Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часа в четыре в наш кабинет просунулась взлохмаченная голова Родиона Каширина. Он обвел нас слегка ошалевшим взглядом и задержал его на мне.
— Соболин, пошли пиво пить в Катькин сад!..
— А пошли, Родион, — может хоть пиво меня успокоит? — Орлы, я вернусь минут через двадцать. Шеф будет спрашивать: я — на почте… получаю заказное из Штатов.
Орлы-репортеры понимающие переглянулись и заверили, что сделают все, как я сказал.
Мы с Родионом расположились за столиком летнего кафе у самой ограды Екатерининского сада. Из еды в кафе были только чипсы, зато пиво было самое разнообразное. Каширин заказал «Балтику» седьмой номер, а я решил попробовать «Толстяка».
Родион по своей старой оперской привычке рыскал незаметно по сторонам глазами. Хотя, думаю, он все больше на красоток в мини-юбках глазел.
— Володя, ты только не дергайся, — неожиданно тихо, но внятно сказал он, — сдается мне, за нами хвост.
— В смысле?
— Только башкой своей глупой не верти по сторонам. Три человека: один возле машины у ограды Аничкова дворца — БМВ темно-синяя; второй возле стойки стоит, пиво берет; третий в самом Катькином садике ошивается — делает вид, что за шахматистами наблюдает. Они нас от самого агентства вели. Эта БМВ напротив нашей арки стояла.
Причин не доверять профессиональному глазу Каширина у меня не было. Как-никак человек опером в уголовном розыске отработал: правда, всего год и в приполярном Диксоне (за кем он там следил, за медведями белыми, что ли?), но все-таки.
— Ты номера можешь срисовать?
— Уже. Придем в контору, попробуем пробить. Давай немного пройдемся, проверимся. Ты только сам не крутись, я отслежу.
Мы, не торопясь, допили пиво и пофланировали в сторону Невского. Пересекли его, завернули в Елисеевский (надо же было как-то оправдать наши передвижения), а затем повернули обратно, в сторону улицы Зодчего Росси.
— Ну? — нетерпеливо спросил я, когда мы поднялись на наш второй этаж.
— Подковы гну! За нами хвост, железно. Я пошел номер пробивать.
Родион скрылся за дверью кабинета расследователей и начал взывать к Зудинцеву, умоляя того отвлечься от общения с Завгородней в буфете и заняться пробивкой номеров БМВ.
За время моего недолгого отсутствия мне позвонили трое: Заборин, Резаков и неизвестный мужчина со слащаво вежливым голоском.
— Чего он хотел? — спросил я у Восьмеренко, который беседовал с ним, пока меня не было.
— Спрашивал, в городе ли ты, когда тебя можно застать. Интересовался твоими координатами, в том числе и домашним телефоном…
— Я надеюсь, ты не сказал?
— А что тут такого? Секретные сведения, что ли? — удивился Восьмеренко.
Я аж зубами скрипнул с досады — ну кто его просил кому ни попадя мой домашний телефон выдавать? Досчитав до двадцати, чтобы не обложить его матом — все же в кабинете были девушки — я попросил этого инвалида ума налить мне кофе, а сам стал звонить. Первым я дозвонился до Заборина.
— Старик, то, что я в жопе — это фигня, я в ней давно — еще со своей встречи с Карпенко, но, похоже, что и ты теперь влетел. — Алик говорил со мной зло и ехидно. — Ты лучше сразу больничный возьми. Авансом, так сказать. После того как Карпенко с тобой побеседуют, ты и до поликлиники уже можешь не дойти.
— Алик, да им сейчас не до бесед с нами будет — они, поди, уже со следователем прокуратуры беседу ведут.
— Четверть часа назад они беседовали со мной. Слава Богу, что только по телефону. Но я намерен лечь на дно. И тебе советую, если еще не поздно.
Он повесил трубку. Вот оно — пятница, вечер. Похоже, что именно у меня будут неприятности в самое ближайшее время. Я несколько раз набирал номер служебного кабинета Резакова на Чайковского, но трубку никто не брал. Пришлось звонить ему на мобильник.
— Вадик, что с Карпенками? — задал я вопрос в лоб.
Резаков замялся с ответом, что вообще-то ему было не свойственно.
— Херня, Володя. Следователь уперся — не хочет дело возбуждать. Это, говорит, еще разбираться надо, проверку проводить. Они, мол, люди уважаемые. А если журналисты просто сговорились честных политиков и коммерсантов опорочить? Им, мол, заплатить за эту кампанию травли могли… Володя, ты это… будь поосторожнее..
Поосторожнее!
И тут мне под руку подвернулся Восьмеренко с кружкой кофе. В следующую секунду я метнул ее в стену. Брызнули во все стороны осколки, грязное коричневое пятно поползло вниз по обоям, повинуясь закону всемирного тяготения.
— Вовка, ты что? — Восьмеренко был бледен, и пальцы его тряслись.
Все удивленно уставились на меня. Трубку телефона я все еще держал в руках.
— Вадим, я перезвоню позже…
Хотелось выть. И крушить все вокруг.
— Володя, да что с тобой? — Горностаева подбежала, стала доставать из сумки какие-то таблетки.
— Извините, ребята… — я старался говорить медленно и спокойно, — я… я потом как-нибудь все объясню. Простите, но мне нужно ненадолго выйти…
К счастью, Агеева в своем крохотном кабинете была одна (и как они там всем своим архивно-аналитическим отделом умещаются?). Я попросил у нее убежища. Мне нужно было полчаса, чтобы прийти в себя.
— Володя, что случилось? На вас прямо лица нет?
— На мне, Марина Борисовна, скоро и головы не будет!..
Агеева притащила кофе, выставила на стол из заначки бутылку с прозрачной жидкостью и надписью не по-русски.
— Не обессудьте, Володечка, коньяк весь вышел.
А это ракия турецкая. Но эффект тот же.
Ракия пахла анисом и еще какой-то сладковатой гадостью. В кофе я ее лить не стал, а опрокинул в себя одну за одной три рюмки. У первой вкуса не почувствовал — просто обожгло горло. Вторая оказалась крепкой и сладкой, как лекарство от кашля. Удержался, не выплюнул. Третью рюмку выпил, словно мстя собственному организму.
Потом я допил кофе, поблагодарил Агееву за участие и на все еще слабых ногах пошел к Каширину.
— Ну, что, Родион, чья тачка?
— Похоже, что «братаны» нас выпасали. Машина оформлена на «чернобыльца». Он ее якобы ввез в Россию пару лет назад, по льготным таможенным платежам. А вот нарушали на ней в последнее время двое «отморозков» — официально-то они, конечно, частными охранниками оформлены, но, по нашим данным, плотно работали на братьев Карпенко.
Я снял трубку телефона и набрал номер Марины. Не отвечали минуты две. Неожиданно на том конце провода кто-то снял трубку. Незнакомый мужской голос.
— Кого вам?
— Ясинскую Марину можно?
— Нельзя. Она в плохом состоянии.
— А вы кто?
— Врач «скорой». У нее была попытка суицида. Нет, приезжать сюда не надо — мы ее в больницу везем. Завтра можно будет подъехать, в справочной узнать.
— А куда?
— Куда, куда… на Пряжку.
Доигрались, твою-то мать!.. Почему же мы, уроды такие, всегда забываем, что за нашими игрищами живые люди, а не картонные фигурки. Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется. Фигня это все — еще как дано. Только не лениться надо, а думать.
Ярость прошла. Теперь я чувствовал такую слабость, что ноги не держали.
— Вовка, да тебя же трясет! — Каширин заглядывал мне в глаза.
Только тут я понял, что меня колбасит. Дрожало все, что только могло дрожать. Зудинцев метнулся куда-то из кабинета, затем снова появился уже передо мной, силой влил мне в рот из кружки какую-то горькую гадость. Зелье подействовало. Трясло меня уже меньше, да и кавардак в голове несколько унялся.
— Спасибо, мужики, — сказал я.
— Может, расскажешь, в чем дело? — поинтересовался Зудинцев.
— Не, Георгий Михайлович, сам напортачил, сам и разберусь.
Каширин робко намекнул, что, может быть, сказать о хвосте Обнорскому. Этого еще только не хватало. Тогда план, который уже начал обрастать у меня в голове некоторыми очертаниями, придется похоронить. Нет, действовать надо было прямо сейчас, без промедления.
Надо двигать домой, все спокойно обдумать и начать действовать. Ха! Письменных заявлений обиженных журналистов, видите ли, недостаточно для возбуждения дела… Им что, труп журналиста нужен в кабинете Карпенко? Ну, так будет им труп…
— Я, мужики, пожалуй, пойду домой. Спасибо, что откачали в трудную минуту.
«Черт! — вспомнил я. — Там же хвост! А если они меня прямо на выходе сцапают?» На свой счет я не обольщался. Мне и с одним-то «братком» сложно было бы тягаться на равных, а с тремя…
Усилиями Зудинцева и Каширина их кабинет напоминал нечто среднее между кабинетом оперуполномоченных в РУВД и небольшим музеем: стены были обклеены зловещими фотографиями с мест происшествий, в одном углу было прикреплено переходящее красное знамя «За успехи в раскрытии преступлений», в другом — черный флаг с черепом и скрещенными костями, который каждое утро торжественно поднимали, а ежевечерне — спускали с соблюдением соответствующих церемоний.
— Слушайте, мужики, а какие-нибудь средства личной самообороны у вас имеются в коллекции?
- Неприрожденные убийцы - Георгий Оперской - Детектив
- Заказное проклятие - Рина Осинкина - Детектив
- Дело профессора Заслонова - Андрей Константинов - Детектив
- Дело о «Черной Пустыни» - Андрей Константинов - Детектив
- Дело о марсианской тигрице - Андрей Константинов - Детектив
- Дело о «гробокопателях» - Андрей Константинов - Детектив
- Дело о вражеском штабе - Андрей Константинов - Детектив
- Дело о «красном орле» - Андрей Константинов - Детектив
- Дело об императорском пингвине - Андрей Константинов - Детектив
- Мужчины любят грешниц - Инна Бачинская - Детектив