Форма входа
Читем онлайн Повести - Янка Брыль
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— На больше у меня денег не хватило, — говорил Даник. — Если б мама дала больше, так я…
Пани Марья отвела взгляд от списка и посмотрела мальчику в глаза. Пристально, испытующе. Но он, как и раньше, не сморгнул.
— Так, Малец, — сказала наконец учительница, — ты у нас всегда что-нибудь придумаешь. Больше чтоб этого не делал. Даже в день рождения. Ты меня понял?
— Понял, проше пани. Я больше не буду.
— Вот и хорошо. Теперь, дети, скорей кончайте завтрак. Осталось на это, — она взглянула на часы, — четыре минуты. Идемте, пане Кароль, дело закончено. Дети — всегда дети.
…— Ну, брат Малец, — говорил Санька, — влетело б нам сегодня! Еще бы немного — ой, влетело б!..
Они шли вдвоем по улице, по которой мимо Санькиного дома Даник возвращался к себе в деревню.
— «Еще бы немного»! — все еще сердито хмыкнул Сивый. — Если б ты, разиня, спрятал список в карман, а то…
— Керовничиха добрая, — оправдывался Санька. — Она никому не скажет.
— «Добрая»! — снова хмыкнул Даник. — Она-то, может, и добрая, а Паук?
— А что тебе Паук? Ты разве не знаешь?
— Что?
— Да он же увивается за ней. За что же его, как не за это, и Пауком хлопцы прозвали. Керовничиха только туп-туп, как козочка, а этот паук за ней ползает потихоньку и паутину плетет.
Даник поглядел на Саньку. Маленький, черненький, он был на год моложе Сивого и немножко маменькин сынок.
— Эх ты, Матейко, — улыбнулся наконец Даник. — «Туп-туп, как козочка»… Тоже разбирается. Она его и на версту к себе не подпустит. Пани Марья — да станет с такой дрянью связываться. Она… да что тебе говорить!.. Ты думаешь, она ему наш список покажет? Как бы не так!
— А я тебе что говорю? — обрадовался Санька. — Ясно, что не покажет. А не покажет — и крышка.
Когда они подходили к Санькиному дому, Матейко вкрадчивым голосом сказал:
— Давай зайдем к нам! Мама яблок даст.
— Да, «яблок»… А список отдал?
— Да что ты все! Хотел я, что ли?
— Ты не хотел… А если она его керовнику покажет?
— Не покажет. Вот увидишь! Она не любит его. Правда — девчонки говорили.
— «Говорили, говорили»… Ну, а покажет, так черт с ними со всеми вместе.
— Ну, зайдем?
— Да мне, брат, домой надо, — сказал, подумав, Даник. — Четыре все ж таки километра…
— Зайдем. Мы еще такое что-нибудь придумаем, что они… Я тебя немного провожу. До мостика, как в тот раз.
— До мостика? — улыбнулся Даник. — Ну что ж, идем.
Они вошли к Саньке во двор.
9
В феврале, когда зима начинает прихварывать оттепелями, которые съедают снег, когда петухи распевают во все горло, полагая, что вот уже и весна, «керовничиха» тяжело заболела. Ее даже отвезли в уездную больницу, а через две недели привезли назад, и пани Марья лежала дома. Ученики скучали по ней, а больше всех, по-видимому, Даник. Родного языка теперь — ни часочка, и воспитательница у них новая — худая, крикливая панна Рузя, старая дева, из тех, о которых говорят «она уже в разуме». Так ее ребята и прозвали: «Девка в разуме». Учит и неинтересно и скучно. Отметки записывает в толстый блокнот, который прячет в черную сумочку. Из всех пяти баллов она больше всего любит «три с минусом» и чуть что — ругается. От нее Даник в первый раз услышал три новых польских слова: «матолэк», «дрань» и «божий конь»[12].
Панна Рузя чаще всего стоит у белой кафельной печки, заложив назад худые, бескровные руки в кольцах. Греется.
Однажды на рисовании, стоя вот так, она сказала:
— Нет у вас совести! Ваша прежняя учительница сколько уж времени болеет, а вы?.. Хоть бы разочек сходили проведать. Срам!
На переменке весь класс заговорил об этом. Больше всех кричала Коза, что она, коли так, сама всех поведет. И после занятий дети отправились. Растянувшись цепочкой, шлепали они по мокрому снегу лаптями, сапогами, ботинками, перебрасывались снежками, кричали. Казалось, вся улица уже знала, куда они идут.
— Не бойтесь, — говорила Коза, — пана керовника теперь дома нет. Он еще занимается в седьмом. У них физика.
Керовник жил в глухом, «свином», как говорят, переулке у того безрукого дядьки, который даже зимой носил старую летнюю фуражку царского железнодорожника.
Дядька встретил их у порога, заставил еще на дворе почистить веником ноги, а потом уже сказал:
— Тихонько, по-хорошему надо, без гама. Пани больна. Ну, что же вы? Постучите в дверь, и все. Боитесь? Эх вы!
Даже Коза и та спряталась за других. И все зашептали Данику:
— Ты, Малец, ты иди!
— Который это? Он? — спросил дядька. — Ну, сапоги новые, что же ты — валяй! А вы — за ним.
Дядька взял Даника за рукав, подвел к двери другой, «тыльной» половины дома и постучал.
— Войдите! — ответил на стук такой знакомый детям и так давно не слышанный ими голос.
Сивый шмыгнул носом и решительно взялся за ручку. Дети шарахнулись — кто в угол, а кто и обратно во двор, и Даник, перешагнув порог, оказался один.
— А, Малец, это ты! — донеслось от окна. — Пришел, хлопчик, проведать свою учительницу? Как это хорошо! Да иди же ты сюда, поздороваемся! Ну?.. — И пани Марья протянула к нему руки.
Даник двигался, как завороженный. Она лежала головой к окну, затянутому занавеской, по шею укрытая белым одеялом. Черные кудрявые пряди ее «польки» рассыпались по подушке, а красные, точно припухшие губы улыбались.
Когда Даник подошел к кровати, под ладонями пани Марьи загорелись его щеки и уши, а на лбу — совсем уж неожиданно — он ощутил горячие губы учительницы.
— Хороший мой! Ты чего ж это так смутился? Ну, садись. Возьми вон стул, у стола.
Даник взял стул, поставил его у кровати и присел на краешек. И так ему неловко! Сапоги — и вытер же их, кажется! — все-таки наследили на чистом красном полу.
— Ну, расскажи мне, Даник, как ты теперь учишься? Ты за что это двойку получил?
— Не двойку, — сказал Сивый. — Три с минусом.
— Ха-ха-ха! Ах ты мой постреленок! Разве ж это не одно и то же? Да еще для тебя, для отличного ученика. Почему ты панну Рузю не слушаешь?
— Она… она все только кричит…
— И надо на вас кричать. Что, разве нет? Нельзя не любить учительницу: она — вторая мать.
— Панна Рузя… нет…
— А я? — Пани Марья хмурит брови, а на губах — улыбка.
Даник поднял глаза и снова опустил: не выдержал.
Она протянула руку и, как тогда, когда он стоял на коленях, взяла его теплыми пальцами под подбородок. Смотрит в глаза и грустно как-то улыбается.
— Ты не сердишься на меня? — тихо спросила она. — За тот раз, когда ты кричал на окне? Ах, Даник, Даник! Подрастешь — поймешь меня, вспомнишь. Потому что я-то очень хорошо вас понимаю…
Она отняла руку от его подбородка, помолчала, потом улыбнулась снова.
— Ну, был у тебя еще один день рождения? Не красней. Ты соврал, я знаю. Я проверила — ты родился в июле, а не в ноябре. А список ваш я никому не показывала. Вот разве что кто-нибудь…
Даник подумал о Пауке Дулембе и о Чесике. Это на них она, должно быть, намекает?
— Я понимаю тебя — ты больше любишь бедных. И я, Даник, не из богатой семьи. Вы все тут против… панов. Вы только так поляков называете. А я тоже полька. Но это, мальчик, не одно и то же: поляк и пан. И у нас в Польше разные люди есть. Ты поймешь меня, когда вырастешь.
Пани Марья опять помолчала.
— Погляди туда, — показала она на этажерку. — Вон ту книжку возьми. Самую толстую, что с красным корешком… Ну вот. А теперь возьми вон там, на столике, ручку и обмакни ее в чернильницу. Дай, пожалуйста, мне.
Он нес ее, эту ручку, осторожно-осторожно — ему казалось, что чернильная капля сорвется с пера и шлепнется на пол… Даже носом шмыгнуть боялся, хоть и надо было… Ну, отдал наконец.
— Спасибо, Даник.
Пани Марья в одной руке держала раскрытую книгу, в другой — ручку.
— Отгадай, — сказала она, снова нахмурившись, — откуда я знаю белорусский язык? Не отгадаешь! — и с довольной улыбкой сама же ответила: — Я училась в русской гимназии. Еще перед войной, когда мой отец служил в России учителем. А по-вашему я научилась уже здесь. Вечерами занималась сама, а днем учила вас. Кое-кому это не нравится… Да ничего. А здесь я напишу, конечно, по-своему. Ты мне дай еще промокашку. Со столика.
Пока он доставал промокашку, потом стоял с ней у кровати, пани Марья писала что-то в раскрытой книге, затем промокнула написанное и закрыла ее. Он все еще не понимал, к чему это.
— Возьми, Даник. Это тебе. Будешь дома читать. И лучше никому не показывай. Хорошо?
Сивый много читал, он уже знал из книг, что бы теперь надо было сделать… Нет, не в этом дело, что знал, просто очень хотелось прикоснуться губами к этой белой маленькой руке. Но он же этого никогда не делал, даже у мамы своей. Как же тут осмелишься?..
— Дзенькуе, — прошептал он, опуская глаза.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Повести - Янка Брыль бесплатно.
Похожие на Повести - Янка Брыль книги
- Белые одежды. Не хлебом единым - Владимир Дмитриевич Дудинцев - Советская классическая проза
- БЕЛЫЕ И ЧЕРНЫЕ - Александр Котов - Советская классическая проза
- Тридцать семь и три - Анатолий Ткаченко - Советская классическая проза
- Белые коромысла - Михаил Щукин - Советская классическая проза
- В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы] - Иван Корнилов - Советская классическая проза
- Белые камни - Николай Вагнер - Советская классическая проза
- Шесть зим и одно лето - Александр Коноплин - Советская классическая проза
- Завтра была война. Неопалимая Купина. Суд да дело и другие рассказы о войне и победе - Борис Васильев - Советская классическая проза
- Большие пожары - Константин Ваншенкин - Советская классическая проза
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
