Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За месяц до выпускных экзаменов, как-то в воскресенье, когда хозяин ушел к приятелям, ребята сели играть в карты. Играли, как помнится, в «двадцать одно». Не заметили, как вернулся хозяин и вошел в кухню. Егор держал банк, ему везло. Вдруг кто-то дал мне здоровую оплеуху. Мальчик оглянулся, и — о, ужас — хозяин! Ошеломленный, Егор не мог произнести ни слова. Ребята бросились врассыпную.
— Ах, вот для чего тебе нужна грамота! Очки считать? С этого дня никуда больше не пойдешь, и чтоб Сашка не смел с тобой заниматься!
Через несколько дней Егор зашел на курсы, которые помещались на Тверской улице, и рассказал о случившемся. Учиться ему оставалось всего лишь месяц с небольшим. Надо ним посмеялись и разрешили сдавать экзамены. Экзамены за полный курс городского училища он выдержал успешно.
Шел 1911 год. Егор уже три года проработал в мастерской и перешел в разряд старших. Теперь и у него в подчинении было три мальчика-ученика. Он прекрасно знал Москву, так как чаще других приходилось разносить заказы в разные концы города. Желание продолжать учебу не оставляло Егора, но сделать это то не было никакой возможности. Однако читать мальчик все же ухитрялся.
Егор брал газеты у мастера Колесова, который хорошо разбирался в политике, Александр давал Егору различные журналы, а на отложенные деньги Егору удавалось покупать книги.
На четвертом году ученья Егора, как физически более крепкого мальчика, взяли в Нижний Новгород на знаменитую ярмарку, где хозяин снял себе лавку для оптовой торговли мехами. К тому времени он сильно разбогател, завязал крупные связи в торговом мире и стал еще жаднее.
На ярмарке в обязанность Егора входили главным образом упаковка проданного товара и отправка его по назначению через городскую пристань на Волге, пристань на Оке или через железнодорожную товарную контору.
Впервые Егор увидел Волгу и был поражен ее величием и красотой — до этого он не видел рек шире и полноводнее Протвы и Москвы. Это было ранним утром, и Волга вся искрилась в лучах восходящего солнца. Егор смотрел на нее и не мог оторвать восхищенного взгляда.
«Теперь понятно, — подумал он, — почему о Волге песни поют и матушкой ее величают».
На Нижегородскую ярмарку съезжались торговцы и покупатели со всей России. Туда везли свои товары и «заморские купцы» из других государств. Сама ярмарка располагалась за городом между Нижним и Канавином, в низкой долине, которая во время весеннего паводка сплошь заливалась водой.
После Нижегородской ярмарки в том же году пришлось поехать на другую ярмарку, в Урюпино, в Область Войска Донского. Туда хозяин не поехал, а послал приказчика Василия Данилова. О ярмарке в Урюпине у Егора не осталось таких ярких воспоминаний, как о Нижнем Новгороде и Волге. Урюпино был довольно грязный городишко, и ярмарка там по своим масштабам была невелика.
Василий Данилов оказался человеком жестоким и злым. Егор так никогда и не мог понять, почему Василий с какой-то садистской страстью наносил побои четырнадцатилетнему мальчику из-за какой-то ерунды. Однажды Егор даже не вытерпел, схватил палку и со всего размаха ударил приказчика по голове. От удара тот упал и потерял сознание. Егор решил, что убил Василия, и испугался. Но приказчик выжил.
По возвращении в Москву хозяин жестоко избил Егора.
В 1912 году Егор получил возможность поехать в деревню на десять дней. В то время там начался покос — самый интересный вид полевых работ. На покос приезжали из города мужчины и молодежь, чтобы помочь женщинам быстрее справиться с уборкой трав и заготовкой кормов на зиму.
До деревни Егор добирался на поезде и с интересовал рассматривал окрестности, так как четыре года назад ничего не увидел — тогда за окном царила ночь.
Когда проезжали мимо станции Наро-Фоминск, какой-то человек сказал своему соседу:
— До пятого года я здесь часто бывал… Вон видишь красные кирпичные корпуса? Это и есть фабрика Саввы Морозова.
— Говорят, он демократ, — сказал второй.
— Буржуазный демократ, но, говорят, неплохо относится к рабочим. Зато его администрация — псы лютые.
— Одна шайка-лейка! — зло сказал сосед.
Заметив, что Егор с интересом слушаю (припомнив разговор в вагоне об этой же фабрике, который слышал несколько лет назад), они замолчали.
На полустанке Егора встретила мать. Устинья очень изменилась за эти четыре года и еще больше состарилась. Лицо ее покрылось сетью морщинок, но глаза сияли счастьем. Горло сына сдавило, ему вдруг захотелось разрыдаться.
— Дорогой мой! Сынок! Я думала, что умру, не увидев тебя, — причитала Устинья.
— Ну, что ты, мама, видишь, как я вырос, теперь тебе будет легче.
— Дай-то Бог!
Домой Егор с матерью приехали уже затемно. Отец и сестра ждали их на завалинке. Маша выросла и стала настоящей невестой. Красивой. Отец сильно постарел и еще больше согнулся. Ему шел семидесятый год. Он как-то по-своему встретил Егора. Поцеловались. Думая о чем-то своем, он сказал:
— Хорошо, что дожил. Вижу, ты теперь взрослый, крепкий.
Желая порадовать родителей и сестру, Егор быстро распаковал вещи и вручил каждому подарок, а матери, кроме того, три рубля денег, два фунта сахара, полфунта чая и фунт конфет.
— Вот спасибо, сынок! — обрадовалась Устинья. — Мы уже давно не пили настоящий чай с сахаром.
Отцу Егор дал еще рубль на трактирные расходы.
— Хватило бы ему и двадцати копеек, — заметила Устинья со смехом.
— Я четыре года ждал сынка, не омрачай нашей встречи разговором о нужде, — возразил Константин.
Из дома Егор уехал почти ребенком, а вернулся взрослым юношей. Ему уже шел шестнадцатый год, он проработал уже четыре года. То не так уж и мало. Многие в деревне умерли, кто-то ушел на заработки в другие места; некоторые дома совсем обветшали и почти развалились. Ребят тоже было не узнать — такими взрослыми все стали.
Прошел день, и Егор с Устиньей и Машей поехали на покос. Егор рад был увидеть товарищей, особенно Лешу Колотырного.
— Как, Егорушка, нелегок крестьянский труд? — спросил Егора дядя Назар, обняв за мокрые плечи.
— Труд нелегкий, — согласился юноша.
— А вот англичане траву косят машинами, — заметил подошедший к ним неизвестный молодой мужик.
— Да, — кивнул Назар, — мы все надеемся на соху-матушку да на косу. Эх, дубинушка, ухнем…
Егор поинтересовался у ребят, кто этот мужик, что говорил насчет машин.
— Это Николай Жуков — сын старосты. Его выслали из Москвы за пятый год. Он очень острый на язык, даже царя ругает.
— Ничего, — произнес Леша, — за глаза царя ругать можно, но только чтобы не слышали полиция или шпики.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Булавинские хроники. Жизнь в удивительной деревне - Вера Перминова - Биографии и Мемуары
- Маршал Жуков - Владимир Карпов - Биографии и Мемуары
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
- Я побывал на Родине - Зотов Георгий Георгий - Биографии и Мемуары
- Любовь Орлова. 100 былей и небылиц - Юрий Сааков - Биографии и Мемуары
- Детство 45-53: а завтра будет счастье - Людмила Улицкая - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Любовь поэтов Серебряного века - Нина Щербак - Биографии и Мемуары
- Записки геологоразведчика. Часть 1: Семейные хроники, детство, школа - Александр Виноградов - Биографии и Мемуары
- О Сталине с любовью - Любовь Орлова - Биографии и Мемуары