Отправлял меня в Варшаву Химмель, какими-то своими воровскими делами связанный с местными интендантами, и перед отъездом оттуда я попал в кабинет подполковника Хакля. Самого его не было, мне предложили обождать, посидеть. В кабинете орудовал помощник Хакля, гауптман, успевая сразу рыться в шкафах, писать, читать и поднимать телефонные трубки. Что-то восточное было в этом гауптмане, азиатчина выглядывала из него, желтизна поблескивала в узеньких глазницах, движения бесшумные, словно обут был в мягкие сапожки. При очередном звонке он вдруг перешел на чистейший русский язык.

— …узнал… узнал… Как съездил?.. Ну… Вот оно что… И у меня для тебя новость, только завтра будет объявлено: Гальдера сняли!.. Согласен… Нет, две. Только где ты достанешь настоящую «Смирновскую»?.. Договорились: в шесть, там же, с той же…

Он положил трубку и зашелестел бумагами. Вскоре прибыл Хакль. Дел-то всего было — из рук в руки передать пакет и кое-что на словах. Разговорились. Гауптман неслышно покинул кабинет.

От Хакля узнал: Сергей Александрович Тулусов, из князей, семилетним ребенком привезен в Германию, там и воспитывался.

Я запомнил. Авось пригодится.

Глава 12

Гальдера, начальника Генерального штаба сухопутных войск, действительно сняли, о чем мы узнали уже в городе, о чем шептались в гарнизоне. Газеты и радио трубили об одном и том же: Сталинград падет со дня на день! Смещение Гальдера как-то не вязалось с пророчествами прессы и уж никак не касалось меня лично: что мне до Гальдера и что генерал-полковнику Гальдеру до меня? И упомянут он потому, что в день его отставки я почувствовал слежку за собой.

Не немцы меня изучали — уж в этом-то я разбирался. Кто-то из своих. Возможно, из тех, кто обосновался в Гридневских лесах. О них мне скороговоркою доложил Юзеф Гарбунец.

Сильная партизанская группа вытеснила из леса мелкие банды, оседлала дороги, вела себя по-хозяйски. «Благодарю, пан управляющий!» — поклонился Гарбунец, сжимая в кулаке деньги.

Почуяв слежку, я не стал менять привычки и скрывать знакомство с обер-лейтенантом Шмидтом. По спине прохаживались вполне доброжелательные глаза, но на всякий случай я посоветовал Петру Ильичу покинуть город на несколько дней, съездить в Ровно. Сам же стал подыскивать место для встречи с людьми из Гридневских чащоб и остановился на доме старухи.

Там я уже не жил. Химмель не упускал случая побахвалиться: «У кого жратва — у того все!» И в доказательство обычно открывал сейф, где грудою лежали ключи от лучших квартир города. Выбрал я ту, из окон которой мог видеть дом Петра Ильича, но пускать в квартиру к себе лесных людей не хотел. Неизвестно еще, что за народ и какой они, гридневские, выучки. Стал поэтому захаживать к старухе, обозначая тем самым место, где возможна встреча.

Произошла она в октябре. Землю уже подмораживало, затвердевшая поутру грязь к полудню растекалась. Старуха уверяла, что зима будет снежной.

В Сталинграде шли уличные бои, на остальных фронтах странное затишье. Мне исполнилось двадцать девять лет — и о событии этом не узнал никто, даже Петр Ильич. Мне было грустно.

Я не чувствовал себя живым. Мне вообще казалось, что все мы, жившие в стране до 22 июня 1941 года, погибли, и когда весною я постучался в дом старухи и увидел старуху, то первым чувством моим было: неужели она живая?.. Я вспоминал братика, такого чистого и честного, что он виделся как бы прозрачным, хрупким, и в воспоминаниях я негодовал на мать, почему-то братика не любившую. Горьким был день рождения, неуютным.

Однажды подошел к дому старухи, оглядел его, не увидел ничего подозрительного и все же насторожился. Пухом лежал снежок, покрывая следы. На крыльце — щепки и сучья, старуха недавно топила печь. Теплом пахнуло, уютом повеяло. Закрыл дверь, прошел в комнату. Никого. Сел. Встал, потому что увидел, как от калитки к дому идет добротно одетый мужчина, в бекеше, шляпа надвинута на глаза, усы почти гайдамацкие. Мужчина постучал в дверь, получил согласие на вход, тщательно вытер ноги, вошел, снял шляпу — и я узнал Игната Барыцкого.

От испуга и боли я сделал то, что делали в подобных случаях все вооруженные люди: наставил на Игната пистолет. А тот сбросил бекешу, сел рядом, мы положили друг другу руки на плечи и долго сидели, долго молчали. Пришла старуха, глянула на нас, молчавших, загремела на кухне посудой. Наголодавшись в лесу, я и гридневских представлял голодными и натаскал в дом много еды. Выпили — и опять молчали, мы оба были в 39-м году, и выходить из него не хотелось, на выходе был арест Игната и следователь, добивавшийся от меня свидетельских показаний.

С них и начал Игнат, сказал, что мое отнекивание и вытащило его из лагеря. Освободили в августе, самолетом доставили в Москву, определили в отряд, готовящийся в выброске в Гридневские леса, как знатока здешних мест.

Помнится, был он варшавянином, знал и тюрьму в Быдгоще, только и всего.

— Верно, — подтвердил он. — Но в деле моем зафиксировали, будто в этом городе я встречался с представителями польской компартии. Отрицать это в Москве я не стал.

Что ж, это его право распоряжаться собственной судьбой. Он выбрался из лагеря достойно, никого не предав. Кроме себя. Знатоком здешних мест он в конце концов станет — и подтвердит этим обвинение. Не позавидуешь: что бы Игнат отныне ни делал — все к худшему.

Чтоб знакомство с обер-лейтенантом Шмидтом не бросалось в глаза, приходилось поддерживать вполне дружеские отношения со многими офицерами гарнизона. Игнат засек их, Петра Ильича тоже, то есть обер-лейтенанта Шмидта. Подробно расспросил о каждом, вникая в городские дела. Об отряде отозвался несколько пренебрежительно, распространяться о нем не хотел.

И я не хотел давать отряду Петра Ильича. Кое-что я уже знал о партизанском соединении в Гридневских лесах и не склонен был доверяться ему всецело.

Но разведдонесение, плод многомесячной работы Петра Ильича, вручил. Читая его, Игнат несколько раз привстал — настолько поражен был полнотой содержащихся в донесении сведений.

— Это все ты?

— Это все мои уши… Ты бы посидел в «Хофе», такие стратеги там…

Перед уходом Игнат заглянул на кухню, вдохновенно процитировал Мицкевича, строчки о бигосе, польском мясном блюде.

Он пришел через три дня. Донесение ушло в Москву, начальник разведки отряда предпослал шифровке примерно такое: «В городе под нашим руководством действует разведгруппа высокой квалификации, возглавляемая бывшим работником Наркомата иностранных дел таким-то…»

Глава 13

Но Петру Ильичу было мною сказано другое.

— Связь с Москвою установлена. Благодарят за ценные сведения. Просят уточнить, когда 119-я пехотная дивизия была из-под Великих Лук переброшена к Воронежу. И еще по мелочам. Вот, почитай.

Он не мог читать. Заходил в волнении по комнате. Пошел к излюбленному месту своему, к окну. Сцепил за спиной руки. Переживал… Глубоко вздохнул. И со вздохом смел в прошлое ненужным бумажным мусором почти полтора года скитаний и терзаний. Вновь он стал советским, своим, за спиной его стояла держава, ему помогала теперь вся Красная Армия.

— Ты меня обрадовал… — сухо сказал он. — Ты меня очень обрадовал… Так что, говоришь, просят уточнить?..

Глава 14

На моих глазах туповатый по должности марш-агент превращался в высококлассного шпиона. Поначалу Петр Ильич использовал внешность свою, недостатки ее сделал достоинствами. Пузатенькие интенданты охотно делились секретами с обер-лейтенантом Шмидтом, бездушным чиновником, сухарем и канцеляристом. Интенданты млели, преисполняясь уважения к себе: уж если этот погрязший в бумагах уполномоченный Штаба не знает очевидных вещей, то, определенно, чего-то я да стою!.. Забубенные фронтовики рады были покрасоваться перед униженно и восхищенно слушавшим Шмидтом, тыловой крысой. Наибольший эффект достигался исповедями о женском коварстве, на свет божий появлялось письмо от Лили из Магдебурга, обер-лейтенант отводил в сторону случайного знакомого, отнюдь не блещущего мужскими статями, и огорченно вопрошал, можно ли по почерку невесты определить, изменяет она или хранит верность. Какой-нибудь замухрышка танкист, польщенный тем, что его причисляют к когорте совратителей, раскрывал душу, а заодно и маршрут танковой дивизии, полк которой застрял на станции.

Маску эту он снял и выбросил после Сталинграда. В Петре Ильиче будто воссияло что-то в дни траура, какое-то просветление нашло на мозги. Он научился по живописной мелочи правильно судить о целом и уж о танковых дивизиях стал знать больше их командиров. Его обширные доклады я сводил в краткие донесения, передавал Игнату, а тот уже мчался в лес. Все, из Москвы поступаемое, переходило через меня, и Петру Ильичу излагалась голая суть — где такая-то дивизия и куда убыл генерал-лейтенант такой-то.

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 23

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Лишний - Анатолий Азольский бесплатно.

Похожие на Лишний - Анатолий Азольский книги

Монахи - Анатолий Азольский - О войне
В памяти и в сердце (Воспоминания фронтовика) - Анатолий Заботин - О войне
Последнее сражение. Немецкая авиация в последние месяцы войны. 1944-1945 - Петер Хенн - О войне
Вольфсберг-373 - Ариадна Делианич - О войне
Кому бесславие, кому бессмертие - Леонид Острецов - О войне
Взлетка - Аркадий Бабченко - О войне
Записки диверсанта - Илья Старинов - О войне
Бой без выстрелов - Леонид Бехтерев - О войне
Дети города-героя - Ю. Бродицкая - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / История / О войне
Макей и его хлопцы - Александр Кузнецов - О войне

Оставить комментарий