мрачно…
– А я не могу писать весело, когда все плохо!
– Не кричи…
Ваге помолчал, и опять стало тихо, и слышно, как гудит печка и стучат часы.
Ваге был самым серьезным из всех друзей и всегда был худой как скелет (а в тот день, когда Тигран к нему пришел, он казался и вовсе прозрачным), а потом, когда отрастил волосы и бороду, стал похожим на Христа. Раньше Ваге очень упрямился. Теперь перестал.
Вернулась Тагуи, одна, без родителей. Сказала, что ей надоело там, у своих родственников, и она решила вернуться домой.
– И хорошо сделала, – заметил Ваге. – Нечего слушать охи и вздохи стариков.
– Я подумала точно так же. – И Тагуи поцеловала Ваге.
У нее, как у ее мужа, были голубые-голубые глаза, но волосы у Тагуи были огненно-рыжими. Тигран называл ее «кусочком солнца», и Ваге нравилось, когда он ее так называл.
Тагуи заварила чай, и они пили его там же, в большой комнате, где стояла печка. Ваге и Тигран стали вспоминать годы, когда они были еще «молоды», «наши золотые, лучшие годы», что они теперь уже постарели (нам уже 36 лет!)…
– Фи! – вдруг сказала Тагуи и встала. – Вы ничем не отличаетесь от мамы и папы: те же старики. Даже противно! – И вдруг она перешла на крик: – Да, старики! Скучно с вами. Почему вы не веселитесь? Почему вам не весело? Вы же пока еще совсем мальчики! Конечно, мальчики! А стонете, как старики! Я хочу веселиться. И я часто танцую, Тигран! Смотри, как я танцую!..
Тагуи стала кружиться по комнате в каком-то бешеном вальсе и время от времени задирала юбку и делала неприличные движения…
Когда стемнело, Ваге зажег свечу (не было света).
– Сам сделал, – сказал он о свечах.
Ему было очень неловко. И Тиграну тоже было неловко. Он не хотел видеть то, что увидел. Он не хотел слушать рассказ Ваге. Теперь, вспомнив рассказ, Тигран уже был уверен в своей догадке: Тагуи помешалась. Прямо Зельда какая-то! Он подумал, что хуже всего то, что и Ваге знает это, иначе он бы не написал такой рассказ.
Тигран Гаспарян долго еще бродил потом по темным, неосвещенным улицам Еревана, прежде чем пошел к себе домой.
Падал снег. Он падал так тихо! И зима подходила к концу. И никто не знал, когда же закончится Эпоха Страшных Зим.
7
В Эпоху Страшных Зим, в тот день, когда Ваге Саакян задержался в редакции газеты «Новое слово», где ему удалось с недавних пор устроиться на работу (март!), вдруг резко похолодало. Оказалось впоследствии, сотрудников «Нового слова» задержали напрасно. Шеф сказал сотрудникам, что должен сделать важное сообщение, и все думали, он будет говорить о повышении зарплаты, но потом секретарша объявила, что сотрудники могут разойтись: шефа сегодня не будет. Арам Назарян, ведущий отдел криминальной хроники, сказал секретарше, что это свинство со стороны шефа и что вообще пора бы выдать сотрудникам газеты, зарплату.
– Вероятно, шеф сообщит завтра нечто важное, – сказала секретарша снова.
– Нет уж, – сказал Арам. – Я завтра не останусь, как идиот, до восьми в редакции.
Ваге Саакян вышел вместе с Арамом.
– Свинство! – сказал Арам. Они шли в сторону метро, и Арам Назарян, красавчик «АН», как все его называли, бросал свирепые взгляды на прохожих. – Второй месяц не получаем зарплаты! – Он был похож на какого-то рьяного деятеля профсоюза. – Послушай, если у тебя есть немного денег, мы купим по пирожку, прежде чем пойдем домой. У тебя есть деньги?
– Нет, – ответил Ваге Саакян.
– Тогда извини, я куплю себе один, а то я до дому не доберусь.
Ваге подождал, пока друг покупал пирожок у какой-то старушки, утверждавшей, что ее пирожки самые свежие и вкусные во всем этом районе, и они отошли в сторону.
– У тебя дела совсем плохи, да? – спросил Арам. – Культурных событий становится все меньше и меньше, тогда как криминальных все больше…
– Что же ты жалуешься? Ты должен быть доволен, – сказал Ваге, но Арам обиделся:
– Зря ты так говоришь. Очень зря.
Потом он предложил Ваге поехать к нему в гости, но тот отказался, потому что не успел бы вернуться к себе домой на метро, которое закрывалось в девять. AN не стал настаивать и, доев пирожок, попрощался, сказав, что свинство было их задерживать в редакции до семи. Ваге согласился с ним и пошел домой, который был, слава богу, близко. Дома его ждала Тагуи, его «кусочек солнца», по выражению Тиграна. Она была больна и лежала в постели.
– Ну, как ты? – спросил он.
– Ничего. Температура спала.
– Сколько?
– 38,5.
– Прогресс, нечего сказать!
– Почему ты опоздал? – спросила жена. Ваге переодевался.
– Потому что наш шеф – идиот! – И Ваге рассказал обо всем Тагуи, добавив к тому же пламенные речи Арама Назаряна.
– Слушай, а может, тебе зарплату повысят? – предположила Тагуи.
– Вряд ли. К тому же если даже повысят, то все равно все съест инфляция, продукты тоже подорожают. А вообще давай не говорить о работе и инфляции.
– Это ты начал об инфляции и еще о повышении цен.
– В таком случае извиняюсь, – сказал Ваге. – Где твои родители?
– Я тебя извиняю, – пошутила Тагуи и закрыла глаза. – Опять у родственников. Смотрят какой-то сериал.
Ваге вспомнил, как себя чувствовал неделю назад, когда у него тоже была температура 38,5, и понял, что жене сейчас очень плохо.
– Я тебе принесу чаю, – сказал он.
– В термосе есть кипяток, налей оттуда. А чайник поставь на плиту.
Ваге сделал, как сказала Тагуи, и вернулся в комнату с двумя стаканами чая. Ему не хотелось чаю, но он налил и себе.
– Сядь. Я поправлю тебе подушки, а потом будем пить чай.
– Я буду всем говорить, что у меня очень заботливый муж и очень внимательный, – сказала Тагуи.
– Да. Это ты можешь сказать. А вот что твой муж зарабатывает хоть мало-мальски нормальные деньги, ты не можешь сказать.
– Это не важно.
– Нет. Очень даже важно.
– Давай не будем об этом. Я устала. Вот выпьем чай, потом пойдем в кухню и будем обедать. У нас сегодня опять макароны.
– Макароны – это здорово! – бодро сказал Ваге.
– Не притворяйся, пожалуйста. Ведь тебя от этих макарон уже, наверное, тошнит, бедненький!
– Не говори так.
– Ладно.
– И потом, не надо вставать. Я все принесу сюда.
– Я же говорю, у меня очень заботливый муж!
– В этом ничего особенного нет.
– Нет, есть!
Тагуи пила чай большими глотками, и ее глаза от температуры блестели.
– Бедная моя, ты совсем плоха, – сказал Ваге Саакян.
– Ничего. Через
