Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она перевела взгляд на крест, и с ее губ сорвался стон разочарования.
Рун замер, ища в себе силы для того, чтобы совладать с исходившим от нее теплом, с запахом талого снега от ее волос, с пульсом ее сердца, который чувствовался на ее губах, с соленым запахом ее слез. Такого испуга он не испытывал никогда, ни в свой смертной, ни в бессмертной жизни.
Склонившись к нему, она поцеловала его; прикосновение ее губ было легким, как касание бабочки.
И Рун пропал.
Она почувствовала вкус горести, крови и страсти. Он больше не был падре или монстром. Он был просто мужчиной. Мужчиной, каким никогда не бывал прежде.
Откинув назад голову, он посмотрел в ее скрытые тенью глаза, темные от страсти. Она стянула с себя шапочку, и ее черные волосы, оказавшись на свободе, рассыпались по плечам.
— Да, Рун, — прошептала она. — Да.
Он целовал тыльную сторону ее запястья, чувствуя своими губами ее участившееся сердцебиение. Распустив тесемку на рукаве, он целовал изгиб ее локтя, ощущая языком нежную мягкость ее кожи.
Она, запутав пальцы в его волосах, притянула его ближе к себе. Он ощутил толчки ее крови на голой шее. Она замерла в его объятиях, а он, обнимая ее, прижимал ее тело теснее к себе. Ее рот снова нашел его рот. Ни Бога, ни обета не существовало. Ему хотелось одного: чувствовать своим телом прикосновение ее кожи. Его пальцы перебирали кружева ее одежд. Она, оттолкнув его, расстегнула и развязала все сама, при этом ее рот был прижат к его рту.
Ее тяжелое платье свалилось с нее на каменный пол; она, переступив через него, подошла к камину. Оранжевое пламя освещало ее всю, проникая через тонкое льняное полотно сорочки. Он освободил ее столь долго желанное ему тело, разорвав сорочку вдоль напополам.
Она, нагая, замерла в его руках. Ее кожа была мягкой и теплой. Ее сердце бешено билось под его ладонями.
Ее пальцы заметались по нескончаемому ряду пуговиц, на которые была застегнута его сутана. Их было тридцать три, и они символизировали тридцать три года земной жизни Христа. Сутана свалилась на пол рядом с ее платьем. Его серебряный крест нестерпимо жег грудь, но он не обращал на это внимания.
Подхватив Элисабету на руки, Рун прижал ее к себе. Она вскрикнула, когда крест коснулся ее голой груди. Он схватил его и, рванув, оборвал цепочку. Крест, зазвенев по камням, упокоился рядом с одеждой. Рун должен был встревожиться, он должен был собрать свои атрибуты святости, надеть на свое тело и превратить их в стену, разделяющую его и Элисабету.
Но он выбрал ее.
Ее губы снова прильнули к его губам, и ее рот раскрылся навстречу его рту. Ничто больше не разделяло их. Они стали двумя телами, страстно желавшими слиться друг с другом.
Элисабета назвала его по имени.
Рун ответил ей тем же.
Он пригнул ее к нагретому камином полу. Она выгнулась под ним; ее длинное гладкое горло потянулось к его рту.
Рун не помнил себя, опьянев от ее запаха, ее тепла, ее сердца. Ни один человек не испытал того, что чувствовал тогда он; ни один сангвинист не смог бы устоять. Никогда он не чувствовал себя таким удовлетворенным, таким сильным. Испытанное им блаженство и было той самой причиной, по которой люди отказываются от сана. Эти узы были более глубокими, чем его чувства к Богу.
Он слился с ней. Он никогда не хотел разлучаться с ней вновь.
Красный цвет поглотил его. Затем он поглотил ее. Он бился в бурлящем красном море.
Когда красное марево рассеялось, обе их души были изломаны.
Глава 44
27 октября, 08 часов 02 минуты
по центральноевропейскому времени
Хармсфельд, Германия
Надия, опустившись на колени в нескольких футах от Эрин, шептала что-то в ухо плачущему Руну. Невзирая на то, что происходило с ними, когда они пили освященное вино, эта процедура была для Руна более неприятной по сравнению даже с шестью пулями, пробившими его грудь. У Надии душа болела за Руна, томившегося в таком капкане всю свою вечную земную жизнь, после которой его ожидал невообразимый ад за грех, в который его вверг напавший на него дикий стригой.
Эрин подошла к поломанным дверям церкви и выглянула на еще пустынную в это раннее утро улицу. Джордан, последовавший за ней, остановился рядом. Как ему удается оставаться таким теплым? Она продрогла до костей. Сперва они бултыхались в озере, вода которого скорее представляла собой тающий снег, а теперь не нашли ничего лучшего, чем укрыться в неотапливаемой церкви.
Лишь Рун затих, она услышала, как Надия, вздохнув, тоже приложилась к освященному вину, но, в отличие от Руна, она не плакала от этого.
В церкви наступило долгое молчание.
— Он проснулся, — наконец объявила Надия, снова обретя свое обычное спокойное и даже несколько безразличное состояние. — Если повезет, он еще до наступления ночи будет готов к тому, чтобы пуститься в путь. Но в течение последующих нескольких дней он все еще будет чувствовать слабость. Кровь Христа не исцеляет так быстро, как может исцелить людская кровь.
— А почему тебе пить это вино не так трудно, как Руну? — Эрин смотрела на падре, накрытого алтарной скатертью, лежащего на боку и отвернувшегося от них.
Надия тоже смотрела на него.
— Я пока что не совершила такого падения.
08 часов 22 минуты
Джордан оглядел маленькую комнатку, которую Надия сняла для него и Эрин в хармсфельдской гостинице, ее тихое и уютное здание стояло тут же на центральной площади, напротив церкви.
Находящийся рядом номер Надия сняла для себя с Руном, однако Джордан осматривал свою комнату так придирчиво и детально, словно здесь ему предстояло выдержать длительную осаду. Дверь была сделана из прочных дубовых досок. Посмотрев за окно, Стоун обнаружил сетчатую решетку, проходящую под их окном, расположенным на втором этаже. Отсюда проникнуть к ним будет трудно. Джордан быстро осмотрел ванную комнату. Окно в ней было настолько маленьким, что через него не пролез бы даже годовалый ребенок. Все остальное в номере было типично европейским: белый кафель, обычный душ, раковина, унитаз и биде.
Вернувшись в комнату, Стоун застал Эрин сидящей в прежней позе на кровати, накрытой углом толстого одеяла. В комнате стояли двуспальная кровать, два ночных столика с лампами и какое-то странное механическое сооружение, которое он поначалу принял за устройство для чистки обуви.
Эрин выглядела более бледной, чем обычно. Темные круги под глазами, пятна грязи на лице.
— Ты не хочешь для начала принять душ? — спросил Джордан.
— Душ, — повторила она, вставая с кровати. — Сейчас это самое приятное для меня слово в английском языке.
Джордан смотрел ей вслед, когда она, пройдя по номеру, вошла в ванную комнату и закрыла за собой дверь. Он подумал, что сейчас лучшими словами по-английски были бы «душ вдвоем», но понимал, что лучше не говорить об этом. Он сел на другую сторону кровати и открыл меню блюд, которые можно заказать в номер.
Стоун заказал три завтрака с кофе и чаем, поскольку не знал, что Эрин ест и пьет. Он снял телефонную трубку и набрал номер, но до того, как ему ответили, Эрин включила воду в душе. Джордан представил себе, как она переступает через кафельный порог, ее распущенные волосы лежат на голой спине, водяные потоки струятся по всем изгибам ее тела…
— Darf ich Ihnen behilflich sein?[70]
Джордан, повернувшись спиной к двери ванной комнаты, по-немецки заказал завтрак.
Дожидаясь завтрака, он развесил их одежду на радиаторы для просушки, пытаясь не думать об Эрин, моющейся под душем, о ее лице, подставленном под струи воды, о паре, окутавшем ее тело.
Чем бы еще заняться, подумал Стоун. Сев на кровать, он принялся чистить оружие. Начав с одного ствола, другой он держал рядом наготове. Покончив со своим вооружением, он вычистил «ЗИГ-Зауэр» Эрин.
Надия, постучав в дверь, сунула ему в руки бумажный мешок, не сказав при этом ни слова. Заперев за ней дверь и раскрыв мешок, Джордан обнаружил в нем основные туалетные принадлежности и смену одежды для себя и Эрин.
Теплые свитера — так, значит, подумал он, обратно в Иерусалим мы не летим.
Привезли завтрак, и Джордан приступил к нему, не дожидаясь, пока Эрин закончит принимать душ.
Через мгновение шум потока воды внезапно стих с щелкающим звуком. Стоун продолжал смотреть на дверь, пытаясь представить, как Эрин вытирает полотенцем свое обнаженное тело.
Но все было не так.
Он ждал ее появления, а когда Эрин наконец вышла в комнату вместе с облаком пара, на ней был белый махровый халат, который она, должно быть, нашла в ванной комнате, ее рука была заново перебинтована. Лицо и шея женщины покраснели от горячей воды. Как ему хотелось посмотреть, на какие еще части ее тела распространилась эта краснота…
- Последний оракул - Джеймс Роллинс - Триллер
- Грехи наших отцов - Оса Ларссон - Полицейский детектив / Триллер
- Маниакальная депрессия - Анна Фрост - Триллер
- Поцелуй ангела - Алафер Берк - Триллер
- Город мертвых отражений - Лена Обухова - Триллер
- Лето страха - Т. Паркер - Триллер
- Царица проклятых - Энн Райс - Триллер
- Внутри - Евгений Гатальский - Контркультура / Русская классическая проза / Триллер
- Дар ведьмы - Кирстен Миллер - Детектив / Триллер / Ужасы и Мистика
- Тот, кто умрет последним - Джеймс Гриппандо - Триллер