Форма входа
Читем онлайн Ночной корабль: Стихотворения и письма - Мария Вега
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Когда-то, на юге Франции, Икар, на каком-то аукционе, купил для меня за грош великолепный пюпитр из дуба, источенного червями, который поднимался и опускался посредством невероятной, гигантской педали, а подставка этого пюпитра изображала грозди винограда, с листьями, – подлинное произведение искусства. Я откуда-то вернулась домой, увидела это чудо перед дверью, а к нему была прикреплена записка: «Не мог не купить. Вы мне должны (столько-то), можете постепенно. Вы должны писать стихи только на этом пюпитре, как Кузмин, и непременно стоя, а не сидя». На другой день явился сам Икар и принес мне бирюзовое страусовое перо и… лампаду (это уже в подарок), потому что я должна писать только таким (прекрасно отточенным) пером. Всё, как Кузмин. Конечно, я им не писала, уже потому, что все эти завитые, легкие перья страуса лезли в глаза и в нос.
Все предметы, его окружавшие, были живыми, имели душу и прошлое, так же, как любая морская свинка, мышь или еще какой-нибудь звереныш, которых он и любил, и хранил, и кормил. Помню, он раздобыл белую крысу из опытного отдела Пастеровского института, где на них делают всякие прививки и эксперимента. Эти крысы там и родятся, и, привыкнув к людям, умны и привязчивы. Они очень милы на вид, если не смотреть на хвост. Икарова Топси отличалась большим умом, он с нею играл, прятал конфету в бумажке всегда в одно и то же место и говорил: «Ищите!» Топси нарочно, ему в угоду, притворялась, что ищет, бегала во все углы, всюду заглядывала, потом «находила», разворачивала бумажку и уплетала. Одно время он жил в мансарде над квартирой знакомых и как-то, уехав в гости за город, там и заночевал, а накануне в его комнате лопнула труба отопления, вода прошла через потолок и весь дом переполошился. Вызвали управляющего, взломали дверь, увидели море и, в виде острова, целый склад газет – уже промокших, перед отоплением. И вдруг, к ужасу управдома и свидетелей, из газет вышла Топси. Что тут было! — «Грязные русские разводят тут крыс!» и т. п. Добрая знакомая, которой принадлежала мансарда, немедленно выкинула Топси, и, когда Икар вернулся, его встретил скандал и сиротство. Я случайно присутствовала при этой драме и поразилась молчанью и спокойствию Икара, который никак не реагировал. Он просто немедленно переехал в другой дом. Позже я его спросила, как он мог вынести оскорбления и издевательства, не моргнув. «Я не могу унизиться до ее уровня, – сказал он, – не могу терять время на спор и объяснения. А моего языка она не поймет, и, главное, Топси уже не вернуть, а остальное ерунда». Переехал он в другую мансарду, на башне огромного дома, и там, на Новый год, пригласил к себе на елку только меня. Правда, третий человек уже не поместился бы. «Я встречу Вас в подъезде, – сказал он, – иначе Вы меня не найдете». Дом был высокобуржуазный, лепные потолки, лестница в малиновых коврах, двери квартир из полированного красного дерева и роскошный лифт, в котором мы поднялись на 8-ой этаж. Выше лифт уже не шел. «Вот тут-то я и живу, – сказал Икар, – но Вы не можете догадаться, как ко мне попасть?» – Очевидно, позвонив в одну из дверей? – сказала я, проникаясь уважением к трем дверям с бронзой. – А вот и нет, было бы слишком просто! Надо вылезти в окно и там мы пойдем среди парусов. – От последней площадки, где остановился лифт, несколько ступеней (уже без роскошного ковра) вели к окну, в которое мы и вылезли. Очутились на узкой железной галерейке, она шла вокруг двора, сверкали фонари и бил фонтан. Ветер хлопал бельем, висевшим на этой воздушной галерее, и, когда мы шли, мокрые простыни били нас по голове. Не то в конце, не то за поворотом, надо было юркнуть в узенькую дверь. Мы очутились в не менее узком коридорчике, с такими же шелками для дверей. Это были так называемые «комнаты для прислуги», которые принадлежат квартирантам, а те их сдают, предпочитая иметь приходящую прислугу. Обиталище Икара было не больше шляпной коробки. Оно вмещало кровать, ширму, пару стульев и крошечный стол. Ширма была задрапирована старинными шалями, на стене – кожаная маска Арлекина XVII века (или более раннего), на столике сияла елка всеми свечками, а под нею была разложена целая коллекция подзорных труб, лорнетов и биноклей всех эпох, в порядке их преображения и усовершенствования. Тут я видела и знаменитые веера, познакомилась с историей французских, главным образом, и он их мне представлял: «веер придворной дамы, эпоха Людовика XIV. Веер буржуазной дамы при Людовике XVI. А тут Вы видите переход к Коммуне, а вот это уже Директория», и жизнь вееров и их обладательниц рассказывалась так ярко, что я чувствовала себя входившей то в одну, то в другую эпоху. Все эти ценности собирались Икаром на знаменитом Блошином рынке, где он умел, только прищурясь и поведя носом, в одну секунду извлечь из груды хлама – жемчужину. Так он жил, на своей вышке среди парусов-простыней, которые хлопали за маленьким окошком, и ему можно было, как никому, читать стихи хоть до утра…
Но не думайте, что кроме сказок и старины, я ничего не нашла в Икаре. Я нашла тончайший, глубокий сценический талант, увидя его не в сатирическом танце, а в роли драматической и, позже, в резонерской. Это талант подлинный, одно-два слова, и остальных актеров уже нет – затмил. В пьесе Мопассана, где он играл старика на бульварной скамейке, он был так чист, наивно-трогателен и в простоте своей трагичен, что я заплакала, что со мной вряд ли случалось в театре. Конечно, русская публика в эмиграции его игнорировала, а если о нем заговорить, отвечали: «Ну, какой же он актер! Где у него школа?» Причиной была зависть, та самая зависть, которая дружески допускает всё среднее, но не приведи Бог быть выше среднего.
Боюсь, что Вы устали от этого портрета. Остальное – берите у него самого. Если бы Вы знали, как эти два моих колдуна Вас ждут!
Ваша Вега
41.
28 июля 1973
Светлана моя дорогая, надо положить конец этому ужасному молчанию. В начинавшихся и никогда не кончавшихся письмах к Вам получался полный хаос, да и он прерывался всё новыми и новыми неожиданностями: сначала упала я, разбив одно колено до кости, велел за мною свалился Крылатый, потерян равновесие из-за протеза, который никуда не годится, ибо нога, поврежденная в бедре, укоротилась после этого на два сантиметра, а протезный мастер уехал в отпуск. Крылатый абсолютно не мог шевелиться, но ничего на этот раз не поломал, а только растянул связки везде, где только можно. От клиники он категорически отказался и лежал, не двигая даже головой, а я совсем сбилась с ног, и без того сбитых. Теперь всё это позади. Зато есть и третье паденье, более трагическое, чем наши два – полет с горы в пропасть почтенного доллара – т. е. пенсии Крылатого, и мы стали лицом к лицу с необходимостью переехать, не зная куда, так как любая конура стоит сейчас дороже нашей квартиры. Из-за этого полного краха мне надо было бегать хлопотать в какие-то учреждения, в конце концов, мне пообещали, что будут срочно искать для нас крышу, безо всякой мебели, но другое учреждение, в свою очередь, дало слово, дать нам, «для начала», две кровати, стол и два стула, и даже перевезти наши чемоданы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Ночной корабль: Стихотворения и письма - Мария Вега бесплатно.
Похожие на Ночной корабль: Стихотворения и письма - Мария Вега книги
- Неизданный дневник Марии Башкирцевой и переписка с Ги де-Мопассаном - Мария Башкирцева - Биографии и Мемуары
- Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем - Алан Маршалл - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Маленький принц и его Роза. Письма, 1930–1944 - Антуан де Сент-Экзюпери - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Обед для Льва. Кулинарная книга Софьи Андреевны Толстой - Софья Толстая - Биографии и Мемуары
- Московские адреса Льва Толстого. К 200-летию Отечественной войны 1812 года - Александр Васькин - Биографии и Мемуары
- Просто об искусстве. О чем молчат в музеях - Мария Санти - Биографии и Мемуары / Прочее
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Письма последних лет - Лев Успенский - Биографии и Мемуары
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
