Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Леся молчала, не меняя позы, и ровно, спокойно смотрела в небо. Лицо у нее было холодное и неподвижное.
Марта вздохнула и печально посмотрела на Зорину, а потом на Лесю:
— Она просто влюбилась до беспамятства в Роберто, вот и все! Мы же говорили ей — не спеши ты так к нему привязываться, не привыкай, потому что скоро расставаться, а потом неизвестно, что и как... А я еще говорила, что парень очень симпатичный — и красивый, и умный, и порядочный, судя по виду... Только что ты о нем знаешь и кто что о нем знает? Поосторожнее бы, потому что вот так влюбляешься, а потом будешь мучиться, где он да что он? Ясное дело, это Ляля что-то сказала ей про Роберто! Потому что с того момента из Леси и слова не вытянешь. А если и заговаривает, то уж никак не о Роберто или о наших ребятах из киногруппы. А что эта Ляля могла такого сказать — ну, может, был у него там в Киеве кто-то, ну, может, гулял с какой-то девушкой, ну и что? Важно, как он сейчас к тебе относится, как ты к нему, как ваши отношения будут развиваться дальше...
Леся молчала. А Зоряна, скривив лицо, заговорила, передразнивая Лесю:
— «Если вы мне подруги, то едем завтра в Севастополь! На три дня. И не спрашивайте меня ни о чем и ничего не говорите! Прошу вас! Прошу! И все!» Что было делать? Поехали, как просила. И молчали, и не спрашивали. А сейчас? Ты нам или не доверяешь, или стыдишься чего-то? Я уже просто не могу выдержать этого молчания. Марта, ну скажи ей что-нибудь, расшевели ее!
Леся молчала.
— А что я ей скажу? — ответила Марта. — Леська, как всегда, думает прежде всего о себе. Главное, лишь бы на своем настоять!..
— Ну, чего тебе не хватает, Марта, ты мне скажи, — вдруг отозвалась Леся. — Ты так говоришь, будто тебя всю жизнь обижают! Ты такая несчастная! У тебя вон нарядов всяких, как у нас с Зорькой на двоих, у нас даже меньше. У отца твоего машина. Ты — единственная дочь. С тобой носятся, все тебе разрешают. Деньги у тебя всегда есть. А ты еще ноешь. Вот пожила б ты у меня на Подзамчем да потопила бы печки всю зиму, так знала бы, что такое холод зимой на кухне, когда нет теплой воды, чтобы посуду помыть. Тогда бы и говорила...
Марта побледнела и села, повернувшись к Лесе.
— Слушайте, девчата! Нас же считают подругами! И я всегда, всегда... — подбородок ее вдруг задрожал, но она пересилила себя, минуту помолчала, и в эту минуту тяжело стало и Лесе, и Зоряне. Леся уже и рада была бы забрать свои слова обратно, но Марта продолжала:
— Я всегда делилась с вами всем, чем могла. Вы знаете, какие мама устраивала скандалы, когда я в колхозе оставила в той семье, где жила, свои платки и кофты?! Но я не о том говорю. Я виновата, что у моего отца такая должность и такой заработок? И мама работает и тоже зарабатывает. И я одна у них. Я маме давно говорила, еще когда маленькой была: почему у меня нет младшего братика или сестрички? Я так часто чувствую себя одинокой, и мне же еще завидуют. А вы! Когда мы в институте подружились, я чувствовала себя такой счастливой! Я для вас на все всегда готова, а вы пытаетесь уколоть меня совсем как чужие. И ты, Леся, ты же знаешь, как я к тебе!.. И ты это говоришь? Если вы так будете ко мне относиться, нашей дружбе придет конец. Я этого не выдержу. Я же вам всегда даю одевать свои вещи, все, что вы хотите. Только, — она шмыгнула носом, и слезы потекли из ее глаз, — разве я виновата, что у вас такие фигуры, а я маленькая и толстая?..
— Мартуся, я дура, дура! Ты меня не слушай! Я сейчас взбесилась. Не слушай меня. Я тебя люблю, очень люблю, и Зоряна любит! Я это все со злости сказала. На себя злюсь, Мартуся, только не плачь. Потому что мне и так плохо, очень плохо! Я не хочу, чтоб еще и ты на меня сердце держала! Умоляю тебя, Мартуся, не надо...
Сочувствие, казалось, еще больше разволновало Марту, и она захлюпала, уткнувшись в плечо подруги.
— Ну, не страдай уж так, Марта, — вмешалась Зоряна. — Вот Виталий, между прочим, часто с тобой танцевал. Никто его особенно не тянул... И даже когда был выбор, все тебя приглашал. И на фигуру свою не жалуйся, нормальная фигура. Зато лицо у тебя красивее, чем у нас. Яркая, чернявая — прямо цыганка!
Ой, Зорька, до чего ж ты умеешь говорить! Раз-два — и уже куча комплиментов. И все неправда, и ничего у Виталия ко мне не было, так просто...
— По тебе умирал, все видели, не прикидывайся...
— Но все равно они уже уехали, как бы там ни было, и мы уже никогда их не увидим... — грустно сказала Марта.
— Ну, увидим или нет — это еще вопрос. Все может быть. Вот Юрко же отписал.
Зоряна вынула из сумочки бумажку, сложенную вчетверо, развернула и начала читать:
— «Зорька, вы что, совсем с ума посходили? Из твоей записки я ничего не понял, ясно только, что вас сагитировала Леська. Ну, знаешь, это свинство — вот так удрать. С тобой мы еще этот вопрос выясним во Львове за неделю, оставшуюся до начала учебы. А вот ребята очень переживают. Роберто просто места себе не находит. Да и Виталий не в своей тарелке. А Роберто Леська совсем свела с ума. Он не ел сегодня целый день и куда-то пропал под вечер. Мы его искали с Виталием и Сашком. Наконец нашли. Лежал на большом камне на тех Черновских скалах. Пока мы сделали наше открытие, уже было больше семи вечера. Это Сашко высмотрел беглеца. Полез было к нему Виталий, но Роберто сразу начал спускаться сам и еще извинился перед Виталием, что ничего не сказал...»
Ага, это уже вас не касается. Ну, словом, видишь, Марта, все еще впереди — письма, адреса и вообще все. Но, подожди, пусть все-таки Леська скажет, что произошло между нею и Роберто. Что же такое сказала тебе его сестра Ляля? Это же все из-за нее?
Солнце уже грело в полную силу, девушки разделись, наслаждались теплом их загоревшие тела. Леся вдруг встала и пошла к скале.
— Я прыгну разок. Жарко, — бросила она уже на ходу.
Вот она уже взобралась на скалу. Глянула сверху на море, поблескивавшее под солнцем, и пошла дальше, на большой камень. Вдруг ее блуждающий взгляд остановился, остановилась и она сама.
Белым известняком или мелом огромными буквами но всему белому камню была сделана надпись: «Я люблю тебя, Леся, люблю, люблю, люблю, люблю...» И подпись — Роберто, и дата — вчерашний день.
Леся закусила губу. Все произошло так неожиданно! Смешались боль, обида, радость, и слезы потекли по ее щекам.
Вода приняла ее, остудила и приласкала. Леся вынырнула, и после тусклой зелени моря яркое, желтое, горячее солнце ударило ей в глаза, и все снова ожило в ее памяти.
Она повернулась и поплыла от берега, ее движения были спокойны и уверенны, а слезы все текли и текли из глаз и смешивались с соленой морской водой, без остатка растворяясь в ней...
Цыганские мелодии
Цоноро! Аорде! Кай жьас?» — глубокий, несколько хрипловатый женский голос пробился сквозь кружево мыслей, которые лениво, но бесконечно возникали в голове Максима, и поэтому он, как это нередко бывает, находился сейчас некоторым образом вне реальности, которая его окружала, вне толпы, сквозь которую он двигался автоматически, нащупывая глазами узенькие проходы в этой почти сплошной стене курортников, которые, напившись целебной воды, неторопливо выходили из бювета и сразу же радостно подставляли лица чуть ли не первым, действительно теплым солнечным лучам. «В начале мая в прошлом году я уже купался, — думал Максим, — в прошлом, значит, в Луцке, или в Ленинграде, или в Киеве, и это тоже уже в прошлом?» Да, именно в Киеве, это тоже Максимово прошлое, ведь он там живет уже больше пятнадцати лет... Время... Да, как летит время. А ведь в Киеве когда-то купался уже в начале мая. Это потом уже погода испортилась и покатилось одно лето холоднее другого, и дождливые весны, и неудачная осень, и бесснежные зимы, а ты уж не имел времени, чтоб ухватить тот единственный теплый или снежный денек и выскочить на речку или на лыжах, или... Да, что ни говори, наступили худшие времена, и работы — все больше, а времени — все меньше, да и здоровье почему-то с годами не улучшается. Вот уже и по курортам начал разъезжать, не от добра, конечно. Правда, больше от давнишнего страха, лет уже десять тому, как камешек вышел, а все еще боишься той боли? Боишься... А что тебе доктор сказал? Не работать, не перенапрягаться, хотя бы на время пребывания тут. Тебя это удивило, доктор ведь давнишний твой приятель, не сказал бы просто так, для красного словца... А ну-ка, подумай! Еще, еще немного! Когда ты в последний раз отдыхал по-настоящему? Не пребывал на отдыхе, а действительно отдыхал. Чтоб ощутить, что напряжение ты сбросил, расслабился и хочешь вновь действовать? И не припомнить уже. Единственное, что ты отлично помнишь, — это хроническую слабость и ощущение того, что не успеваешь с работой, не успеваешь завершить все, что задумал, что планов чем дальше — тем больше, и все более интересных, а когда же их претворять в жизнь и как? Особенно, если планы расходятся с той работой, которая прежде всего остального кормит тебя вместе с женой... Так, сюда хода нет, Максим, не будем, об этом потом, об этом позже...
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Истории про еду. С рисунками и рецептами автора - Андрей Бильжо - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Экватор. Черный цвет & Белый цвет - Андрей Цаплиенко - Современная проза
- Тихий уголок - Питер Бигл - Современная проза
- Девушка без прошлого. История украденного детства - Даймонд Шерил - Современная проза
- Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание - Михаил Бочкарев - Современная проза