Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот, бесприютный и ни в чем не уверенный, он скитается по городам, меняет квартиры, работу и ни к чему в этом мире не привязывается. Его мучает бессонница. Телевизор, работающий без звука, помогает ему уснуть по ночам – бесконечные ряды картинок прогоняют беспокойные мысли.
Однажды вечером, во время подобного ритуала, его внимание привлекает передача, которую он никогда раньше не видел. Какой-то человек стоит на кафедре перед огромной аудиторией. За спиной человека – гигантский экран, на котором показывают его лицо крупным планом. Он плачет. Камера поворачивается к восторженным зрителям. Некоторые тоже плачут, но машинисту кажется, что плачут они не от горя…
Той ночью он так и не засыпает. Он включает звук и продолжает смотреть это шоу[8].
Весь следующий день он проводит в поисках, открывает для себя христианство и отправляется в путешествие, о необходимости которого даже не подозревал. Он узнает, что для того, чтобы стать христианином, нужно следовать четырем пунктам. Во-первых, ты должен переродиться душой. Машинисту нравится сама идея, что ты можешь переродиться, очищенный от грехов и достойный любви и спасения. Во-вторых и в-третьих, ты должен всецело верить в Библию и в искупительную жертву Иисуса Христа. И наконец, в-четвертых, ты должен стать миссионером, делиться знаниями и распространять Евангелие.
Именно поэтому машинист в тот день, когда Даниэль ехал в Волшебном Поезде номер 7, проповедовал Слово Божие по громкой связи. Как ему не поделиться новообретенными знаниями с братьями своими? Как не поделиться своим воодушевлением? Уверенностью в том, что жизнь имеет цель и смысл. Даже если твой путь труден, в будущем все точно будет хорошо, и у Господа есть план, как привести тебя туда, где будет лучше. Даже у всего плохого, что произошло с тобой, есть своя причина.
Даниэль
РАЗ Я РЕШИЛ ПОЗВОЛИТЬ Вселенной вести меня в этот Последний День Детства, я не жду следующего поезда до Тридцать четвертой улицы. Машинист посоветовал отправиться на поиски Господа. Может, он (или он – все-таки она? Но кого мы пытаемся обмануть? Бог определенно мужского пола. Иначе как объяснить войны, чуму и утренний стояк?) прямо здесь, на Таймс-сквер, ждет, пока его найдут. Однако, оказавшись в городе, я вспоминаю, что Таймс-сквер – это филиал ада (бурлящая клоака с кучей мерцающих неоновых вывесок, на которых рекламируются все семь смертных грехов). Бог не стал бы здесь тусить.
Я иду по Седьмой авеню к парикмахерской, пытаясь не упустить какой-нибудь Знак. На Тридцать седьмой улице я замечаю церквушку. Поднимаюсь по ее ступеням и хочу войти внутрь, но дверь заперта. Бог, должно быть, спит сегодня до обеда. Я оглядываюсь по сторонам. По-прежнему никакого Знака. Я ищу кого-то мистического, вроде длинноволосого мужчины, который превращает воду в вино и держит в руках транспарант с надписью «Иисус Христос, наш Господь и Спаситель».
К черту костюм, я сажусь на ступеньку. На другой стороне улицы люди сторонятся девушки, которая стоит, покачиваясь из стороны в сторону. Она чернокожая, у нее высокая прическа афро и большие розовые наушники. Такие, с огромными амбушюрами, которые глушат посторонние звуки (а заодно и весь внешний мир). Ее глаза закрыты, а одна ладонь прижата к сердцу. Девушка в эйфории. Так она стоит всего лишь секунд пять, а потом открывает глаза, оглядывается по сторонам, втягивает голову в плечи, словно ей стало неловко за свое поведение, и продолжает путь. Что бы она ни слушала, должно быть, это нечто потрясающе, раз она умудрилась забыть обо всем прямо посреди шумной улицы в центре Нью-Йорка. Я чувствую себя так же, лишь когда сочиняю стихи… но ведь это бесполезное занятие…
Жизнь была бы куда проще, если бы я действительно мечтал о том будущем, которое мне прочат родители. Наверное, многие мечтают стать врачами: спасать жизни и все такое. Но ведь я понимаю, что это не мое…
Я смотрю вслед той девочке с наушниками. Она перевешивает рюкзак на другое плечо, и моему взору открывается белая надпись на ее кожаной куртке – «DEUS EX MACHINA» [9]. Бог из машины. Может, это и есть тот самый Знак, который я ищу?
Вообще-то никакой я не сталкер, и за этой девчонкой я следую без грязных целей. Я сохраняю между нами приличную дистанцию в полквартала. Она заходит в магазин с вывеской «Пластинки Второго пришествия». Я не шучу. Теперь я уверен: это определенно Знак, и я уже всерьез намерен довериться ветру. Хочу узнать, куда он меня приведет.
Наташа
Я НЫРЯЮ В МАГАЗИН ПЛАСТИНОК, надеясь скрыться от взглядов случайных прохожих, которые стали свидетелями моего странного поведения на улице. Я всего лишь наслаждалась моментом, растворившись в музыке. Песня Hunger Strike каждый раз берет меня за душу. Крис Корнелл поет припев так, словно его голод ничем не утолить.
Во «Втором пришествии» мало света, а в воздухе пахнет пылью и освежителем воздуха с запахом лимона – как обычно. С тех пор как я была здесь в последний раз, продавцы поменяли выкладку. Раньше пластинки были рассортированы по десятилетиям, а теперь – по жанрам. В каждом разделе – альбом с постером, ставший символом целой эпохи: гранж представлен альбомом Nevermind группы Nirvana, трип-хоп – Blue Lines группы Massive Attack, а рэп – Straight Outta Compton коллектива N. W. A.
Я могла бы провести здесь целый день. Если бы сегодняшний день не был Сегодняшним, я бы непременно провела его здесь. Но у меня нет ни времени, ни денег. Я как раз направляюсь к полке трип-хопа, когда внезапно вижу парочку, обжимающуюся в секции поп-див в самом дальнем углу магазина, рядом с постером альбома Мадонны Like a Virgin. Они целуются взасос, поэтому разглядеть их лица я не могу, но профиль этого парня мне хорошо знаком. Это мой бывший, Роб. Его партнерша по лобызаниям – Келли, та самая девчонка, с которой он мне изменил.
Почему из всех людей, с которыми я могла столкнуться сегодня, я, как назло, столкнулась именно с ними? Почему Роб не в школе? Он знает, что это мое место. Он даже не любит музыку. Мамин голос звенит у меня в ушах: «Всему есть свои причины, Таша». Я так не думаю, но все равно, должно же быть какое-то логическое объяснение всей чудовищности этого дня. Как жаль, что Бев сейчас не со мной. Если бы она была рядом, я бы даже не зашла в этот магазин. «Скучное старье», – сказала бы она. Вместо этого мы бы, вероятно, тусовались на Таймс-сквер, наблюдая за туристами и по их одежде пытаясь определить, откуда они приехали. Немцы, например, обычно надевают шорты в любую погоду.
Роб и его девчонка поедают друг друга глазами, и этот факт сам по себе достаточно омерзителен, но вдруг я вижу, как Келли протягивает руку к пластинкам, берет одну, прячет ее между их телами, а затем незаметно убирает под свою объемную и идеально подходящую для воровства куртку.
Не. Может. Быть.
Я бы лучше выжгла себе глаза, чем продолжала на это смотреть, но я смотрю. На самом деле я поверить не могу в то, что вижу. Они сосутся еще несколько секунд, а потом ее рука снова тянется за диском.
– О боже, что за мерзость. Почему они такие мерзкие? – Эти слова непроизвольно срываются с языка. Как и у моей мамы, у меня есть привычка думать вслух.
– Она что, просто украдет это? – звучит за моей спиной не менее удивленный голос. Я быстро бросаю взгляд через плечо, чтобы посмотреть, кто там стоит.
Оказывается, это парень азиатской внешности в сером костюме и нелепом ярко-красном галстуке. Я снова поворачиваюсь к Робу и Келли, которые еще не закончили свои делишки.
– Здесь что, никто не работает? Они разве не видят, что происходит? – обращаюсь я скорее к себе, нежели к незнакомцу.
– Разве мы не должны что-то сказать?
– Им? – Я показываю на парочку.
– Может, продавцам?
Я качаю головой, не глядя на него.
- Мидлмарч - Джордж Элиот - Классическая проза
- Окольные пути - Франсуаза Саган - Классическая проза
- Пролог после боя - Анатолий Пантелеевич Соболев - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Мельница - Карл Гьеллеруп - Классическая проза
- Рождественская песнь в прозе (пер.Врангель) - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Прикладная венерология - Шляхов Андрей - Классическая проза
- Авиатор - Антуан Сент-Экзюпери - Классическая проза
- Летняя гроза - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- Утехи и дни - Марсель Пруст - Классическая проза