Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Работая в «Байлайн», он написал пару бойких заметок о Корнилии. Ничего особенного: ее парикмахер, стиль одежды, уважение к памяти мужа… Обычный бред. Однако он испытывал к ней нечто вроде жалости. Не каждому доводится пережить такую трагедию.
При воспоминании о времени, потраченном на дешевое, низкопробное телевидение, Мэтт поморщился. Когда он работал в прессе, то считался одним из лучших репортеров в Чикаго, но пожертвовал репутацией ради кучи денег, которые, как позже обнаружилось, не имел особого желания тратить. И теперь все, чего он хотел от жизни, — это стереть грязное пятно со своего имени.
Его идеалами были не журналисты из «Айви лиг»[11] , а парни старой закалки, печатавшие двумя пальцами на древних «ремингтонах» свои поразительно правдивые, берущие за душу истории. Мужчины, такие же неподатливые и мужественные, как он сам. В статьях Мэтта, опубликованных в «Чикаго стэндард», не было ничего показного, бросающегося в глаза, кричащего. Он обходился простыми словами, короткими фразами для описания людей, их мыслей, надежд и чаяний. Читатели знали, чего от него можно ждать — честности и откровенности. Теперь же он пустился на поиски приключений, чтобы вновь вернуть их доверие.
Поиски приключений. Какой архаизм! Так писали, скорее, в рыцарских романах. Вряд ли этот термин применим к грубияну из «стального города», позволившему себе забыть главные жизненные ценности.
Бывший босс из «Чикаго стэндард», правда, предложил Мэтту вернуться на прежнюю работу, но так неохотно, что Мэтт отказался смиренно ползти обратно на коленях и теперь колесил по стране в поисках сенсационного сюжета. Останавливаясь в каком-нибудь городе — все равно, большом или маленьком, — он покупал местные газеты, беседовал с жителями и повсюду совал свой нос. И хотя пока не обнаружил ничего достойного, все же точно знал, что ищет: подлинно человечную историю, которая поможет ему восстановить репутацию.
Он как раз закончил говорить, когда дверца распахнулась и в трейлер забралась «Уайнона» с ребенком на руках. Малышка, одетая в желтый комбинезончик с вышитыми на нем ягнятами, болтала голенькими ножками. На пухленькой щиколотке был вытатуирован символ мира — так называемый пацифик.
— Неужели Сэнди позволила сделать малышке татуировку?!
«Уайнона» свысока, словно деревенского идиота, осмотрела Мэтта.
— Это переводная картинка, не видишь, что ли? Его сестры, слава Богу, уже выросли к тому времени, когда Америку захлестнула волна помешательства на татуировках.
— Вижу, конечно, — соврал он, — просто думаю, что тебе не следовало лепить эту штуку на ребенка.
— Ей нравится. Она считает, что так круче выглядит.
«Уайнона» осторожно положила младенца на сиденье, затянула ремни и плюхнулась рядом с Мэттом.
После нескольких попыток двигатель ожил. Мэтт с отвращением тряхнул головой.
— Эта колымага — просто кусок дерьма.
— Да ну?
Девчонка задрала на приборную панель ноги, обутые в босоножки на толстой платформе, но, увидев в боковом зеркальце глаза Мэтта, быстро выпрямилась.
— Ты, конечно, знаешь, что я не твой настоящий отец.
— Можно подумать, я всю жизнь о тебе мечтала!
Вот и конец всем тревогам относительно того, что она может предаваться каким-либо сентиментальным фантазиям на его счет. Выводя фургон на дорогу, он вдруг понял, что даже не узнал их имена. И хотя видел их свидетельства о рождении, не взглянул на строчки ниже его фамилии.
— Как тебя зовут?
Последовала длинная пауза, после чего она наконец выпалила:
— Наташа.
Мэтт прыснул, вспомнив, как целых три месяца его сестра Шэрон пыталась заставить окружающих называть ее Силвер.
— Наташа, кто бы сомневался!
— Но мне так хочется, — огрызнулась она.
— Я не спрашивал, чего хочется тебе. Как твое настоящее имя?
— Люси. Доволен? И я его ненавижу.
— Не пойму, что дурного в имени Люси. — Он еще раз посмотрел на листок, где записал указания регистратора лаборатории, и повернул на шоссе. — Кстати, сколько тебе лет?
— Восемнадцать.
Он снова бросил на нее тяжелый взгляд.
— Ладно, ладно, шестнадцать.
— Тебе четырнадцать, хоть и рассуждаешь как тридцатилетняя.
— Если знаешь, зачем спрашиваешь? Кроме того, я жила с Сэнди, чего же ты ожидал? — внезапно охрипшим голосом бросила Люси, и он впервые ощутил нечто похожее на сочувствие.
— Да, верно… Послушай, мне очень жаль. Твоя мать была…
Сэнди была веселой, компанейской, сексуальной, остроумной, хоть и абсолютно безответственной.
— Она была особенной, — смущенно пробормотал он.
— Она была пьянчужкой, — злобно фыркнула Люси. Ребенок захныкал. — Ее пора кормить, а питание кончилось.
Прекрасно! Только этого ему не хватало.
— А что она ест?
— Молочную смесь и всякую хренотень в баночках.
— Придется купить что-нибудь, после того как выйдем из лаборатории.
Звуки, доносившиеся из глубины трейлера, становились все жалобнее.
— А ее как зовут?
— Батт[12] .
— Тебе бы клоуном быть.
— Так ведь не я дала ей имя!
Мэтт оглянулся на светленькую розовощекую крошку с голубыми глазками и пухленькими, как у ангелочка, губками.
— Хочешь, чтобы я поверил, будто Сэнди назвала дочку Батт?
— А мне плевать, веришь ты или нет! — прошипела она. — Не позволю, чтобы всякий сукин сын тыкал в меня иголками, так что забудь об этой затее с кровью.
— Будешь делать, что тебе говорят.
— Черта лысого!
— Так вот, юмористка доморощенная, мое имя стоит на обоих свидетельствах о рождении, так что необходимо все выяснить, а без анализов ничего не выйдет.
Мэтт хотел было объяснить, что специальная служба позаботится о них до приезда бабки, но духу не хватило. Он, решил предоставить эту привилегию адвокату.
Остаток пути они проделали в молчании, прерываемом только воем Демонического Дитяти. Мэтт остановил машину перед двухэтажным зданием и повернулся к Люси. Она, оцепенев, уставилась на двери с таким видом, словно перед ней вот-вот разверзнутся врата ада.
— Даю двадцать баксов, если сделаешь анализ, — поспешно пообещал Мэтт.
Девочка покачала головой:
— Никаких игл. Ненавижу иглы. При одной мысли об этом меня тошнит.
Мэтт уже начал прикидывать, как внести двух вопящих детей в лабораторию, когда ему впервые за весь этот ужасный день повезло.
Люси успела выбраться из трейлера как раз перед тем, как ее вывернуло.
Глава 4
Нили чувствовала себя невидимкой. Всеведущей. Всемогущей. Какое счастье!
Она откинула голову, рассмеялась и, включив радио, стала подпевать Билли Джоэлу. И день выдался изумительный! Белые пуховки облаков плавали на лазоревом, как на натюрмортах Джорджии ОКифф[13] , небе.
- Легко - Таммара Уэббер - Современные любовные романы
- Великий побег - Сьюзен Филлипс - Современные любовные романы
- Моя Личная Снегурочка (СИ) - Викторова Рина - Современные любовные романы
- Помечтай немножко - Сьюзен Филлипс - Современные любовные романы
- Герои – моя слабость - Сьюзен Филлипс - Современные любовные романы
- Новогодний реванш - Элизабет Морган - Современные любовные романы
- Вещи, которые мы не смогли преодолеть (ЛП) - Скор Люси - Современные любовные романы
- Беглянка (ЛП) - Элизабет Мэри - Современные любовные романы
- Все разбитые осколки - Риа Уайльд - Современные любовные романы
- Все разбитые осколки (ЛП) - Уайльд Риа - Современные любовные романы