Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказка подправляет миф.
Слава слабому, униженному.
Не так, совсем не так.
Ставится вопрос: что такое слабый, что такое сильный?
Посмотрите русские сказки, посмотрите арабские сказки – сколько их, предназначенных к уничтожению.
Почему Эдип выброшен – даже без возможности ползать?
О нем было прорицание.
Его находят. Он спасен.
Но посмотрите, как через эту перипетию проверяется случай, место его в закономерной картине бытия, куда входит судьба.
Бессмертен «Гадкий утенок».
Он был безобразен – то есть он безóбразен; этот образ не знали утки, и даже собаки не знали; собаки и утки этого двора.
Давид Копперфильд.
Крошка Доррит.
Крошка Доррит, маленькая, совсем маленькая, ее все обижают, потом она стала главной.
«Принц и нищий».
Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович – мужик, дворянин, попович.
Но удивительно, даже в «Ревизоре» Гоголя как причудливо возвышен «герои», которого должны бы арестовать за неуплату долгов гостинице и харчевне.
Иван, третий сын русских сказок, был дураком; он на все давал ни на что не похожие ответы, и это была своеобычность.
Он оказался правым.
Так что умные люди должны изучать слова дураков и безумных.
Король Лир приносит на своих руках мертвую дочку как свидетельство столкновения будущих поколений.
Погибает король Лир, который на своих руках вносит свое будущее.
В век войн и революций драма короля Лира и Корделии становится еще более злободневной.
И эта роль была потеряна.
«Блаженное неведение критиков», – сказал Пушкин по поводу Шекспира (слова из плана к статье «О народной драме и драме “Марфа Посадница”»).
То, что печатается в рецензиях и переводах, – это непонимание временное.
Неполнота этих текстов объясняется неполнотой понимания переводчиками задач Шекспира.
Время само себя не понимает.
Учитесь широте шага.
В Библии сказано: умер, насыщенный днями.
Я насыщен днями. И я очень заинтересован в истории Корделии.
Ведь что я пишу?
Я пишу рецензию на все еще не поставленную пьесу.
Посмотрите: «Гамлета» с Мочаловым ставили раз десять.
Восемь раз смотрел Белинский как бы разные пьесы.
И написал, в сущности, восемь разных рецензий.
Это было восемь разных Гамлетов.
Велика загадка великого произведения.
Утверждение Шекспира – это утверждение о разности разных эпох.
И, может быть, пришло время еще одного утверждения – утверждения потаенной и погибшей судьбы.
Пересмотр судьбы Корделии.
Убитой современниками.
Мысль о торжестве униженного – мысль фольклорная.
И Насреддин – шутливый человек, его шутки опровергают время.
Для конечного торжества шута, человека, отвергавшего эпоху, нужна была революция.
Беда того времени, у которого есть необходимость вычеркнуть то драгоценное прошлое, что его создало, – и старое фольклорное ощущение неправильности семьи, произвола в семье, защиту младшего обиженного человека, получившего неверную долю наследства.
Золушка и всем нам знакомая героиня «Сказки о царе Салтане» Пушкина; третья, младшая, осмеивается сестрами, которые предлагают взамен ее обещаний хороший стол и хорошее платье.
Вот эта не совсем оцененная сказка о мальчике, который вырастает в бочке, плывущей по морю, спасает мать и строит государство на берегу, утверждая ее и свою новую правоту.
Пушкин знал.
«Сказка о царе Салтане» – это не слепок с «Короля Лира», нет – это самый настоящий «бродячий» сюжет, который возвращается в форме сказочного эпоса и благополучия.
Причем «Сказка о царе Салтане» принадлежит драматургии в большой степени, чем стихии сказочного фольклора.
Обычная фабула сказки о том, что герою помогают.
В «Сказке о царе Салтане» герой в главных событиях участвует сам.
Он делает лук, стрелу.
Убивает преступника.
Нужно как на самых крупных легкоатлетических соревнованиях, нужно взять еще один барьер, имя которому Корделия.
Корделия не имела в театре своего триумфа.
Но здесь есть то, с чем нельзя согласиться.
Говорят, что Кент это Дон Кихот.
Это неверно.
Почему?
Кент не заблуждается.
Почему для меня это важно?
Да потому, что Дон Кихот там наверняка что-нибудь бы напутал.
Шекспир пользовался старой фабулой в своей вещи, вкладывая новое значение, новое понимание человеческих отношений.
Теперь надо рассказать про Антигону.
Антигона была дочерью Эдипа и его жены Иокасты, которая, неведомо для него, была его матерью.
В этом и состояла одна половина страшного предсказания Эдипу.
Первая половина предсказания в том, что он убьет отца.
Было одно.
Случилось и другое.
Когда это открылось Эдипу, Эдип в отчаянии выколол себе глаза, а Иокаста лишила себя жизни.
Антигона была сестрой Этеокла, Поливика и Исмены, детей Эдипа.
Старый и слепой Эдип отправился в изгнание, в Колон, город Аттики.
Его сопровождала Антигона. После смерти Эдипа Антигона вернулась в Фивы.
Здесь она предала земле тело Полиника, погибшего в походе и оставшегося непохороненным из-за запрещения Креона, нового властителя Фив.
За нарушение запрета Креон осудил Антигону на погребение заживо.
Жених Антигоны, Гемон, сын Креона, умертвил себя в отчаянии.
Лишенный короны царь Эдип, предшествуя королю Лиру, проходит по путям драматургии.
Шекспир взламывает эпос и в ядре трагической сердцевины устанавливает верные связи верной психологии.
Антигона родная сестра Корделии.
Шекспир растолковал Антигону.
По Строганову[95], Корделия пережила событие своей душевной жизни.
Событие это произошло до начала первой сцены.
О нем можно рассказать словами стихотворения «Пророк»:
Отверзлись вещие зеницы,Как у испуганной орлицы.
Оно столкнуло Лира с новым человеком, с новым поэтом, с новой Корделией.
Соединенное с раскрытием замысла Лира, оно дает сюжет пьесы.
Шекспир – мальчик, который учился в деревенской школе, который не имел постоянного места работы. Охранял лошадей на площадях Лондона за подачки.
Может быть, то, что я говорю, преждевременно, но сама преждевременность позволяет говорить несколько длинно.
На Востоке животное, которое приходит в дом случайно, охраняется. Оно предсказывает будущее.
И то, что я пишу, оно, может быть, преждевременно, но, мне кажется, оно несет нечто драгоценное.
Понимание женской роли.
Счастливой даже своим несчастьем.
Счастливой женской судьбой. Хотя судьба оканчивается ее казнью. Или начинается казнью, если хотите.
И то, что это не признано ни одним театром, это хороший признак.
Но мир достаточно велик для того, чтобы увидеть, что ему нужно.
Однако нередко происходит так, что люди приходят раскапывать погребение.
Как это бывает при раскопках больших курганов, ну, скажем, холма Гиссарлык; раскапывая в верном месте, напали на древний город.
У молодого Шекспира была пьеса – «Укрощение строптивой».
Корделия в «Короле Лире» – это великое торжество строптивой.
Ведь ее замечание отцу, королю, который привык, чтобы его слушались, – что мужа она тоже будет любить, ведь она сказала обычнейшую правду.
Женщина из семьи, которая ее родила, переходит в семью, в которой она сама рожает.
Самый острый конфликт.
Анализ произведения похож на работу Пенелопы: приходится распускать сотканную ткань.
Великий исследователь человека – это Шекспир.
И самый великий из его исследователей – Толстой, который распустил ткань истории короля Лира и говорил «невозможно» и что «старые мотивы лучше».
Толстой сам утвердил великое очищение себя от того владычества, которое, казалось, не связано с богатырской силой.
Той силой, что заставляет сражаться оленей и людей.
Я не умею легко решать вопросы, потому что давно живу не в реальной литературе, а в реальностях литературы.
Это моя обретенная родина.
Король Лир – Толстой наказан тем, что ограничивали его пользование его же денежным могуществом.
Они не позволяли ему стать тем, чем он хотел быть.
Толстой хочет быть изгнанником.
Толстой в лучшем положении, чем король Лир.
Главное имущество – корона – авторские права после 1881 года – все еще оставалось у Толстого.
Но одно то, что король прикасался к короне, лишало его силы.
Его сила была в отречении.
Искусство не знает обычного вчерашнего дня, оно живет всеми днями в неделю; годами и тысячелетиями.
Удивительная особенность шекспировской пьесы в том, что там есть та знаменитая капля, которая собирает в себя весь мир.
Великий театр знает, как трудно изменить население сцены.
Как трудно вводить новые страдания и разрешать их.
Думаю, о том, кто заметил, что на острие мировой театральной драмы пропала роль Корделии.
III
Вернемся к непростому вопросу о предсказании.
- Энергия заблуждения. Книга о сюжете - Виктор Шкловский - Советская классическая проза
- Где-то возле Гринвича - Олег Куваев - Советская классическая проза
- Есть о чем вспомнить - Людмила Семигина - Советская классическая проза
- Поединок - Александр Борисович Царинский - Советская классическая проза / Шпионский детектив
- Большие пожары - Константин Ваншенкин - Советская классическая проза
- Восстание мизантропов - Сергей Бобров - Советская классическая проза
- Афганец - Василий Быков - Советская классическая проза
- Остановиться, оглянуться… - Леонид Жуховицкий - Советская классическая проза
- Избранное в двух томах. Том первый - Тахави Ахтанов - Советская классическая проза
- Безымянная слава - Иосиф Ликстанов - Советская классическая проза