Рейтинговые книги
Читем онлайн За землю Русскую - Анатолий Субботин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 73 74 75 76 77 78 79 80 81 ... 158

Как ни кричал и ни сердился посланец хана, Александр сдержал слово, не принял ордынянина. Разгневало его упрямство ханского посла, то, что грозил ордынянин ему, князю новгородскому, волей хана. Разве не слыхал он о битве на Неве? Был в Новгороде посол Биргера, грозил полоном и смертью. Правитель шведов поплатился гибелью своего войска…

Все утро Александр не притронулся к еде. Собрался было в терем к княгине, но на полпути передумал, не пошел. Даже там, в тереме у княгини, спроси она об ордынянине, Александр не смог бы сдержать себя, выдал бы свой гнев и свою тревогу.

Готовясь к встрече с послом, Александр от души пожалел, что отпустил во Владимир ближнего боярина. Федор Данилович нашел бы, чем образумить ордынянина и принять его так, чтобы не пострадали ни слава, ни честь князя. Посоветоваться с Олексичем? Но он, как и все дворские, хорош дома, в домашних делах, но нет у него того спокойствия и рассудительности, которыми отличается Данилович. Среди бояр-вотчинников в совете господ и на владычном дворе есть умные головы, но не рано ли советоваться с ними, не узнав, какую весть шлет хан? Дадут совет, а после не стали б кичиться тем, что без них не смог князь говорить с ханским послом. Посоветоваться с гостиными людьми и с ремесленными, вече созвать, но и времени нет на то, и нечего пока сказать вечу. В конце концов Александр решил: «Послушаю, что молвит ордынянин, а сам молвлю, что молвится».

После обеден Александр вышел в гридню. Княжая круглая шапка покрывает его голову, синий кафтан туго перетянут княжим золотым поясом.

Окинув взглядом ближних дружинников, Александр прошел на свое высокое место и велел Олексичу ввести посла.

В парчовом распахнутом халате, из-под полы которого виднелась рукоять кривой сабли, в островерхой, жесткой, как луб, бараньей шапке, мягко ступая по ковру неподкованными, без каблуков, тонкими зелеными сапожками, посол приблизился к месту Александра. Он передал князю ханскую грамоту, потом, приняв от оруженосца саблю со сверкающей золотом и самоцветными каменьями рукоятью, поднял ее обеими руками и положил перед князем.

— Могущественный хан Вату, повелитель многих земель и многих народов, — начал он, — велел передать дар свой тебе, князь. Могущественный хан, покорив Русь, вступил ныне в землю угров; он послал меня в улус свой Новгород и к тебе, князь, чтобы сказать: почему Новгород не шлет своих послов к хану, не согревает сердца светом очей могущественного повелителя? Не поклонится новгородский улус миром, пошлет хан войско, разорит непокорный улус, не оставит камня на камне от жилищ ваших. Решай, князь, быть ли улусу новгородскому и тебе покорными повелителю мира или положишь меч и огонь на город свой?

Пока говорил ханский посол, лицо Александра то бледнело, то яркая краска заливала щеки. Казалось, вот-вот вскочит он, гневным словом остановит посла, велит или бросить его в поруб или гнать из города. Но Александр молчал. Уже посол давно кончил говорить, Александр все еще сидел неподвижно, точно скованный словами ордынянина. Но вот он поднялся, наступил ногою на саблю, положенную перед ним ханским послом.

— Спасибо хану за то, что не забыл он землю нашу, — сказал. — Жаль, неведомо, с какой поры величается ханским улусом Великий Новгород? Не ослышался ли я или не ошибся ли ты словами, посол хана?

— Не свои слова, а повеление могущественного повелителя передал я тебе, князь.

— Известно ли хану, что недавно полки новгородские поразили и иссекли в битве сильное войско короля свейского? В той битве не просили мы у хана ни помощи, ни совета. О том, как быть, после скажем и ответ свой дадим хану. А тебе, послу ханскому, рад Новгород. Гости вольно!

Глава 5

Тучи над Новгородом

Весть о приезде ханского посла разнеслась по городским концам. На торгу и в хоромах передают из уст в уста:

— Ханским улусом назвал ордынянин Великий Новгород, требовал дани.

— Ой, да как же? Кому дань-то?

— Им, улусникам… Орде окаянной.

— Врут. Статочное ли дело кланяться Орде?

— Истинную правду сказываю.

— Правда-то с кривдой — родные сестреницы. Молвишь правду, а ей тесно. Обежит все избы да снова к тебе в дверь… Такая-то разукрашенная, что не признаешь.

— Побожился бы, да ведь душу на ладошку не выложишь.

— А улусом почто звал? Не улус Новгород — Господин Великий.

— То ханское слово.

— Неужто Ярославич без гнева слушал, как ордынянин поносил перед ним Новгород?

— Слушал.

— Не велел схватить ордынянина, не выгнал из города?

— Нет. Живет ханский посол на Новгороде без обиды.

Не знали новгородцы злее вести, чем эта. Боярин Стефан Твердиславич долго ломал голову над тем, что велел хан своему послу сказать Великому Новгороду. И обида тяжко давила и сомнения тревожили. Не легко подняться из дому, но все же собрался боярин к куму Лизуте. Хитер и умен боярин Якун, уж он-то рассудит; коротка ли, длинна ли речь — Якун Лизута каждое слово добела обсосет.

Тоньше думы и мысли яснее, когда на столе ендова с медом, когда первые чаши опрокинуты, первым заедкам оказана честь.

Начал речь Твердиславич издалека, посетовал, что на старости остался он в одиночестве. Знал бы о скором походе, не послал Андрейку на Ладогу.

— За грехи, знать, покарал меня бог, Якуне, — вытерев рушником сухие глаза, сказал Стефан Твердиславич. — Как услышал весть, что сгиб Ондрей в битве, чую, ноги подсекло. Один у меня был Ондрей, кому оставлю вотчины? Кому хоромы и все добро, кому имя свое передам?

— Почто о худом думать, Стефане? — Лизута привстал и, выражая сочувствие горю кума, придвинул ближе к нему ендову. — Пережил я, Стефане, эти горя: дочь свою, по грехам моим, схоронил в черный год и болярыня моя тоже вот… Страдает.

— Годов своих страшусь, Якуне. Не спохватился вовремя, как схоронил покойную болярыню… На Ондрия была надёжа.

— Годы не укор, Стефане. У старого дуба корни крепче, так сказывают.

— Куда уж! Корни в земле, Якуне. Сломит буря вершину, и корни сгинут.

— А ты не поддавайся. И я жалею Ондрия… Крестник мой. Да ведь из жалости кафтан не сошьешь… У кого коротка жизнь, у того и грехов меньше. Чист Ондрий предстанет, как голубь…

— Род, род мой угас, — продолжал сетовать Стефан Твердиславич. — Последний я Осмомыслович. Копил и приумножал добро в поте лица, а тут — все прахом! Горько думать о том, Якуне!

— Испей-ка меду!.. Хорош мед, крепок. Намедни с Мологи, из моей вотчины тамошней, привезли… Ты о житейском тревожься, Стефане, оно ближе. За житейскими тревогами отойдет горе.

— Тревожусь, зело тревожусь… К слову бы молвить: ордынского хана послишко нынче на Новгороде… Не пойму, почто терпим?

— Истину молвил, терпим, — Лизута, прищурясь, поднял глаза на кума. — Прежде иноземные послы Великому Новгороду били челом, а хан забыл о Новгороде, князю писал грамоту, и слово посла было князю.

— Ну-ну, как же так, Якуне? — притворно изумился Твердиславич, будто впервые услышал о грамоте.

— Не видел хан Новгорода, неведомы ему и обычаи новгородские, — ответил Лизута. Потом, склонясь вперед, точно из боязни, что кто-то может услышать его, зашептал — Суздальские князья, Стефане, не ищут ли покрыть протори свои за счет Великого Новгорода?

— Можно ли так-то?

— Почему не можно? Почему бы иначе-то хану писать грамоту не Новгороду Великому, а князю?

— Растревожил ты меня, Якуне, своими речами, — Стефан Твердиславич неловко заерзал на лавке и, словно вдруг стало душно ему, расстегнул шубу. — Небось князь-то Александр не встанет супротив отца?

— Не жду того и не льщусь, — уклонился от прямого ответа Лизута. — Александр высоко голову держит. Которую неделю в городовых концах слышно его имя. Мыслю, Стефане: послишко-то ханский не на руку ли Новгороду?

— Не домекаю.

— А ты домекни! Александр молод. После битвы со свеями да как Невским всенародно назван, гордость его стала превыше разума. Хан в грамоте своей, слышно, извеличал Александра своим улусником. Любо ли этакое величание?!

— Не любо. Доведись меня…

— Сказывают, Александр то и сделал, — не слушая Гвердиславича, продолжал Лизута. — Напомнил послу, как новгородские полки иссекли свейских крестоносцев. Вот и суди, Стефане: по гордости-то по своей примет ли Александр покорность хану?

— Не знаю. Не молвлю наперед.

— Не примет, — отвалясь на лавке, усмехнулся Лизута. — И на пользу это нам, Стефане.

— Чем?

— Кинь-ко умом! Не покорится Александр хану — от хана зло примет; окажет покорность — Великий Новгород не возьмет улусье. Вече созвоним, пусть Александр скажет, как он волю новгородскую за ханские посулы отдал. Не близко ли, Стефане, времечко, когда увидит Новгород княжий поезд за городским острогом?!

1 ... 73 74 75 76 77 78 79 80 81 ... 158
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу За землю Русскую - Анатолий Субботин бесплатно.

Оставить комментарий