Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Распахнув дверь, она беззвучно ахнула: перед ней стоял тщательно и модно одетый господинчик такого маленького роста - ну прямо-таки с восьмилетнего ребенка! - что трудно было поверить в его реальность.
- Луи Блан, историк, - торжественно представился он. - Могу я видеть доктора Маркса?
Елена проводила его в первую комнату, а сама направилась на кухню, но не утерпела - больно уж диковинный был господин! - оставила в двери маленькую щелку и потом несколько раз припадала к ней. Дверь во вторую комнату, где спешно переодевался Маркс, тоже осталась неплотно прикрытой, и хозяин видел то, что видела и служанка.
Луи Блан обвел комнату пристальным взглядом и явно остался недоволен ее пролетарским видом. Он даже поморщился, отчего лицо далеко не молодого карлика сделалось особенно неприятным. "Что, дружок, - мысленно спросил его Маркс, - ты привык к иным апартаментам политических деятелей и государственных мужей?" - "Ах, каналья, - выругалась про себя Елена, - он еще куксится, недомерок несчастный! Скажи спасибо, что я тебя впустила-то сюда".
Тщательно оглядев всего себя, от невероятно высоких каблуков до аккуратно подстриженных ногтей, визитер снова принялся изучать комнату, что-то ища. Наконец увидел в углу весьма убогое зеркало, подошел к нему и стал перед ним прихорашиваться и репетировать величественные позы: отставлял ногу, расправлял детские плечи, выпячивал цыплячью грудь, взбивал волосы... "Ахилл перед боем!" - смеясь, подумал Маркс. "Как кот перед свиданьем!" - чуть не вырвалось у Елены.
Время шло, а гость, кажется, вовсе не был опечален или обеспокоен отсутствием хозяина - так поглотили его заботы о собственной персоне. Уже облачившись в свой нехитрый наряд, служащий для особо важных и торжественных случаев, Маркс долго ждал, когда Блан отойдет от зеркала, чтобы не смутить его своим появлением в момент репетиции. Однако не замечалось никаких признаков, которые свидетельствовали бы, что гостю надоело или вот-вот надоест красоваться перед зеркалом. "Сударь, пора и честь знать!" - мысленно упрекнул Маркс. "Вот прилип! - негодовала Елена, а когда Блан, желая рассмотреть себя лучше, взялся за зеркало рукой и немного повернул его, она взмолилась: - Господи, обрушь ты на него если уж не свод небесный, то хотя бы это зеркало!"
Наконец, не выдержав, Маркс довольно громко кашлянул. Великий историк с невероятным проворством ("Как камень из пращи", - подумал хозяин. "Ну чисто кот!" - заметила служанка) сиганул от зеркала к креслу и сел в непринужденной позе. Маркс вошел. Медленно поднявшись, Блан склонился в полупоклоне, изящество и величавость которого у него не вызывали сомнения.
И без того не очень-то обрадованный перспективой предстоящей встречи, Маркс вовсе потерял интерес и к гостю, и к беседе с ним, увидев Блана актерствующим перед зеркалом. Он знал, что нет на свете ничего труднее и безнадежнее, чем пытаться в чем-нибудь переубедить самовлюбленного человека, а ведь только в этом и мог таиться для него смысл всей встречи. Поэтому Маркс решил терпеливо отбыть повинность - слушать гостя, ни в чем ему не возражать и мирно проститься.
Такая позиция собеседника вполне устраивала Луи Блана. Он поучал, предостерегал, пророчествовал. Особенно охотно и много гость рассуждал о религии, о вере и безверии, об их связи с философией и политикой.
- Нельзя забывать, - он поднимал палец кверху, - что атеизм в философии имеет своим неизбежным последствием анархию в политике.
"Вполне социалистическая идея! - усмехнулся про себя Маркс. - Неужели это все, что он извлек из изучения мировой истории?"
Гость вдруг прервал поток своих сентенций и спросил:
- Вам сколько лет, доктор Маркс?
Маркс ответил.
Блан помолчал, прикидывая, насколько он старше, - оказалось, на целых семь лет. Видимо усмотрев в этом дополнительное обоснование своего права на менторский тон, Блан удовлетворенно произнес:
- Ну вот.
Потом подошел к Марксу и, уперев свой пальчик ему в грудь, что из-за роста было непростым делом, продолжал:
- Помните о том, что Руссо - представитель демократии, основанной на единстве и братской любви! Но помните и о том, что та самая рука, которая дала нам "Общественный договор", содержащий протест против официальной религии, написала "Исповедь савойского викария", где отстаивается необходимость естественной религии, веры в бога, основанной на чувстве.
Маркс слушал оратора и думал: "Как царь Мидас превращал в бесполезное золото все, к чему ни прикасался, так пошлый человек делает пошлым все, что ни попадет в поле его зрения".
За время, пока Луи Блан разводил свои рацеи, в комнате под разными предлогами побывали все члены семьи: уж очень интересно было посмотреть на карлика, поучающего Карла.
Когда в комнату вошла старшая дочь, Луи Блан подозвал ее к себе, потрепал по щеке и, хотя она была с него ростом, умиленно сказал:
- Какая прелестная малышка!
Довольно неожиданно Луи Блан достал из жилета огромные часы и озабоченно взглянул на них:
- О, мне уже пора!
"Должно быть, у него еще несколько таких визитов", - с облегчением подумал Маркс и пошел проводить гостя. Когда они проходили мимо зеркала, Блан вдруг остановился и, будто обрадованный тем, что мог забыть, но вот все-таки не забыл, вспомнил, произнес еще несколько длинных сентенций. На самом же деле ему просто не терпелось бросить еще несколько взглядов на себя в зеркало. Он ушел в полной уверенности, что оставляет здесь своего неофита.
Как только за гостем закрылась входная дверь, все бросились к Марксу. Елена с шутливой озабоченностью несла ему стакан воды. Жена гладила его по голове и голосом, полным сострадания, говорила: "Бедный, бедный Мавр!.." Женни, Лаура и даже совсем маленький Муш, вероятно подученный сестрами, ходили вокруг отца, время от времени притрагивались к нему, как бы желая удостовериться в его целости, и трагически повторяли: "Карлик сразил Карла - какой ужас! Карлик победил Карла - какой кошмар!" А Маркс только стонал, охал и пил воду.
Когда все вволю натешились этой игрой, он спросил:
- Ну, а как бы вы его назвали?
В доме Марксов всем давали прозвища. Это происходило по-разному. Иногда прозвища возникали из комических случаев или забавных совпадений. Второго сына, родившегося в Лондоне пятого ноября 1849 года и нареченного Генрихом, прозвали Фоксиком, или Маленьким Заговорщиком: день его появления на свет совпал с годовщиной знаменитого "порохового заговора" Гая Фокса, намеревавшегося в 1605 году взорвать здание парламента.
Другие прозвища были рождены особенностями внешности, характера или манер. Сам Маркс за свою смуглость был для всех Мавром; первому сыну Эдгару за его подвижность и легкость дали прозвище Муш, что на рейнском диалекте означает воробей.
Старшую дочь Женни чаще всего звали Женнихен, по могли также назвать Кви-Кви - император Китая. Но больше всего прозвищ было у средней дочери Лауры: за умение шить и со вкусом одеваться ее прозвали Мастер Какаду (так звали модного портного в каком-то старом романе), за кулинарные способности - Стряпухой, за помощь отцу - Секретарем, за пристрастие к стихам - Поэтессой.
Прозвища давались не только членам семьи, но едва ли не всем, кто бывал в доме, с кем вообще так или иначе Марксы сталкивались, - в этом они были беспощадны и неутомимы. Энгельс для детей был Ангельсом, Вильгельма Либкнехта за обилие сказок и историй, которые он знал, дети прозвали Лайбрери (Библиотекой).
Чаще всего прозвища давал сам Маркс. Это было одним из выражений веселого переизбытка его жизненной энергии, неудовлетворенности сущим, нелюбви к однозначности. Одним из проявлений дерзкого желания все вокруг переиначить или хотя бы подчеркнуть во всем новые свойства, обнажить скрытые грани.
В этом доме, где так любили всякую игру и затею, так ценили хорошую выдумку и острое словцо, нередко после визита нового гостя даже собирались на специальный совет, чтобы решить, какое прозвище дать новичку. И всегда нужное слово находилось.
- Так как же мы назовем Луи Блана?
- Нарцисс! - кто-то предложил тотчас.
- Банально, - отверг Маркс.
- Прелестная малышка, - сказала старшая дочь.
- Это лучше, но не исчерпывающе.
- Крошка Цахес? - неуверенно проговорила Лаура.
- Мало чем отличается от предыдущего.
- Может быть, наоборот, Титан или Трибун? - спросила жена.
- Нет, - решительно возразила Елена, - по мне, тут одно только имя подходит - Кот, мартовский Кот.
Дебаты были долгими, жаркими. То и дело слышалось:
- Голиаф!
- Щеголь!
- Денди!
- Оратор!
- Подзеркальник!
И каждый настаивал на своем, и все приводили убедительнейшие доводы в пользу именно такого, а не иного прозвища, и все шумели, кричали, горячились.
Наконец Маркс сказал:
- Оставим спор. Давайте обратимся к Энгельсу как к арбитру. Отправим ему все прозвища, что пришли нам тут в голову, и пусть он выберет из них или придумает свое.
- Трактат о вдохновенье, рождающем великие изобретения - Владимир Орлов - История
- Анти-Стариков-2. Правда о русской революции. От Февраля до Октября. Гадит ли англичанка в России? - Петр Балаев - История
- Сталин. От Фихте к Берия - Модест Алексеевич Колеров - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Битва на Калке. 1223 г. - К. А. Аверьянов - История / Энциклопедии
- Допросы сионских мудрецов. Мифы и личности мировой революции - Александр Север - История
- 1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций - Димитрий Олегович Чураков - История
- Движущие силы и сущность Великой российской революции - Владимир Идзинский - История
- ТАЙНЫ РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ И БУДУЩЕЕ РОССИИ - Г. Курганов - История
- Уроки Красного Октября - Игорь Фроянов - История
- Алтайские герои. Февраль - Дмитрий Афанасьевич Кобзев - История / Прочая научная литература