Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь что, Кристиан Фредрик, нельзя выбрать более подходящего места для такого обломка крушения, как я! Вот бы мне быть смотрителем на этом маяке!
— Ничто не мешает тебе стать им, — ответил брат.
— В самом деле? Но как же это устроить? — спросил Рикард, стряхивая пепел с папиросы.
— Послушай, Рикард! — вспыхнул консул. — Единственное, в чем я тебя упрекаю, это в недостатке самоуверенности! Неужели ты не думаешь, что с твоими способностями и знаниями ты мог бы получить гораздо более значительный пост, если бы только захотел попробовать!
— Нет, но, Кристиан Фредрик… — воскликнул пораженный советник и пристально поглядел на брата.
— Как я сказал, — уверенным тоном повторил консул. — Раз ты хочешь получить это место, оно, естественно, будет предоставлено тебе, а если бы возникли какие-либо трудности, то, я полагаю, достаточно будет одного словечка амтману, и все уладится.
Так это дело и устроилось. Рикард Гарман был назначен смотрителем маяка в Братволле, то ли на основании своих знаний и способностей, то ли на основании «словечка амтману».
Монотонность и размеренность нового существования благотворно действовала на старого щеголя. Нетрудные обязанности, которые он должен был выполнять, придавали ему вес и значительность в собственных глазах. Свободные часы он проводил по большей части куря папиросы и глядя на море в большую подзорную трубу, полученную в подарок от Кристиана Фредрика. Он вернулся на родину действительно утомленным и теперь удивлялся, как мог он прежде находить удовольствие в безалаберной жизни за границей.
Но одно обстоятельство удивляло советника еще больше: ему удавалось жить на свой заработок! Существование на две тысячи крон в год казалось ему прежде невероятным, и все же он теперь неплохо жил на эти деньги! Само собою разумеется, он имел еще небольшие дополнительные доходы, но Кристиан Фредрик всегда повторял, что доходы эти «все равно что ничего». Сколько их было и из чего они состояли, эти маленькие дополнительные доходы, Рикарду никогда не разъясняли. Каждый год аккуратно присылали ему текущие счета от Гармана и Ворше, составленные самим консулом. Часто получал он какие-то коммерческие письма от брата. Но ни то, ни другое не разъясняло управляющему маяком сущности этих операций. Он подписывал свое имя на всех бумагах, где, как ему казалось, было специально оставлено свободное место. Порою он получал векселя «для заполнения» и делал это с большой старательностью, но все это оставалось для него туманным и неясным.
Одно было бесспорно: он постепенно выпутывался из своего тяжелого материального положения, и выпутывался наилучшим образом: он держал уже двух помощников на маяке, у него была верховая лошадь, именуемая Дон-Жуан, и рабочая лошадь, а в доме водилось вино, и всегда было немного свободных денег, которым в данный момент он не мог найти применения.
Поэтому он советовал всем, кто жаловался на трудные времена, переехать за город, к морю. Просто невозможно поверить, насколько там дешева жизнь!
За десять лет, которые он прожил на маяке, Мадлен из восьмилетней девочки превратилась в восемнадцатилетнюю девушку. И на нее новый образ жизни подействовал гораздо лучше, чем можно было ожидать; когда она вполне освоилась с языком, — ведь ее мать была француженкой, — она стала проводить большую часть времени вне дома — на окрестных хуторах, а охотнее всего у моря, в небольшой бухте, где рыбаки держали свои лодки. Ее знали и любили все в округе.
Множество гувернанток в свое время занимались ее воспитанием, но воспитанию она поддавалась с трудом. Кроме того, отец не выносил некрасивых гувернанток, а когда им как-то раз попалась красивая, оказалось, что это еще хуже — правда, несколько в ином смысле.
Управляющий маяком часто посещал Сансгор — либо на своем Дон-Жуане, либо в охотничьей коляске Гарманов и Ворше. У Мадлен после этих посещений надолго оставалось неприятное впечатление от холодного старого дома и его благовоспитанных, надменных обитателей. Даже кузина Ракел, которая была лишь несколькими годами ее старше, ей не нравилась. Поэтому Мадлен большею частью оставалась дома, а отец отлучался не более как на один-два дня.
Зато всей душой она была привязана к рыбакам и лоцманам на берегу и в хуторах. Ее, веселую и бесстрашную, охотно брали с собою в море в хорошую погоду. Она рано научилась рыбачить, ставить паруса и различать контуры судов на горизонте.
У Мадлен был закадычный друг по имени Пер. Он был тремя-четырьмя годами старше ее и жил на хуторе у самого маяка.
Пер был высокий и сильный, с жесткими золотисто-белыми волосами и с большими руками, — его ладони стали от гребли твердыми, как рог. Глаза у него были маленькие и взгляд острый, как обычно бывает у людей, привыкших с детства плавать по морю в дождливую и туманную погоду.
Отец Пера был вдовец. Первая жена оставила ему лишь одного ребенка. Но когда он женился во второй раз, дети пошли один за другим. Перу советовали требовать раздела хутора, но он заявлял, что «подождет и поглядит».
Однако чем дольше он ждал, тем больше становилось у него совладельцев. Соседи немножко подсмеивались над ним, и однажды кто-то назвал его «Пер Подожду-ка». Эта шутка оказалась удачной и стала его прозвищем.
Но Пер был не из тех, над кем смеются: самый ловкий в море и самый миролюбивый на земле человек, он не искал случая отличиться, но умел работать на славу и ничего не боялся. Поэтому люди считали, что Пер Подожду-ка такой парень, который все равно пробьется.
Дочь смотрителя маяка и Пер Подожду-ка были большими друзьями. Вначале парни пробовали было отбить девушку у Пера. Но однажды Мадлен и Пер были в море, когда дул сильный северный ветер. Шлюпка и снасти Пера были всегда в отличном порядке, так что опасаться было нечего. Однако смотритель маяка, увидев лодку в свою подзорную трубу, пешком пришел на берег и направился прямо к причалу.
— Это отец! — сказала Мадлен. — Пожалуй, он боится за нас!
«О, у него другое на уме!» — лукаво подумал Пер.
Но у советника ничего иного на уме не было, кроме некоторого беспокойства за дочь. Когда же Пер уверенной рукой направил шлюпку и, повернув ее к причалу, спокойно ввел в маленькую гавань, это произвело на старика большое впечатление. «Он знает свое дело», — пробормотал Рикард Гарман, помогая дочери выйти из лодки, и вместо выговора, который он было приготовил, сказал только:
— Ты умелый парень, Пер! Но я не давал тебе разрешения уходить в море с нею вдвоем.
Поблизости не было никого, кто мог слышать, что именно сказал старик, но все, кто наблюдал за ними из ближайших сараев или из хуторов, могли видеть, что оба раскланялись и что Мадлен даже протянула руку Перу; и всем стало ясно, что отныне отношения Пера со смотрителем маяка наладились. С этого дня как-то само собой установилось, что Пер имеет привилегию кататься в лодке с молодой барышней.
Пер долго раздумывал, кого ему брать с собой на рыбную ловлю. Он хорошо понимал, что все удовольствие оказалось бы испорченным, если бы, скажем, с ними был один из его товарищей. Наконец он выбрал на одном хуторе очень бедного придурковатого парня, который был к тому же туг на ухо. Соседи не могли понять, зачем Пер брал Дурачка-Ганса с собою в лодку. Но Пер был доволен своим выбором, да и Мадлен тоже, и когда она через несколько дней, заглянув в комнату отца, весело крикнула: «Я поеду кататься с Пером!» — она с чистой совестью могла добавить: «Он, конечно, взял с собой еще одного парня, раз уж ты на этом настаиваешь!»
Про себя она посмеивалась, спускаясь к берегу в лодку. А смотритель маяка подошел к своей подзорной трубе. Все в порядке. На корме сидел Пер; вот сейчас в лодку быстро спрыгнула Мадлен; а у мачты сидела некая личность мужского пола в куртке из грубой шерстяной ткани. Они шли на юго-запад.
— Bien![7] — успокоенно произнес старик. — Это хорошо, что с ними есть посторонний человек. Хорошо во всех отношениях!
IIСамой высокой точкой растянувшегося на много миль плоского песчаного берега был Братволлский мыс. Здесь был построен маяк на краю склона, спускавшегося к морю так круто, что у каждого, кто отваживался сбегать вниз, замирало сердце. Овцы с незапамятных времен протоптали по этому крутому склону сложную сеть тропинок, казавшихся издали темноватыми полосами и фестонами.
К югу от самой высокой и широкой площадки мыса, на которой стоял маяк, берег крутыми зигзагами отступал назад, а на другом конце полукруга расположились большие хутора Братволла — густое скопление домов, похожее на деревушку.
Внизу под хуторами на берегу была маленькая пристань, защищенная молом из тяжелых гранитных глыб. Пристань была видна с маяка, и Мадлен всегда могла различить лодку Пера, которую она знала не хуже, чем свою комнату.
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Том 2. Тайна семьи Фронтенак. Дорога в никуда. Фарисейка - Франсуа Шарль Мориак - Классическая проза
- Коняга - Михаил Сальтыков-Щедрин - Классическая проза
- Любовник леди Чаттерли - Дэвид Лоуренс - Классическая проза
- Собрание сочинений. Т. 22. Истина - Эмиль Золя - Классическая проза
- Голубка в клетке - Кальман Миксат - Классическая проза
- Астрея (фрагменты) - Оноре Д’Юрфе - Классическая проза
- Роза (пер. Ганзен) - Кнут Гамсун - Классическая проза
- Всего лишь скрипач - Ганс Андерсен - Классическая проза
- Редактор Линге - Кнут Гамсун - Классическая проза