— Твои уши не много выиграли бы от перемены, если бы ты был побыстрее на ногу, — несколько сухо заметил разведчик. — Но оставим это! Где же гуроны?
— Они скрываются в этом лесу, в засаде, как раз между этим местом и своим поселением, и в таком количестве, что благоразумнее было бы вам вернуться назад.
Ункас окинул взглядом ряд деревьев, прикрывавших его воинов, и проговорил:
— Магуа?
— Среди них. Он привел девушку, которая жила с делаварами, и оставил ее в пещере, а сам, словно бешеный волк, стал во главе своих дикарей. Не знаю, что могло так сильно разъярить его…
— Вы говорите, что он оставил ее в пещере? — перебил его Хейворд. — Хорошо, что мы знаем, где она находится. Нельзя ли сделать что-нибудь, чтобы освободить ее немедленно?
Ункас вопросительно взглянул на разведчика.
— Что скажет Соколиный Глаз? — спросил он.
— Дайте мне двадцать вооруженных людей, и я пойду направо, вдоль берега реки, мимо хижин бобров, и присоединюсь к сагамору и полковнику. Оттуда вы услышите наш боевой клич — при таком ветре его легко расслышать за милю. Тогда, Ункас, ударь на врага с фронта. Когда они подойдут к нам на расстояние выстрела, мы нанесем им такой удар, что линия их войск погнется, как ясеневый лук. После этого мы возьмем их поселение и уведем девушку из пещеры. Затем можно будет покончить с гуронами, или, по способу белых людей, дать сражение и победить их, или, на индейский манер, действовать засадами и под прикрытием. Может быть, в этом плане не хватает учености, майор, но с отвагой и терпением его можно будет исполнить.
— Мне очень нравится этот план, — сказал Дункан, понимая, что освобождение Коры было главной задачей разведчика, — очень нравится! Испробуем его немедленно.
После короткого, но зрелого обсуждения план был принят и сообщен различным частям отряда; установили определенные сигналы, и вожди разошлись, каждый на указанное ему место.
Глава XXXII
И будет всех чума косить подряд,
И не погаснут факелы, доколь
Без выкупа не отошлет назад
Ту черноокую красавицу король.
Поп. «Илиада»
Когда собрался весь маленький отряд Соколиного Глаза, разведчик взял ружье и, дав знак следовать за собой, повернул на несколько десятков футов назад к речке, которую они только что перешли. Тут он остановился, подождал, пока вокруг него собрались воины, и спросил на делаварском языке:
— Знает ли кто-нибудь из молодых людей, куда течет эта речка?
Один из делаваров, показав, как два пальца соединяются у ладони, ответил:
— Прежде чем солнце пройдет свой путь, малые воды сольются с большими. — Затем он добавил, вытянув руку:
— Там живут бобры.
— Я так думал, — сказал разведчик, всматриваясь в просветы между верхушками деревьев, — судя по направлению реки, а также по расположению гор. Мы будем идти под прикрытием этих берегов до тех пор, пока не увидим гуронов.
Воины издали обычное краткое восклицание, выражавшее согласие, но, заметив, что предводитель собирается уже стать во главе отряда, сделали знак, что не все еще улажено. Соколиный Глаз, отлично понявший значение этих взглядов, обернулся и увидел, что позади отряда идет учитель пения. — Знаете ли вы, друг мой, — серьезно и с некоторым оттенком гордости от сознания возложенной на него обязанности спросил разведчик Гамута, — что это отряд отборных храбрецов, состоящий под командой человека, который не оставит их без дела? Может быть, через пять минут и уж никак не более, чем через полчаса, мы натолкнемся на гуронов, живых или мертвых.
— Хотя я и не осведомлен о ваших намерениях, — возразил Давид, лицо которого несколько раскраснелось, а обыкновенно спокойные, невыразительные глаза горели необычайным огнем, — но я путешествовал долгое время с девушкой, которую вы ищете; мы пережили вместе много радостей и горя. Теперь я, хотя и не воинственный человек, с радостью готов опоясать себя мечом и сразиться за нее!
Разведчик колебался, как бы раздумывая, следует ли принимать такого странного волонтера.
— Вы не умеете обращаться с оружием, — наконец сказал он.
— Конечно, я не хвастливый, кровожадный Голиаф, — возразил Давид, вытаскивая пращу из-под своей пестрой, безобразной одежды, — но, может быть, и слабый Давид вам будет полезен. В дни моей юности я много упражнялся с пращей и, верно, не вполне разучился владеть ею.
— Да, — сказал Соколиный Глаз, холодно поглядывая на ремень и пращу, — эта штука, пожалуй, пригодилась бы против стрел и даже ножей, но французы снабдили каждого минга хорошим ружьем. Впрочем, вы обладаете особым даром оставаться невредимым среди огня, а так как вам это удавалось до сих пор… майор, у вас взведен курок, преждевременный выстрел может обойтись нам в двадцать скальпов, потерянных совершенно напрасно… то вы можете идти за нами, певец, вы можете быть полезны нам своими криками.
— Благодарю вас, мой друг, — ответил Давид, приготовляя для своей пращи запас камней. — Хотя я и не одержим желанием убивать, но сильно пал бы духом, если бы вы не взяли меня.
— Помните, — сказал разведчик, многозначительно показывая на своей голове то место, которое еще не успело зажить на голове Гамута, — мы идем воевать, а не музицировать. Пока не раздастся военный клич, говорить должны только ружья.
Давид кивнул головой, как бы давая согласие на эти условия. Соколиный Глаз еще раз внимательно оглядел спутников и дал знак идти вперед.
Около мили путь их шел вдоль реки. Хотя обрывистые берега и густые кусты, окаймлявшие реку, скрывали путников, они все же предприняли все предосторожности, известные индейцам. С правой и с левой стороны шли или, вернее, ползли воины, зорко вглядывавшиеся в лес; через каждые несколько минут отряд останавливался, прислушивался чутким ухом, не раздадутся ли какие-нибудь подозрительные звуки. Однако они дошли совершенно беспрепятственно до того места, где маленькая река терялась в большой. Тут разведчик снова остановился и стал оглядываться вокруг, чтобы собрать какие-либо сведения.
— Славный будет денек для сражения! — сказал он по-английски Хейворду, взглянув на большие тучи, плывшие по небу. — Яркое солнце и сверкающий ствол не помогут верному прицелу. Все хорошо для нас: ветер дует с их стороны, так что до нас будут доноситься от них шум и дым, а это уже немало; между тем как с нашей стороны сначала раздастся выстрел, а потом уже они узнают, в чем дело… Но вот кончается наше прикрытие. Бобры жили по берегам этой реки целые сотни лет, и теперь между их кладовыми и плотинами, как вы сами видите, есть много пней, но мало деревьев.
Соколиный Глаз довольно верно обрисовал открывшуюся перед ним картину. Река то сужалась, пробивая себе путь в расселинах скал, то, попадая на равнину, широко разливалась, образуя нечто вроде небольших озер. Всюду на берегу виднелись остатки погибших деревьев. Некоторые стволы еще скрипели на своих шатающихся корнях, с других деревьев была содрана кора, в которой так таинственно заключается источник жизни. Как призраки былых и давно умерших поколений, валялись поросшие мхом стволы деревьев. Вряд ли до этого кто-нибудь осматривал все эти мелкие детали с таким серьезным вниманием, как их разглядывал разведчик. Он знал, что поселение гуронов находилось в полумиле вверх по реке, и разведчика одолевало обычное нетерпение, свойственное человеку, желающему скорей обнаружить притаившуюся опасность; но Соколиный Глаз был очень обеспокоен тем, что не находил нигде ни малейшего признака присутствия врага.
Несколько раз ему хотелось поднять воинов в наступление и захватить поселение гуронов врасплох, но большой опыт разведчика удерживал его от столь опасного и бесполезного эксперимента. Соколиный Глаз внимательно вслушивался, не доносятся ли звуки военных действий оттуда, где находился Ункас. Но слышались только вздохи ветра, которые порывами проносились по лесу, предвещая бурю. Наконец, поддавшись собственному нетерпению, разведчик, вопреки своему опыту, решил действовать, и, не скрываясь больше, воины осторожно двинулись вверх по речке.
