Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее мы с полковником обменялись визитными карточками, щелкнули ботфорты, милая непринужденная беседа за столом, кофе и порт, порт и кофе. «Вы служили в армии, Алекс?» «Конечно, сэр, или вы считаете, что в Австралии нет армии?» «Ха–ха–ха, я так не считаю… я не разобрал на вашей визитной карточке названия фирмы. Ах, вы делаете бизнес на радиотоварах! Превосходно… Раньше порт был терпким, впрочем, в молодости все воспринимается острее, как ты считаешь, Кэти? Ха–ха–ха. Был бы счастлив, если бы вы навестили нас в Брайтоне, живем мы скромно, как старые сквайры, ложимся спать рано… хотя… хотя… иногда можем тряхнуть стариной, правда, Кэти, как ты считаешь? Впрочем, Кэти живет в Лондоне…»
Туда, в Брайтон, я и устремился в одну из суббот с искренним желанием очистить свои легкие от лондонского смога, а заодно подыскать в том районе один–другой тайничок, ну и, конечно, разглядеть попристальней уникальные ботфорты — проклятая идефикс, овладевшая дурнем Алексом!
Как я и ожидал, Кэти встретила меня у парадного подъезда в джинсах и с пятнистым котом на руках, который громко и радостно мяукал. (О, моя вечная любовь к котам, так и не нашедшая выхода: Римма не выносила их на дух, лишь однажды в минуту слабости она поддалась на мои уговоры, но альянса с котом не получилось: животное быстро почувствовало неприязнь хозяйки и заделало всю квартиру.)
Сразу же после обмена восторгами по поводу моего визита, славной погоды, желтеющей листвы, прошедшего дождя, победы «Арсенала», предстоящих скачек в Дерби, йоркширского пудинга и предстоящих реформ частных школ дышащий энтузиазмом Базилио (такую кличку я наклеил на него за усы и кошачьи повадки, тем паче, что сестру Кэти, проживающую с папой, звали Алиса, то бишь лиса Алиса) повез меня осматривать свои парники в пяти милях от города, и там я втайне порадовался заветам Учителя по поводу идиотизма деревенской жизни.
Домашняя трапеза проходила на кухне, увешанной венками из красных луковиц и пузатыми, заделанными в солому бутылками из–под кьянти, потолок украшала рыбацкая сеть (тут меня невольно посетила до тупости оригинальная мысль, что Базилио ловит ею женихов для своих дочерей,— тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!), за которой светились морского цвета лампы.
— Судя по акценту, вы родились в Америке, Алекс? — Он задал вопрос в тот момент, когда я уже давился куском мерзкого сала, именуемого залеченной свиной ногой.
Я мужественно отложил нож и выпрямился, как в седле:
— Я родился в Австралии, полковник, но, конечно, жил в Америке. Есть во мне и немного итальянской крови. Скажу честно: на родину меня не особенно тянет[18], я привязался к Лондону и счастлив, что Австралия пока еще входит в Содружество Наций, во главе которого стоит английская королева.
В свою легенду я вжился настолько глубоко, что мог повторить ее во сне,— наш дядька обожал будить по ночам и подвергать перекрестному допросу, ссылаясь на богатый опыт тридцатых годов, когда нашего брата хватали на границе свои же ребята, переодетые в форму иностранных пограничников. Вот это была настоящая проверка на прочность, веселенький допрос под пистолетом, а иногда и с прикладами и мордобоем, многих отсеивали, но зато какие оставались люди! Какие люди! Не то, что нынешнее племя, богатыри…
Иногда мне даже казалось, что я действительно Алекс Уилки и никогда даже не бывал в великом Мекленбурге.
Во время обкатки я посетил Австралию и целый день бродил по местам своего придуманного детства: небольшая деревушка недалеко от Мельбурна (пришлось зайти в школу, церковь и пивную, поболтать там о живых и мертвых и особенно о папе Уилки, шекспироведе, которого хорошо помнили,— сам я прикидывался дальним родственником из Америки), добротные каменные коттеджи и ни тени аборигенов, страусов и кенгуру.
Визит на кладбище я, естественно, оставил на десерт как самую сладкую часть своего вояжа — сельские кладбища прекрасны своей неприхотливостью и чистотой, и сердце наполняется тоской, когда стоишь у фамильного склепа, где, кроме прочих, высечено и имя Алекса Уилки, умершего в возрасте 8 лет, «спи, наш мальчик!» — просто и проникновенно начертали уже лежавшие рядом родители.
Конечно, вся сказочная легенда разлезлась бы, как похоронный бумажный костюм под дождем, покопайся в ней контрразведка и попроси австралийских коллег проверить, существует ли Алекс Уилки, эсквайр, ныне владелец радиофирмы в Лондоне,— впрочем, ни одна «липа» не способна выдержать серьезной проверки, а потому «скользи по лезвию ножа, дрожа от сладости пореза, чтоб навсегда зашлась душа, привыкнув к холоду железа», как написал однажды акын Алекс, не взявший никаких литературных генов от своего бати–слесаря.
Вечер в Брайтоне тускло тянулся и переместился из кухни в гостиную, к традиционному камину с горкой свежих поленьев — Римма мечтала о таком камине на даче и о самой даче, но, увы, несмотря на все домыслы соседей о гигантских заработках на Севере (моя легенда для соседей по дому в Мекленбурге), княжеская казна наполнялась слабо, а таскать и толкать на «черном рынке» системы и дубленки я считал неприличным и рискованным делом,— пусть на этом ристалище соперничают подкрышники с диппаспортами, не зря ведь их супруги[19] мотаются туда и обратно, делая «бабки» на челночных операциях.
Впрочем, мой антивещизм с годами слабел. Мекленбург по статистике богател, и если раньше о собственных дачах помалкивали (государственные принимались как приятная неизбежность), то теперь они входили в моду, и Монастырю выделялись участки, которые делились в острой борьбе и в зависимости от служебного веса — спеши, лошадка! торопись, ездок!
Римма ухитрилась завоевать кусок земли лишь совсем недавно и бредила проклятым камином («Ты будешь ходить в лес и собирать сухую хвою… знаешь, как чудесно пахнет, когда горит в камине?» — и я видел свою сгорбленную фигуру с мешком лапника за плечами и отвечал словами Учителя: «Когда мы победим в мировом масштабе, мы сделаем из золота общественные отхожие места на улицах нескольких самых больших городов мира!».— «Тьфу, — говорила она,— опять этот бред! Собственность облагораживает, Алик, она заставляет человека работать!» — «Собственность делает человека рабом! Посмотри на Чижика: он живет только дачей, вся его жизнь в заборе, семенах и огороде!» — «Конечно, тебе приятнее пить, а не вкалывать!») и даже купила книгу о каминах, достала где–то заморские изразцы, в конце концов я плюнул на все, пусть строит дачу, камин, мансарду для друзей, которых не было, площадку для вертолета! Пусть продает хоть все шмотки и машину, и Сережкину технику! Катитесь вы все в тартарары!
Догорели последние угли, и я был препровожден в сиротски обставленную комнату с железной кроватью, воскресившую в моей памяти дни в семинарии, когда я жил в одной келье с Чижиком и боролся с ним не на живот, а на смерть за священное право спать с закрытой форточкой, записанное еще в хабеас корпус акте.
Душа полковника Ноттингема взошла на дрожжах морского владычества Британской империи, она презирала слабых и изнеженных — в комнате свирепствовал полезный для здоровья холод[20], на подушке лежали hot water bottle[21], накрахмаленная пижама и красный колпак, словно взятый напрокат у санкюлота.
Прыгая с ноги на ногу на ледяном полу, я напялил пижаму и фригийский колпак — как ни странно, но все оказалось впору — и приготовился к встрече пожилых привидений в белых простынях, которые ворвутся ночью в комнату, гремя многострадальными костями, и загонят в затхлое подземелье с грудой пыльных скелетов. Я выкурил трубку по поводу этих страхов, накрылся тяжелым байковым одеялом, съежился, как улитка в раковине, и прижал к ногам hot water bottle.
Далее история развивалась весьма динамично и увлекательно (попади, не дай Бог, на мое место Маня — уже кричал бы дурным голосом: «Полиция! Провокация!» и бегал бы по апартаментам, призывая свидетелей, которых по старой привычке он называл понятыми), в ней присутствовали и скрип двери, и запах «Шанель 5» («ах, не люблю я вас, да и любить не стану!»), и hot water bottle, катавшаяся в ногах, и даже ботфорты, которые я так и не увидел во мгле.
Затем мы с Кэти стали встречаться в Лондоне, иногда она оставалась у меня в Хемстеде, и я на другой день смотрел смущенно в удивленные глаза миссис Лейн и ее не менее шокированного сеттера.
— Забавный ты человек,— сказала однажды Кэти,— до сих пор не могу понять, чем ты занимаешься[22]. В бизнесе ты профан, это даже папа сразу подметил[23]…
Я снисходительно усмехнулся: эге, куда тебя занесло! Ничего себе скромная парикмахерша с Бонд–стрит! Сделаем выводы, постепенно спустим все на тормозах, умело отвадим с хемстедских вершин, иди к чертям, крошка моя!
— Я люблю тебя! — сказал я и нежно поцеловал Кэти в щеку.
Дело, однако, приняло совсем другой оборот, когда свалилась на меня «Бемоль» после вызова в Мекленбург.
- Учебная поездка - Владимир Быстров - Шпионский детектив
- Эскорт для предателя - Дэвид Игнатиус - Шпионский детектив
- Огненные стрелы - М. Георгиева - Шпионский детектив
- Чекисты (сборник) - Петр Петрович Черкашин (составитель) - Прочая документальная литература / Прочие приключения / Советская классическая проза / Шпионский детектив
- Шакалы из Лэнгли - Федор Раззаков - Шпионский детектив
- Русский Дом - Джон Ле Карре - Шпионский детектив
- Модести Блейз - Питер О`Доннел - Шпионский детектив
- Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский - О войне / Шпионский детектив
- Как на меня охотился КГБ - Сергей Жирнов - Исторические приключения / Шпионский детектив
- Секретный сотрудник - Сергей Иванович Бортников - Исторические приключения / Исторический детектив / Шпионский детектив