Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я оглянулся кругом — какой бы привести пример. Но на Фату-Хиве не было ничего вращающегося: ни ветряной мельницы, ни колеса.
Теи лукаво посмотрел на меня и повертел рукой в воздухе. Я понял, что он ничего не уразумел в моем описании и не поверил мне.
— Да, так вот, — нерешительно продолжал я. — Когда мы с матерью летели по воздуху, она спросила человека, который управлял этой вращающейся штукой, нельзя ли пролететь над нашим домом. В нашей деревне людей больше, чем на всех Маркизских островах вместе, и они смотрели, как мы кружили над крышами, и деревьями, и высоко над кораблями в море.
Я хотел еще рассказать про человека, который в одиночку пролетел через океан из Америки в Европу, но вспомнил, что географический кругозор Теи и Момо простирается немногим дальше гор Тауаоуохо.
Тогда я сбегал в нашу свайную хижину и отыскал листы из старого журнала, в которые мистер Боб завернул банки с вареньем. Ни одного снимка с самолетом. Вот досада. Зато нашлась фотография Нью-Йорка: очертания города на фоне неба. Манхэттен. Эмпайр-Стейт-Билдинг. Я торжествующе развернул лист перед нашими друзьями.
Теи и Момо внимательно посмотрели на снимок, потом на меня. Никакого впечатления.
— Видите, какие большие дома, — сказал я, удивленный их безразличием.
Они еще раз посмотрели.
— Э. Да.
Теи взял наконец лист, повертел так-сяк, заглянул с другой стороны.
— Глядите! — вдруг воскликнул он.
Глядим. Двухэтажный загородный домик, в дверях стоят мужчина и женщина. Теи и Момо были поражены. Дом на доме! Неужели бывают на свете такие большие дома!
Небоскребы Манхэттена они не восприняли как дома. Люди на улицах были очень уж маленькими. В пятнышке меньше муравьиного яйца они не распознали человека. Зато беленым загородным домиком восхищались до самого вечера. Я еще раз посмотрел на фотографию Манхэттена. Да есть ли он на самом деле? Или
— страшная мысль — передо мной видение из будущего?
Иногда я бродил один по лесу. Скажем, когда Теи готовил пои-пои или какой-нибудь роскошный обед. Или охотился с собаками на кабана. С моей стороны было ханжеством устраняться от охоты, ведь я с удовольствием ел жареную свинину. Вот только не мог смотреть, когда резали свинью. Момо и Лив не уходили далеко от хижин и пляжа.
Устав от жаркого солнца и от ходьбы, я садился в тени на поваленном дереве или на мшистых камнях старого паэпаэ. И предавался размышлениям, отдыхая душой. Дашь нагрузку рукам и ногам, потом так хорошо думается на свежую голову.
Вот мы с Теи охотимся, ловим рыбу, собираем ягоды, бродим по лесу, лазаем по горам, плаваем, добывая хлеб насущный… Это наша работа, а другие назвали бы ее отпуском. На моей родине люди сидят за пишущей машинкой, стоят за прилавком или станком одиннадцать с половиной месяцев, чтобы полмесяца использовать с удовольствием. На эти полмесяца они сбегают из больших домов в маленькие хижины или палатки. Куда-нибудь на волю. Где можно охотиться, ловить рыбу, собирать ягоды, бродить по лесу, лазать по горам и плавать. Что для первобытного человека было работой, для современного человека стало отдыхом. Даже солнце и свежий воздух — роскошь для современного человека… Мы запираемся в комнатах с электрическими лампочками и пылесосами и трудимся, чтобы оплатить счет за электричество и за две недели, проведенные на воле.
Нет, об этом я не буду рассказывать Теи. Я попытался рассказать ему про самолет. Но я никогда не скажу ему, что большинство людей в моей стране работают, неподвижно сидя на одном месте, а для отдыха поднимают гантели, бегают по кругу или машут веслами на лодке без дна, которая не двигается с места. Он этого не поймет.
Издалека донесся голос Теи. Собаки заливались лаем. Старику понадобилась моя помощь. Что было мочи я побежал через долину к склону, где не переставая лаяли псы. Теи приветственно помахал мне рукой; слава богу, цел и невредим. А собаки подпрыгивали на задних лапах, пытаясь взобраться на скальную полку. На полке стоял косматый козел, белоснежный красавец. Наклонив голову с роскошными рогами, он приготовился дать отпор. Дождавшись меня, Теи подкрался сзади и схватил козла за задние ноги, а я вцепился в рога. Поймали!
Мы основательно помаялись, пока, отгоняя собак, не доставили вырывающуюся добычу на берег. Здесь Лив и Момо помогли нам привязать красавца за колышек у нашей хижины.
— Теперь у нас будет молоко! — возликовала Лив.
Момо наклонилась и покачала головой. Какое там молоко от козла. Лив предложила ему банан. Съел. Набив живот листьями таро и плодами, дикарь совсем присмирел и перестал нас пугаться. Первый прирученный нами четвероногий обитатель острова. Мы назвали его Маита — «белый».
Шли недели. Настолько насыщенные недели, что каждый месяц был равен целой жизни, счастливой жизни. Никаких часов, отмеряющих время. Никаких магазинов, ярмарок, торговцев, расходов. Поиски хлеба насущного требовали определенного труда, но одновременно мы пополняли свои зоологические и этнографические коллекции, да еще оставалось время для отдыха и развлечений. Наземные моллюски и насекомые во многом отличались от фауны по ту сторону гор, но орудия труда — те же самые. Каменные топоры и песты, грузила и точила, скребки из раковин. Я ломал голову над одной вещицей, которую раскопал Теи и подобные которой часто находили в долине Омоа и на Хива-Оа: круглый каменный диск величиной с бутылочное дно, с отверстием посередине, как у колеса. Сами островитяне не могли объяснить, что это за штука. Одни полагали, что диски, возможно, катили по земле и соревнующиеся в меткости воины старались попасть в отверстие копьем. По мнению других, диски надевали на деревянные сверла, чтобы лучше вращались.
Но уж очень похожи были эти изделия на некоторые типы южноамериканских пряслиц. Правда, полинезийцы не занимались прядением и ткачеством, когда на острова прибыли европейцы. Тем не менее здесь водился хлопчатник. На многих полинезийских островах, Особенно на Маркизах, Гавайских и Общества, рос в большом количестве дикий хлопчатник. В Австралии и прилегающих к ней островах его не было до прихода европейцев. На Таити миссионеры, обнаружив пригодный для пряжи хлопчатник, попытались убедить островитян, чтобы они собирали его хотя бы для экспорта. Тщетно. Островитяне довольствовались легкими набедренными повязками и накидками из тапы; делать тапу из луба бумажной шелковицы, гибискуса и хлебного дерева было проще, чем прясть и ткать.
Оставалось загадкой, как хлопчатник попал в Полинезию. Из Австрало-Меланезии его не могли доставить в отличие от хлебного дерева и сахарного тростника. Морские птицы не едят семян хлопчатника и не могли перенести его на эти далекие острова. Зато рыбы едят семена и не дали бы им доплыть до Полинезии с течением из Южной Америки, где дикий и культурный хлопчатник был чрезвычайно широко распространен в доевропейские времена.
- От «Кон-Тики» до «Ра» - Тур Хейердал - Путешествия и география
- Ра - Хейердал Тур - Путешествия и география
- Экспедиция "Кон-Тики" - Тур Хейердал - Путешествия и география
- Экспедиция “Тигрис” - Тур Хейердал - Путешествия и география
- Державы для… - Юрий Федоров - Путешествия и география
- На плоту через океан - Вильям (Уильям) Виллис (Уиллис) - Путешествия и география
- Тур де Франс. Их Италия (сборник) - Владимир Познер - Путешествия и география
- Арктика в моем сердце - Клавдий Корняков - Путешествия и география
- Пешком через Ледовитый океан - Уолли Херберт - Путешествия и география
- Гончие Бафута. Зоопарк в моем багаже - Джеральд Даррелл - Природа и животные / Путешествия и география