Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя начало сеанса было назначено на восемь часов, но рабочие пришли в четыре, конторщики — в шесть с половиной, а бухгалтер и штейгер, как истые аристократы, пресыщенные жизнью и удовольствиями, — в семь часов.
Масалакин, этот несокрушимый смелый лев, успел-таки познакомиться с сестрой Кибабчича и с семи часов вечера уже стоял около ее стула, рассматривая мандолину с искусственным спокойствием человека, умеющего владеть собой.
Масалакин был одет шикарнее всех. На нем был смокинг, темно-красный закрытый жилет и изящные скороходы, сквозь верхние прорезы которых виднелись чистые белые чулки. На пальце сверкал огромный бриллиант, выменянный у Петухина на собрание сочинений Жюля Верна, а в галстуке торчала такая громадная булавка, что Масалакин время от времени одним размашистым движением подбородка сверху вниз — втыкал ее глубоко по самую шляпку в галстук.
Дамы смотрели на него с обожанием, конторщики завидовали, а он бросал на всех рассеянные, снисходительные взгляды и вел со своей соседкой разговор вполголоса.
И думал он: «Почему все люди одинаковы? Почему я красив, блестящ и умею поговорить, а другие конторщики — жалкие, невидные, ничем не выделяющиеся. Почему одних Господь отличает, а других сваливает в одну кучу?»
Премьера удалась на славу. Картины весело мелькали на экране, мадемуазель Кибабчич играла вальс «Сон жизни», а Масалакин изредка наклонялся к ней с целью показать, что между ними уже установились дружеские отношения, и спрашивал:
— А из «Евгения Онегина» Чайковского что-нибудь играете? Или марш «Вахт-парад»?
Во время перерыва дочь больничной сиделки Аглая Федоровна подозвала блестящего Масалакина и сказала:
— Фу, какой вы нарядный! Слушайте, вы знакомы с этим антрепренером… как его?
— Кибабчич, — уронил небрежно Масалакин. — Как же, Кибабчич!
— Познакомьте меня с ним.
Масалакин ринулся в будку, вытащил оттуда Кибабчича и, дружески взяв его под руку, потащил в третий ряд.
— Да иди сюда, Костя! Да иди сюда, я тебя с одной барышней познакомлю! Не бойся!
Все ахнули, услышав, что Масалакин уже на «ты» с гордым, богатым директором кинематографа. Конторщики завидовали… И когда этот человек все успевал?
3. На другой деньУтром в конторе опять завидовали блестящему Масалакину, расспрашивали его о домашней жизни директора кинематографа и, подмигивая, говорили:
— А вы прямо ухажером сделались этой, что на мандолине играла. Смотрите, влюбитесь.
Масалакин радостно смеялся.
— Уж и влюблюсь! Просто я люблю театральный мир и артистов. В них есть что-то благородное!
— Она действительно его сестра?
— Да-да. Она окончила курсы игры на мандолине, бывала в Петербурге. Даже несколько раз.
Во время обеденного перерыва Масалакин предложил товарищам:
— Хотите, пойдем в кинематограф?
— Да там же сейчас ничего нет.
— Все равно. Я покажу вам полотно, ленты. Картинки маленькие-маленькие.
И он, как свой человек, повел конторщиков в «ожидальню».
Там царила полутьма. Кибабчич возился в будке, а сестра его меняла на мандолине струну.
— Позвольте познакомить вас, — сказал Масалакин.
— Очень приятно, — сказала барышня.
— Очень приятно. Очень приятно. Очень приятно, — застенчиво сказали три конторщика.
Кибабчич вылез из будки и стал показывать полотно и ленты.
— Неужели за полотном ничего нет? — удивился Уважаев.
— Ничего. Простая стена.
— Поразительно. А я думал… А это что такое?
— Стереоскопы. Сейчас я зажгу лампочку. Если в это отверстие бросить пятак и вертеть ручку, то вы увидите раздевающуюся парижанку, купание в Биарицце и мечеть в Каире. Очень интересно!
Раздевающаяся парижанка понравилась больше всего. Петухин истратил на нее три пятака, Уважаев — четыре, а какой-то маленький, вновь поступивший конторщик с бледным, плоским, как лопата, лицом — сорок копеек.
Масалакин в это время что-то шептал барышне тихим, разнеженным голосом.
4. Ещё несколько днейКаждый вечер зажигались лампы, впускалась по билетам публика, и Кибабчич показывал свои картины. Несмотря на то что их было только восемь и программа ни разу не менялась, публика с охотой десятки раз просматривала и «Выделку горшков в Ост-Индии», и «Барыня сердится» (очень комическая), и «Путешествие по Замбези» (видовая)…
Наоборот, было так приятно узнавать старых знакомых, барыню, бьющую посуду на голове мужа, негров, вытаскивающих гиппопотама, и неловкого штукатура, обливающего краской прохожих.
— Сейчас будет «Жертва азарта»! — предсказывал Петухин, развалившись во втором ряду.
— Нет, это через картину, — возражала сиделкина дочь Аглая. — А сейчас «Барыня сердится», очень комическая. Я хорошо помню, Константин Сергеевич! — кричала она, оборачиваясь к будке. — Ведь сейчас «Барыня сердится», очень комическая?
— Да, да, Аглая Федоровна. Впрочем, какую вы хотите, ту и пущу!
— Ах, какой вы кавалер!
Аглая краснела. Все завидовали.
Днем в «ожидальне» всегда торчал кто-нибудь из конторщиков. Заходил Петухин и, здороваясь с Кибабчичем, говорил:
— Скучно что-то. Посмотреть разве «Парижанку»?
— Пожалуйста, — радушно говорил Кибабчич, — картина интересная.
Петухин бросал пятак, смотрел «Парижанку», потом «Купание в Биарицце», а потом, чтобы отстранить от себя подозрения в склонности к эротике, жертвовал пятак на скучную «Мечеть в Каире».
Приходил и Уважаев.
— Смотрел уже «Парижанку»?
— Смотрел. И «Мечеть» смотрел и «Купанье».
— Хочешь еще посмотрим? Куда ни шел пятачок! Посмотрим?
— Ну, давай.
Друзья становились у стекол и вертели ручку, любуясь знакомой, до последней черточки и складки белья, парижанкой.
— Вечером будете? — спрашивал Кибабчич.
— Конечно, будем. «Барыня сердится» будете показывать?
— Все буду. Приходите.
Кибабчич был светлым лучом Исаевского поселка, несмотря на то, что конторщики совершенно разорились на стереоскопы и билеты.
Кибабчича приглашали с сестрой на обеды, на именины, катали на рудничных лошадях… Аглая вышила ему голубую сорочку, а Масалакин подарил мадемуазель Кибабчич громадную коробку конфет от Шелепова — таких сухих, что их перед едой надо было обливать теплой водой.
5. ТьмаИ вот в один осенний день все это неожиданно кончилось… Кибабчич объявил, что завтра состоится последний спектакль и на другое утро они с сестрой перевозят свой театр на новое место.
Погас светлый луч…
Больше всех были в отчаянии Масалакин и Аглая… Она пришла вечером к Кибабчичу, вызвала его и имела с ним долгий разговор. А Масалакин сказал своей артистке, что едва ли переживет удар… Она ответила, что им нужно расстаться, а Масалакин заявил, что все артистки равнодушны и жестоки!.. И намекнул, что если когда-нибудь умрет, то немалая доля вины в этом придется на долю кое-кого.
По окончании спектакля директору кинематографа и его сестре был устроен ужин, на котором Петухин говорил длинную, отрывистую речь, смысл которой заключался в том, что он благодарит дирекцию за доставленное эстетическое удовольствие и что деньги, в сущности, дрянь. Все сидели печальные, как на похоронах… А утром блестящая труппа покинула Исаевский поселок. Уехали: брат, сестра, «Парижанка», «Барыня сердится», штукатур, гиппопотам, мечеть и Аглая, которая бросила отчий кров для захватывающе интересной жизни с обаятельным авантюристом Кибабчичем.
И стало мертво, темно и пусто…
Даже неудачное покушение Масалакина на самоубийство при помощи баночки хлористого натрия, украденного в рудничной аптеке, и то не расшевелило заснувших.
Свой крест…
Noblesse oblige (положение обязывает, франц.)
Однажды канцлер докладывал королю о текущих делах.
— …Кроме аудиенции, которую, ваше величество, вам предстоит дать завтра итальянскому послу, сегодня вам будут представляться: турецкий посланник, поверенный в делах Мексики и…
Король поднял свое бледное угрюмое лицо и неожиданно произнес странные, неслыханные слова:
— А… знаете что? Ну их всех к черту!
— Ваше королевское величество! Осмелюсь напомнить, что с итальянским посланником предстоит беседа о новом торговом договоре…
— А… знаете что?.. Ну их всех к черту. Отвяжитесь от меня с вашими договорами! — крикнул король. — Не желаю! Довольно. Никаких приемов, официальных обедов и полуофициальных завтраков. Спасибо! Сыт по горло.
Канцлер почтительно склонился.
— Слушаю-с. В таком случае, может быть, вы не откажетесь принять в пятницу немецкого посла?
Король всплеснул руками.
— Это удивительно! Скажите, неужели мы говорим с вами на разных языках? Неужели вы меня не поняли?
- Шедевры юмора. 100 лучших юмористических историй - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Рассказы - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Том 3. Чёрным по белому - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Том 4. Сорные травы - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Король смеха - Аркадий Аверченко - Русская классическая проза
- Том 1. Юмористические рассказы - Надежда Тэффи - Русская классическая проза
- Для радости нужны двое - Вацлав Михальский - Русская классическая проза
- Круги на воде - Вадим Назаров - Русская классическая проза
- Сухой остаток - Александр Найденов - Русская классическая проза
- Трое - Валери Перрен - Русская классическая проза