Рейтинговые книги
Читем онлайн Тот самый Мюнхгаузен (киносценарий) - Григорий Горин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 15

— Но потом добавил: «Препятствия любви только усиливают ее».

— У нас их чересчур много, этих препятствий, — улыбнулась Марта сквозь слезы. — Они мне не по силам… Господи ну почему ты не женился на Жанне д'Арк? Она ведь была согласна… А я — обыкновенная женщина. Я не гожусь для тридцать второго мая.

— Послушайте, — вмешался бургомистр, — дорогой барон, нельзя так испытывать терпение женщины. Ради нее, ради вашей семьи вы можете признать, что сегодня тот день, который в календаре?

— Как же это можно? Ведь я говорю правду!

— Да черт с ней, с правдой, — закричал бургомистр. — Иногда необходимо соврать… Господи, и такие очевидные вещи приходится объяснять барону Мюнхгаузену. С ума сойдешь с вами!

— Ты тоже так считаешь? — спросил барон Марту.

Та пожала плечами, хотела что-то сказать, барон остановил:

— Нет. Не говори! Я сам пойму!

Она не ответила. Он подошел к ней, заглянул в глаза.

— Хорошо! — вздохнул барон. — Ладно. Пусть будет по-вашему. Что мне надо сделать, бургомистр?

За столом сидел печальный и озабоченный герцог Георг. Рядом с ним — пастор Франц Мусс и группа ближайших советников.

Мюнхгаузен, как провинившийся ученик стоял в центре кабинета. У двери расположился бургомистр, который изо всех сил пытался выглядеть спокойным.

— Да, — сочувственно вздохнул герцог. — Да! Да! Да! В мире существует определенный порядок. Один день сменяет другой, за понедельником наступает вторник… Нельзя менять ход времени! Это недопустимо! Люди не будут различать праздники и будни! Возникает путаница, что надевать: деловой сюртук или нарядный камзол!

— Самое страшное, — вмешался пастор, — прихожане не смогут точно знать, когда Рождество, а когда Пасха.

— Ваше величество, — осторожно вмешался бургомистр, — барон осознал свою ошибку. Он погорячился и теперь раскаивается…

— Значит, вы готовы признать, что сегодня первое июня? — спросил герцог.

— Хоть десятое! — устало сказал Мюнхгаузен.

— Не десятое, а первое! — возмутился пастор. — И не делайте нам одолжения!

— Барон, ведь вы разумный человек, — примирительно сказал герцог. — Я всегда относился к вам с симпатией…

— Всегда! — кивнул пастор.

— Вы правильно и со вкусом одеты: свободная линия плеча, зауженные панталоны… Вы могли бы стать примером для молодежи. И если вы встанете на верный путь, я уверен, наш уважаемый пастор обвенчает вас с вашей избранницей! Не так ли, святой отец?

— Да, — сказал пастор. — Но при одном условии: барон должен отказаться от всего…

— От «всего»? — вздрогнул Мюнхгаузен.

— От всех ваших богомерзких фантазий! — сухо пояснил пастор. — Вы должны публично признать, что все это — ложь! Причем я требую, чтобы это было сделано письменно!

— Письменно?

— Да. Письменно врали, письменно отрекайтесь.

— Мне не написать второй книги, — вздохнул Мюнхгаузен. — Я и на эту истратил целую жизнь…

— Никто от вас книги и не требует, — сказал герцог. — Все должно быть сделано в форме официального документа: «Я, барон Мюнхгаузен, заявляю, что я обыкновенный человек, я не летал на Луну, не вытягивал себя за волосы из болота, не скакал на ядре…»

— «…Не отпускал жареных уток, — подхватил пастор, достав книгу барона и листая ее, — не выращивал на голове оленя вишневого дерева…» И так далее. По всем пунктам!

Мюнхгаузен безучастно поглядел в окно.

— Хорошо! — устало вздохнул он. — Я все подпишу… Раз новый день никому не нужен, пусть будет по-вашему…

— Ну вот и славно, — довольный герцог поднялся с места и похлопал барона по плечу. — И не надо так трагично, дорогой мой. Смотрите на все это с присущим вам юмором. В конце концов, и Галилей отрекался!

— Поэтому я всегда больше любил Джордано Бруно! — с улыбкой ответил Мюнхгаузен.

Марта на цыпочках пересекла гостиную и, улыбнувшись музыкантам, торжественно взмахнула рукой.

Музыканты тихо заиграли.

В одной из дверей показалась встревоженная физиономия бургомистра. С верхней галереи смотрел вниз озадаченный Томас.

Марта успокоила их взглядом. Приблизилась к кабинету Мюнхгаузена и осторожно заглянула в дверь.

Возле пылающего камина барон Мюнхгаузен сжигал свои рукописи, рисунки, замысловатые схемы… Потом в его руках появилась книга.

Он перевел взгляд на приоткрытую дверь.

Бургомистр, Марта и Томас стояли на пороге и смотрели на него с напряженным вниманием.

Бургомистр сделал успокаивающий жест и прошептал:

— Но помните, что втайне вы можете верить! Втайне…

— Я не умею втайне, — вздохнул барон. — Я могу только открыто.

Он начал листать книгу.

— Ну-ну, мой друг, — бургомистр сделал шаг вперед, с трудом подыскивая нужные слова, — во всем есть хорошая сторона. Во всяком случае, город перестанет смеяться над вами.

— Да! — Мюнхгаузен отступал в темный угол кабинета, словно готовясь к прыжку. — Я не боялся казаться смешным…

Это не каждый может себе позволить. — Он ринулся прочь мимо растерянных друзей, удивленных музыкантов. Марта первая бросилась следом.

— Карл! Не надо! Я умоляю!.. Замелькали предметы, захлопали двери…

Марта, бургомистр, Томас заглядывали во все углы, смотрели в окна, пока не раздался выстрел. Они замерли на месте, не понимая, где именно это случилось.

Наступила продолжительная пауза.

Томас перевел взгляд на музыкантов, тихо прошептал:

— Я не понял… Это который час?!

Музыканты поспешно схватили инструменты и, весело смеясь, заиграли стремительную и отчаянную тему барона Мюнхгаузена.

По лицам улыбающихся музыкантов поплыли финальные титры.

Конец первой части

Часть вторая

Написанный на холсте глаз смотрел на мир с сожалением.

— Итак, господа, я заканчиваю, — прозвучал голос Генриха Рамкопфа. — Три года прошло с того дня, как перестало биться сердце барона Мюнхгаузена!

Написанный на холсте глаз являлся составной частью известного портрета барона Мюнхгаузена. Известный портрет барона висел в изголовье большой деревянной кровати, на которой полусидели, прикрывшись общим одеялом, баронесса Якобина фон Мюнхгаузен и Генрих Рамкопф. Перед Рамкопфом лежала дощечка с чернильницей и большим гусиным пером. Генрих вдохновенно, с выражением бесконечной скорби зачитывал только что написанные строчки:

— «И все три года этот прославленный герой живет в сердцах своих благодарных соотечественников. Пусть же этот памятник, который мы устанавливаем в его честь, станет символом беззаветной любви города к своему гражданину…»

— Нет, — поморщилась баронесса, — «станет символом» — как-то вяло.

— Хорошо, — согласился Генрих, — пусть «станет не только символом».

— Лучше.

— Так! — Генрих взялся за перо. — «Не только символом беззаветной любви города к своему гражданину…»

— Лучше: «…к своему великому сыну».

— Лучше, — согласился Генрих и тотчас продолжил: — «Пусть он будет источником отваги, смелости и родником живительного оптимизма, который никогда не перестанет»… Может быть, «напоминать»?…

— Лучше «струиться».

— Лучше! «Струиться в душе каждого истинного германца!» Как?

— Хорошо!

Генрих выскочил из-под одеяла и прошелся по комнате.

— Не высокопарно?

— Нет, Генрих, — с большим внутренним волнением сказала баронесса, — этого требует торжественность момента.

Одеваясь на ходу, Генрих поспешно выбежал из спальни…

Распахнулась дверь кабинета. Не обращая внимания на протесты чиновников, ожидающих в приемной, Генрих бросился к письменному столу, из-за которого поднялся бургомистр.

Чиновники в приемной повскакивали со своих мест и, негодуя, попытались воспрепятствовать визиту Генриха, но были оттеснены обратно к дверям решительным секретарем бургомистра.

— «И все три года этот прославленный герой, — зачитывал Генрих, все более воодушевляясь, — живет в сердцах своих благодарных соотечественников!»

— Да, да, да, — взволнованно кивал бургомистр, расхаживая вокруг Генриха, — мое сердце принадлежит ему. Он постоянно со мной…

С этими словами бургомистр перевел взгляд на картину, висящую на стене. Картина изображала задушевную беседу двух неразлучных друзей — барона Мюнхгаузена и бургомистра.

— Не могу забыть его юмора, Генрих! Не все понимали его, а я всегда смеялся, — сказал бургомистр и заплакал. — Я думаю, он одобрил бы наш проект.

С этими словами бургомистр сдернул полотно с макета, и взору Генриха открылась передняя часть лошади, на которой восседал Мюнхгаузен. Голова лошади была опущена, как и положено при водопое.

— Ты помнишь эту историю? — спросил довольный бургомистр. — Он оказался на разрубленной лошади, первая половина которой не могла утолить жажду, в то время как вторая половина мирно паслась неподалеку. На всякий случай мы изготовим и вторую половину. Можно установить ее на другой площади.

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 15
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Тот самый Мюнхгаузен (киносценарий) - Григорий Горин бесплатно.

Оставить комментарий