Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так проходили годы. Но за всей вроде бы бурной жизнью Михаила Федоровича стояла тень правительственной опалы и полицейского надзора, с одной стороны, и тень отчужденности, непонимания, а порой и осуждения — с другой: родственников и друзей казненных или гниющих в сибирских рудниках декабристов. Сегодня, с дистанции полутора столетий, мы можем с горечью понять, сколь тяжким было положение Михаила Федоровича, но современники видели это не всегда.
В 1841—1842 годах он серьезно болел. Герцен, навестивший Орлова, в январе 1841 года писал: «Он угасал. Болезненное выражение, задумчивость и какая-то новая угловатость лица поразили меня; он был печален, чувствовал свое разрушение, знал расстройство дел — и не видел выхода...»
19 марта 1842 года Михаил Федорович Орлов скончался. Домашний архив Орлова был немедленно опечатан московским обер-полицеймейстером Цынским, который оставил семейные и денежные бумаги, а остальные отправил в Петербург, в III отделение Бенкендорфу. Сохранился «Краткий разбор рукописных сочинений, найденных в кабинете генерал-майора Орлова после его смерти» за подписями Бенкендорфа и генерал-майора Дубельта, содержащий перечень бумаг с краткой характеристикой каждой.
С. П. Шевырев написал некролог об Орлове, который был высоко оценен Чаадаевым, однако статью не пропустила цензура. По этому поводу А. И. Тургенев писал П. А. Вяземскому: «Здесь, как слышно, болярин-цензор, не пропустив статью Шевырева, назвал Михаила Орлова каторжным». В результате чуть ли не единственным откликом на кончину Орлова в прессе было небольшое сообщение в «Бюллетене» Московского общества испытателей природы.
Узнав о смерти Орлова, Герцен, находившийся в новгородской ссылке, сделал 25 марта в своем дневнике такую запись: «Вчера получил весть о кончине Михаила Федоровича Орлова. Горе и пуще бездейственная косность подъедает геркулесовские силы, он верно прожил бы еще лет 25 при других обстоятельствах. Жаль его... С моей стороны я посылаю за ним в могилу искренний и горький вздох; несчастное существование оттого только, что случай хотел, чтобы он родился в эту эпоху и в этой стране».
Михаил Федорович Орлов похоронен на старом Новодевичьем кладбище, у Смоленского собора, рядом с Екатериной Николаевной, пережившей его на сорок три года. На полированной черной гранитной плите выбита надпись: «Генерал-майор Михаил Федорович Орлов. Родился 25 марта 1788 года. 19 марта 1814 года заключил условие сдачи Парижа, Скончался 19 марта 1842 года».
ШКОЛА ИСКУССТВ
Часто в жизни и в истории все оказывается теснейшим образом переплетено, образуя причудливые, порой неожиданные связи, пересекаясь в совершенно непредсказуемой точке. Михаил Федорович Орлов, стоявший у истоков московского художественного образования, естественно, не мог знать того, что сегодня известно нам: дом, где он руководил делами Художественного класса, два десятилетия спустя станет адресом рисовальной школы, представляющей еще одну ветвь подготовки рисовальщиков. Речь идет о прикладном направлении. Если из класса, созданного Орловым и его единомышленниками, вырастет Училище живописи и ваяния, то эта рисовальная школа станет составной частью художественно-промышленного училища, прародителя сегодняшнего московского вуза, по традиции часто называемого Строгановкой.
В роковом 1825 году, незадолго до восстания декабристов, граф Сергей Григорьевич Строганов открыл в Москве рисовальную школу. Род Строгановых, один из богатейших в России, имел давние связи с развитием искусства, многие Строгановы были обладателями обширных коллекций картин и предметов искусства, богатейших библиотек.
С. Г. Строганов, предполагая открыть школу на собственные средства, мыслил ее бесплатной и, что особенно важно, желал видеть в числе ее учеников крепостных: «Сие заведение имеет целью ремесленников, подмастерьев, мальчиков и детей бедных родителей (свободного и крепостного состояния), без всякой со стороны их платы, обучить начальным правилам практической Геометрии, Архитектуры и разным родам рисования».
«Школа рисования в отношении к искусствам и ремеслам» начала работу осенью 1825 года в доме на Мясницкой (ул. Кирова, 43) — замечательном творении архитектора Ф. И. Кампорези,— выстроенном в конце XVIII века. По списку учеников, переведенных во второй класс в 1826 году, можно подсчитать, что из 34 учеников семеро были крепостными, большинство предназначалось к живописному, столярному, футлярному и переплетному ремеслам.
Начинание Строганова было очень своевременным и вытекало из объективных потребностей развития капиталистических отношений и соответственно роста промышленности, одним из центров которой становилась Москва. Пришло время, когда чрезвычайно расширились потребности в предметах искусства, в том числе прикладного, причем нужны были не только уникальные и дорогостоящие произведения мастеров, но и доступные ремесленные изделия. Вот колоритная записка смоленской помещицы Свиступовой, никогда не бывавшей в Москве, содержащая просьбу привезти ей оттуда «кружев английских на манер барабанных (брабант-ских.— Е. X.), маленькую кларнетку (лорнетку.— Е. X.), так как я близка глазами, сероги писаграмовой (серьги филигранной.— Е. X.) работы, а для обстановки комнат картин тальянских на манер рыхвалеевой (Рафаэле-вой.— Е. X.) работы на холстинке и поднос с чашечками, если можно достать с пионовыми цветами. Еще не забудьте,— добавляет она,— почем животрепещущая малосольная рыба фунт». Эта записка, написанная в глубокой российской провинции малокультурной домоседкой-помещицей, несмотря на свою курьезность, очень показательна.
Россия никогда не была бедна талантливыми самоучками, однако время диктовало необходимость профессионального художественного образования, не только в сфере академической живописи и ваяния, но и применительно к нуждам растущего мануфактурного производства.
В начале 30-х годов в числе учеников школы был будущий архитектор и академик И. А. Монигеттт* (крупнейшая его работа — проект здания Политехнического музея в Москве); в семье Монигетти воспитывался известный писатель Д. В. Григорович, также посещавший занятия рисовальной школы. В своих «Литературных воспоминаниях» он писал, что при поступлении в инженерное училище экзаменаторы отметили его прекрасную подготовку, чему он был обязан строгановской школе.
«Журнал мануфактур и торговли» в 1830 году писал, что школа Строганова «есть из лучших в Европе», а собранные в качестве учебных пособий «коллекции моделей, рисунков весьма примечательны... Заведение его примером своим поощрило и других».
Действительно, в 1833 году при дворцовом архитектурном училище было открыто мещанское отделение, где дети беднейших московских мещан и сироты должны были учиться на рисовальщиков для мануфактур.
Здесь нам придется сделать вынужденное отступление в сторону, вернуться на несколько десятилетий назад, чтобы понять, откуда ведет начало Московское дворцовое архитектурное училище.
В XVI—XVII веках подготовка мастеров-строителей на Руси сосредоточивалась прямо на стройках, где под руководством мастеров постепенно, иногда в течение полутора десятилетий ученики постигали секреты мастерства, начиная, как правило, с простого каменщика или плотника. При Петре I начали возникать «архитектурные команды» во главе с опытными архитекторами; вся команда состояла на государственной службе и получала заказы на постройки.
Наиболее известной из московских команд была команда архитектора Д. В. Ухтомского, автора знаменитой колокольни Успенского собора в Троице-Сергие-вой лавре, Красных ворот в Москве (не сохранились), Сенатского дома в Немецкой слободе. В 1749 году он получил разрешение на открытие школы и помещение для команды в доме близ Охотного ряда. Школа существовала до 1764 года.
Воссоздана она была в конце 1780-х годов М. Ф. Казаковым, окончившим, кстати, школу Ухтомского в 1760 году с чином «архитектуры прапорщика».
Не оставляя своего великого архитектурного труда (здание бывш. Сената в Кремле, Московский университет, дом бывш. Дворянского собрания и т.д.), Казаков становится директором училища и размещает его в собственном доме близ Мясницкой улицы. В начале XIX века оно переводится в Кремль, в помещение Сената.
Среди воспитанников училища были такие выдающиеся архитекторы, как О. Бове, Ф. Соколов, И. Его-тов, Е. Тюрин, М. Быковский и другие.
В 1804 году правительством был утвержден устав училища, а в 1814 году уже после смерти М. Ф. Казакова оно стало именоваться Московским дворцовым архитектурным училищем. При этом училище и было открыто Мещанское отделение по примеру Строгановской школы.
- Стрит-фотография: открытие плоскости - Антон Константинович Вершовский - Руководства / Учебники
- Время порядка. Эти правила изменят ваш дом. И вашу жизнь - Алсу Умаровна Мухамедшина - Прочее домоводство / Руководства
- Как быстро развить память для запоминания иностранных слов, цифр и любой информации - Елена Разумовская - Руководства
- На осколок Атлантиды. Путешествие на Бермудские острова - Дмитрий Розанов - Руководства
- Вся правда о женском оргазме - Александр Полеев - Руководства
- Организация работы территориального отдела судебных приставов по линии исполнительного производства. Краткое практическое пособие - Алексей Шарон - Руководства
- Тайны горного Крыма - Татьяна Фадеева - Руководства
- Лихорадка. Руководство для практических врачей - Аркадий Верткин - Руководства
- Суши или Суси? - Олег Торбин - Руководства / Языкознание
- Безупречный стейк. Приготовление от А до Я - Алексей Онегин - Кулинария / Руководства