Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она пошатнулась, болезненно прижмурила веки…
«Я ошибалась…» — рыдает ее голос. Она уже не глядит в непроницаемые глаза Гамлета. В ее лице отразилась вся драма ее души.
Что он говорит? Она вдруг поднимает голову с расширенными, полными страха глазами… «Удались от людей, Офелия… Мы все бездельники… все… Никому не верь!..» О, Боже! Он безумец… Все кончено… И на настороженный вопрос Гамлета: «Где твой отец?..» — она отвечает как лунатик, проводя рукой по лицу, бессмысленно глядя в одну точку: «Дома, принц…» Но это не малодушная ложь, столь чуждая ее натуре. Это не измена любимому человеку. Это минутное забвение действительности под влиянием оглушившего ее удара. «Милосердый Боже, помоги ему!..» — срывается у нее вопль… Он оскорбляет ее… За что?.. Она не понимает. В своем ужасе она забыла о ловушке, расставленной Гамлету. На все его оскорбления она твердит одно: «Исцелите его, силы небесные!..»
Гамлет уходит, взбешенный коварством короля. Уходя, он кидает в лицо Офелии свое презрение… Потрясенная ужасом, она падает на колени. Все померкло. Все рухнуло. Он погиб. Да… погиб от любви. Она была слишком жестока к нему, исполняя волю отца. Она сама виновата в его безумии… Вот что пронзает ее хрупкую душу и разрушает ее рассудок. С этого именно момента жизнь Офелии неуклонно катится вниз, как брошенный с горы камень. И, потрясая все сердца, на весь театр, зазвенел, зарыдал богатый, грудной голос дебютантки:
Погиб… погиб!.. И мне судьба велела,Мне, пламенной любви его предмету,Мне видеть обезумевшим его…Что был он, и что стал… о Боже!..
Единодушные аплодисменты долго не смолкают и не дают заговорить королю. Но дебютантка не благодарит, не кланяется. Она точно не слышит рукоплесканий. Она безмолвно продолжает играть. Как статуя отчаяния, стиснув руки, трагически сдвинув брови и закрыв глаза, стоит Офелия, пока совещаются король и Полоний. И когда занавес падает, весь театр вызывает артистку. Еще, еще… еще… Это против всех традиций. За кулисами все поражены.
Она выходит испуганная, словно разбуженная внезапно, и в пояс кланяется, приложив руки к груди, этой толпе, которая ее чествует, в руках которой ее судьба. Она была бы счастлива, если б не боялась за последнюю трудную сцену безумия… Поймут ли ее?..
За кулисами режиссер опять ласково поздравляет ее… Как во сне, видит она чьи-то лица. Как во сне, уходит она в уборную и падает на стул.
А толпа гудит, как улей. Имя дебютантки на всех устах. Поклонники Раевской страстно спорят, указывая на отсутствие школы. Сама Раевская пьет капли. С ней уже была истерика.
Полоний подслушивает объяснение Гамлета с матерью, Гамлет, думая, что это король, пронзает Полония шпагой через занавес… «Как мышь…» Офелия сходит с ума.
Но смерть отца — лишь последняя капля в чаше, полной до краев. Душа Офелии задолго перед тем уже стояла на пороге безумия. Девушка, созревшая для любви и материнства, обманулась в своих страстных стремлениях. Это крах женской души… Так интуитивно понимает ее талантливая дебютантка. И сам Шекспир подтверждает ее толкование. В ярко-эротическом безумии, которым он наделил Офелию, картина смерти вытесняется бредом любви. И как ни бессвязен этот бред, всякий вдумчивый зритель видит, что сладострастные образы преобладают в больном мозгу. Недаром поет Офелия о своем Валентине. Недаром поэтический праздник влюбленных, на котором юноши избирали себе на целый год даму сердца, этот праздник, имевший много сходства с малороссийскими обычаями и представлявший, в сущности, красивую «любовь-игру» чисто платонического характера, в больном мозгу Офелии превратился в банальную историю соблазна и обмана. Недаром вспоминает она балладу о девушке, соблазненной управителем…[2]
По Шекспиру, безумная Офелия выходит с лютней. Так значилось в первых изданиях Гамлета. Но позднее эта деталь была устранена. Варламов для русской сцены написал трогательную музыку. И Неронова без слез не могла вспомнить, как пела ей эти песни Н. В. Репина, обладавшая голосом настоящей оперной певицы.
Когда Неронова входит, словно вздох проносится в зрительном зале. Она входит стремительная, с блуждающей на губах улыбкой. Взгляд ее не дик, не страшен, скорее весел. Но совсем пустой. На ней нет традиционного белого платья. Она вся растерзана. Подол у нее в грязи. Расстегнутый лиф спустился с одного плеча. Давно не чесаные волосы спутанной волной упали на спину. В них зацепилась солома. Видно, что безумная бродит по полям без призора днем и ночью, во всякую погоду. Еле держатся на ногах изношенные туфли. Никакой романтики. Но жутью веет от этого реализма.
«Это сама жизнь, — думает Муратов. — Но какое дерзновение!»
«Где… где она, прекрасная владычица?» — торжественно спрашивает Офелия и гордо кланяется присутствующим. Королева идет ей навстречу. Но безумная не узнает ее и смеется. Жутко слушать этот смех и видеть эти бесцельные, не всегда соответствующие словам жесты ее рук, плеч, движенья головы, ее мимику.
Капельмейстер стучит палочкой по пюпитру. Офелия поет под оркестр:
Моего вы знали ль друга?Он был бравый молодец.В белых перьях статный воин,Первый в Дании боец…
Королева. «Ах, бедная Офелия!.. Что ты поешь?»Офелия. «Что я пою?.. Послушай, какая песня…»
Но далеко за морямиВ страшной он лежит могиле.Холм на нем лежит тяжелый.Ложе — хладная земля…
Король берет ее за руку… «Что с тобой, милая Офелия?»
Она переводит на него немигающий взгляд, в котором застыл ужас воспоминания, и равнодушно отвечает:
«А что я?.. Ничего… Покорно благодарю… Знаете ли, что совушка была девушкой… а потом стала совой…» — таинственно сообщает она, озираясь, приложив палец к губам. И вдруг опять тоска в лице, какой-то проблеск сознания: «Ты знаешь, что ты теперь… Да не знаешь, чем ты будешь…»
Какой скорбный голос! Какое страдающее лицо!.. Но не успели смущенно переглянуться король с королевой, как снова скачок мысли, снова пустой взгляд и легкомысленный смех.
«Здравствуйте!.. Добро пожаловать!» — говорит Офелия и чинно приседает.
«Бедная! Она не может забыть отца», — замечает взволнованный король.
Но Офелия лукаво грозит ему пальцем. На губах ее блуждает бесстыдная улыбка. Она весело лепечет:
«Отца?.. Какой вздор!.. Совсем не отца… А видите что… Она пришла на самом рассвете Валентинова дня и говорит!..»
И она опять поет, с чувственным блеском в глазах, со страстными жестами:
Милый друг, с рассветом яснымЯ пришла к тебе тайком,Валентином будь прекрасным!Выйди… Здесь я под окном…Он поспешно одевался…Тихо двери растворил…Быть ей верным страшно клялся…Обманул… И разлюбил…[3]
Королева смущена. Король говорит: «Полно, Офелия!..»
Вдруг лицо ее искажается. Взгляд углубился. Встали призраки воспоминаний и закивали ей из мглы бледными ликами… Она поет:
Другу девица сказала:«Ты все клятвы изменил.Я тебя не забывала,Ты за что ж меня забыл?»Друг с усмешкой отвечает:«Клятв моих я не забыл…Разве девица не знает?Я шутил, ведь я шутил…»
Трагическим воплем срываются внезапно эти слова… Высокая нота звучит раздирающе, словно крик боли. Точно кто-то раздернул завесу. И безумная увидала прошлое: свое короткое счастье, свои разбитые иллюзии… И всем до единого зрителя в огромном театре становится понятным это банкротство женской души, живущей одной любовью. И гибнущей, когда любовь уходит.
Схватившись за голову, Офелия рыдает.
Трепет пробегает по толпе зрителей. Королева закрывает лицо. Король испуганно спрашивает придворных:
«Давно ли она так больна?»
Офелия поднимает голову. На губах еще застыла гримаса страдания. А сознание уже уходит из взгляда. Это опять тот же пустой взор, бессмысленно скользящий по предметам… Она прислушивается, озирается. Церемонно подбирает шлейф платья.
«Все это будет ладно, поверьте, — говорит она солидным тоном. — Только потерпите»…
Но снова потускнели глаза, дергаются углы губ, и голос дрожит. «А мне все хочется плакать, как подумаю, что его зарыли в холодную землю…» И вдруг беспечный жест… «Брат мой все это узнает… Спасибо вам за совет… Подать мою карету!» — вдруг гордо восклицает она, выпрямляясь. Потом склоняется пред королем в придворном реверансе, а королеве небрежно кивает головой: «Доброй ночи, моя милая… Доброй ночи!..»
Она уходит. Весь зал вызывает ее.
Робко показывается она в дверях на мгновение, низко склоняется. Исчезает опять. Но публика не может успокоиться. Она растрогана, она потрясена захватывающей искренностью и жизненностью исполнения. Бешеные аплодисменты верхов не дают говорить королю. Все там, на сцене, шевелят губами, жестикулируют… Ничего не слышно… Тише!.. Тише… — протестует партер. Но энтузиазм молодежи заражает всех. Дебютантку единодушно вызывают опять, и целую минуту она не может уйти. Она благодарно глядит вверх, прижимает руки к бьющемуся сердцу. Глаза ее полны слез. Муратов и Хованский это видят.
- Воспоминания Свена Стокгольмца - Натаниэль Ян Миллер - Историческая проза / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Неслучайная встреча - Анастасия Алексеевна Белая - Русская классическая проза
- Венки на волне - Николай Михин - Русская классическая проза
- Сень горькой звезды. Часть вторая - Иван Разбойников - Русская классическая проза
- Девочке в шаре всё нипочём - Александра Васильевна Зайцева - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Дом со звездной крышей - Екатерина Алексеевна Шелеметьева - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Весёлый зоопарк - Надежда Митрофановна Середина - Детская образовательная литература / Природа и животные / Русская классическая проза
- Наше – не наше - Егор Уланов - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Так жизнь идёт - Надежда Лухманова - Русская классическая проза
- Монолог - Людмила Михайловна Кулинковская - Прочая религиозная литература / Русская классическая проза / Социально-психологическая