Форма входа
Читем онлайн «Расскажите мне о своей жизни» - Виктория Календарова
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
4. «Поднятая целина» и политическое прозрение. Упоминание информанткой участия в освоении целины и попыток поехать на похороны Сталина во время нашего совместного просмотра ее семейных фотографий позволило предположить, что, возможно, это и есть те самые обстоятельства биографии, которые не дают ей возможности отнести свое знание о репрессиях довоенного времени к тому же периоду. В форме нарративных вопросов я попросила ее рассказать подробнее об этих событиях. Ни разу не прерванное повествование о поездке на целину заняло у Марии Михайловны 30 минут.
Первое объяснение принятого решения уехать на целину Мария Михайловна дала еще до начала рассказа об этом сюжете, во время просмотра семейного альбома, в котором оказались фотографии этого времени:
Информант: Это я на целине. Ну я же патриотка была, мне надо было на целину ехать.
Начало рассказа о поездке на целину — еще одна общая оценка этого поступка с точки зрения сегодняшнего дня:
Информант: Ой, наверное, я одна была из дур.
Сочетание оценок «патриотка»/«дура» — яркое доказательство того, что патриотические мотивы, послужившие побудительной причиной к принятию решения о поездке, в настоящее время Мария Михайловна расценивает негативно и, возможно, с иронией. Но в то же время эти оценки — признание собственной искренней веры в идеологические установки советского времени. Пытаясь приуменьшить роль патриотического порыва, она все-таки добавляет к этому, что и «материальный аргумент» сыграл определенную роль в принятии решения:
Информант: Я прихожу с работы — а мы сутками работали, мне не поспать, ничего. Я в рентгене спала. Но, в общем, короче говоря, это такая, не очень страшная история, но противная. И, и поэтому мы решили, что к чертовой матери — мы поедем на стройку. Там, это самое, все как люди, будем чего-нибудь, свое место, а тут ни то, ни се место. По рентгенам ходи и спи после суток.
В рассказе о «целинном опыте» Мария Михайловна критически описывает неорганизованность и непродуманность хода освоения целины, с которыми ей пришлось столкнуться на собственном опыте. Завершая рассказ, Мария Михайловна признает, что ее «прозрение» и окончательное разочарование в советской политической системе относится именно ко времени пребывания на целине:
Информант: Вообще, это наша система вся. Ну вот, я уже с тех пор начала вот так, понимала, что это все уже не туда. До этого голову так, прямую, все. «Партия велела — комсомол ответил: „Есть!“». Вот такая жизнь.
Еще одно доказательство абсолютной веры Марии Михайловны в советскую идеологию до определенного момента — ее рассказ о попытке поехать на похороны Сталина[19]:
Информант: Это так: «Я Сталина не видела, но я его люблю». И когда это самое, сказа… в общем, умер он, ой, плакали, ну так плакали, это мы по самому близкому так это. «Ой, да как же теперь быть, да как же мы теперь жить-то будем, ой, да нет, конец света, это вообще, это что-то такое». Ну и у нас это, девчонки там знакомые: «Мы его живого не видели, поехали».
Таким образом, при обращении к фактам биографии Марии Михайловны становится очевидно, что ее собственное политическое «прозрение» наступает не ранее середины 50-х годов.
С точки зрения подхода, разработанного Габриэль Розенталь и Вольфрамом Фишером-Розенталь, «рассказ о жизни отражает то, как биограф в целом конструирует свое прошлое и предполагаемое будущее, при этом важный для биографии жизненный опыт объединяется и выстраивается в определенную временную и тематическую схему. Именно эта общая биографическая модель, или конструкция, и определяет в конечном счете то, каким образом биограф воссоздает свое прошлое и каким образом он принимает решения относительно того, какой пережитый опыт он будет считать существенным и включать в свой рассказ» (Розенталь 2003:326). Тематическая схема биографического рассказа Марии Михайловны была выбрана ею самой — это ее «гражданская» биография, история политического прозрения, развиваемая в тематическом поле отношений власти и общества. Актуальность современной гражданской позиции делает для нее существенным поиск истоков своих нынешних политических убеждений в опыте прошлого, в том числе и в детских воспоминаниях. Поэтому в изначальный текст биографической конструкции она вводит «страшное время», когда все, даже дети, были «зажаты», «знали» и «чувствовали» происходящее. Мария Михайловна, учитывая ее нынешнюю демократическую политическую ориентацию, не может говорить об этом времени иначе, хотя исходит она из полученных ею позднее знаний о репрессиях того времени. Для информантки актуальным оказывается именно тот детский опыт, который свидетельствует о ее знакомстве с темной стороной сталинского режима и о том, что она, при искренней до определенного момента вере в Сталина, все же отчасти «чувствовала» происходящее — это помогает ей сейчас быть убежденной сторонницей демократических политических сил.
5.Блокада в контексте политической истории. И все же открытыми остаются вопросы о том, почему Мария Михайловна не рассказывает о блокаде в рамках выбранного ей самой тематического поля биографии (отношения общества и власти, «гражданская» биография) и можем ли мы принять гипотезу, согласно которой блокада в силу каких-то причин не вписывается в его рамки. Однако вновь расспрашивать Марию Михайловну о блокаде было для меня трудной этической проблемой, учитывая ее эмоциональные переживания во время «основного повествования». Вопросы могли так и остаться открытыми, если бы она сама не вернулась к теме блокады после всех описанных выше сюжетов. Возвращение к теме блокады произошло через обращение к политическим сюжетам военного времени:
Информант: И уже тогда как-то так все, ну вопросов много не задавали, мы ничего не знали. Мы глупые были, глупые, нас специально оболванивали. И только вот знали о том, что из-за Ворошилова сдали мы Лугу — Лужский этот рубеж должен был остановить. А там только уложили людей и все. И вот тогда по всему Ленинграду так.
Интервьюер: Это говорили, что это из-за Ворошилова?
Информант: Да, да, да, все говорили так. Что он привык там, на коне шашкой размахивать. Ну, конечно, это говорили не в открытую, а так, между собой вот. Я слышала, когда, например, наши обсуждали, почему Юрка[20] погиб. Вот это самое, вот так вот, так еще кто-то где. Вот так, ухом, что… что это было из-за этого. И если б не прислали тогда Жукова, то Ленинград бы сдали. Почему вот получилось, что ленинградцы, вот «жэбээлы» — наверное, слышали, есть такие «жители блокадного города», да?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});На этой странице вы можете бесплатно читать книгу «Расскажите мне о своей жизни» - Виктория Календарова бесплатно.
Похожие на «Расскажите мне о своей жизни» - Виктория Календарова книги
- Война, блокада, я и другие… - Людмила Пожедаева - Биографии и Мемуары
- Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Александра Потанина - Биографии и Мемуары
- Алтарь Отечества. Альманах. Том 4 - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Ключи счастья. Алексей Толстой и литературный Петербург - Елена Толстая - Биографии и Мемуары
- Портреты революционеров - Лев Троцкий - Биографии и Мемуары
- Фёдор Абрамов - Олег Трушин - Биографии и Мемуары
- Беседы с Маккартни - Пол Дю Нойер - Биографии и Мемуары
- Статьи и воспоминания - Евгений Шварц - Биографии и Мемуары
- Сергей Дурылин: Самостояние - Виктория Торопова - Биографии и Мемуары
- Ларc фон Триер: Контрольные работы. Анализ, интервью. Ларс фон Триер. Догвилль. Сценарий - Антон Долин - Биографии и Мемуары
