскрылся весь дьявольский обман большевистской «революционности» и ленинской «коммунистической» государственности, когда вместо дымящихся головешек октябрьской реакции нужно снова зажигать маяки свободы и права, труда и социальной справедливости, жертвенной любви к Родине и государственности; когда пришло время звать народ к этим маякам Февраля, — теперь эти маяки хотят загасить в братоубийственной распре, возлагая на измышленных «кунктаторов» все «ошибки» целой эпохи и оправдывая невольно их медленностью большевистских «скачек в неизвестное».
Опять берут слово «государственности» в иронические кавычки, забывая, что уже и так горькую чашу невыносимых страданий и испытаний выпила Россия за эти проклятые кавычки!
Зачем же все это делается? Зачем понадобилось искать козлов отпущения за собственные прегрешения, за ошибки всей революции? Оказывается, это нужно потому, что старые грехи 1917 года мешают сейчас «созданию единого революционного фронта». Не надо забывать, говорит «Революционная Россия», что тяжелой гирей на центристских элементах социализма доселе висят их ошибки в прошлом, их кунктаторство, их топтание на одном месте, вынужденное связью с правым крылом — связью, которой трудно было избежать ввиду бешеного натиска безумных элементов слева. Эти ошибки нужно еще загладить.
Прежде всего, о каких «центристских элементах социализма» идет здесь речь? Очевидно, только о русских, ибо небезызвестно, что «центристские элементы» Запада медленно, но верно отходят от своих недавних большевистских увлечений, стремятся сбросить с себя «тяжелую гирю» именно этих «ошибок» и все смелее выходят к линии английской «Labour Party».
Перед кем же русские «центристские элементы социализма» должны загладить свои ошибки в прошлом? Перед всей страной за недостаточную энергию в отстаивании в прошлом новой государственности от натиска «варваров» слева? Нет, ибо тогда не было бы обвинения в трезвенности, в кунктаторстве. Перед крестьянством, которое лютою ненавистью ненавидит все и вся, что напоминает коммуниста? Нет, ибо, во — первых, все эти ошибки центристских элементов для него темная вода «во облацех небесных», а во — вторых, «по отношению к распыленной, рассеянной, атомистически- бессвязной деревенской Руси» руководящую роль будет «по — прежнему играть город». А в городе, конечно, пролетариат «самый сплоченный и отзывчивый элемент населения».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Русская революция, 1917 - Александр Фёдорович Керенский - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Полное собрание сочинений. Том 31. Март-апрель 1917 - Владимир Ленин (Ульянов) - Биографии и Мемуары
- Прощание с иллюзиями: Моя Америка. Лимб. Отец народов - Владимир Познер - Биографии и Мемуары
- Полное собрание сочинений. Том 34. Июль-октябрь 1917 - Владимир Ленин (Ульянов) - Биографии и Мемуары
- Екатеринбург - Владивосток (1917-1922) - Владимир Аничков - Биографии и Мемуары
- Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Александра Потанина - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- На пересечении миров, веков и границ - Игорь Алексеев - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Борис и Глеб - Андрей Ранчин - Биографии и Мемуары