Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Палатка выстыла, но бородач тут же зажег примус, поставил на него котелок со снегом:
– Чай любишь?
– Ага.
Бородач засмеялся:
– Может, у тебя и заварка есть? Сейчас бы китайского, а? Плиточного!
– У меня сахар есть и сухари есть, – шмыгнул носом оттаивающий Вовка.
– Откуда? – подозрительно покосился бородач. – Там что, еще валяются ящики?
Вовка не ответил. Вовка сжимал в ладонях жестяную кружку с кипятком, и она замечательно обжигала ладони.
– Ну ладно! – сказал бородач. – Мы люди занятые, Пушкарёв Вовка, так что давай не тяни – выкладывай. Все подряд выкладывай. Только без вранья, без придумок, как на духу!
И Вовка выложил.
Все, что знал и видел, выложил.
О «Мирном», вышедшем из Архангельска с зимовщиками и с грузом для Игарки на борту. «А с какого причала отвалил буксир? – щурился бородач. – Ах, с Арктического! Есть такой!» О маме-метеорологе, которую Управление Главсевморпути разыскало аж в далекой Перми. «А в Ленинграде где жили? Ах, на Кутузовской! Есть, есть там такая набережная!» О Леонтии Ивановиче, любившем выстукивать свои мысли морзянкой по столу. «Нормальная привычка!» О бабе Яне, ожидающей Вовку в Игарке. «В каменном доме живет? Ах, в бараке деревянном! Понятно!» Даже о военном инструкторе всё выложил. Даже о ложной тревоге, поднятой в море, не забыл. И о подлодниках фашистских упомянул. Обо всех сразу. Шаар, Ланге, Карл Франзе, Мангольд. И свой план наконец выложил: сбежать с буксира, залечь в торосах, явиться на метеостанцию после ухода «Мирного».
Вовкин план бородачу не понравился. Поскреб бороду, спросил с усмешкой:
– Дезертировать решил?
– Как это дезертировать? – ужаснулся Вовка.
– А так! – без всякого снисхождения объяснил бородач. – Время военное, приказ есть приказ. Тебе что определили? Следовать к бабке! А ты?
– Я же не успел нарушить приказ!
– Ах, не успел! – ядовито хмыкнул бородач.
Примус шипел. Сладко, усыпляюще пахло керосином.
Ломило суставы от тепла и усталости, ныло и ныло ушибленное плечо.
Глаза слипались, хотелось плакать, бежать на метеостанцию, искать «Мирный», но Вовка изо всех сил сжимал в руках кружку. Он не дезертир! Он не на материк, не в тыл бежал к бабке! Он на метеостанцию рвался, к зимовщикам!
– Ладно, – сжалился бородач. – Знаю я твою маму и о Леонтии немного слышал. Лыков я, Илья Сергеич, начальник здешней зимовки. По уличному уставу кликали меня Илькой, только времена эти для тебя прошли. Дядя Илья. Ясно?
– Ага, – кивнул Вовка. – У меня тоже было прозвище. Пушкарем звали. Хавбек, правый. Мячи забивал.
– Такими-то ножками? – не поверил Лыков, но не засмеялся, а наоборот, нахмурился. Повел глазами в сторону рации. – Зачем лазал в ящик? Своего шоколада мало? Добавку искал?
Вовку мутило от шоколада.
– Я людей искал.
– В ящике?
Вовка промолчал.
– Что нашел-то? – прищурился Лыков.
– Ну что… Рацию…
– Откуда знаешь, что рация?
– Я почти на такой работал.
– Врешь!
– Я не вру. Меня Колька Милевский, он на Литейном жил, водил на курсы радиотелеграфистов.
– И морзянку знаешь?
– Ага.
– А ну, отстучи!
Тире тире…
Точка тире…
Тире тире…
Точка тире…
Лыков сразу насупился, забрал густую бороду в ладонь:
– Ладно, братан… Принято… Разыщем мы твою маму…
– А может, прямо сейчас? Выйдем в эфир. Вдруг «Мирный» рядом?
– А эти твои? – многозначительно постучал Лыков ногой по полу, а получилось, по всем полярным льдам: – Эти твои Мангольд да Шаар, да прочие гады? А? Думаешь, они лопухи? Никогда не думай так о врагах, Вовка! Они многое умеют. Если нас подслушают, запеленгуют, мало хорошего. И «Мирный» добьют, и станцию снесут с острова! Не псами ведь отпугивать подлодку. Не побежит Белый кусать фашистов. Так ведь?
И сам ответил: «Так!»
– А потому – собирайся!
3Вовка старался бежать рядом с нартой.
Он устал, саднило плечо и щеку, но бежать было легче, чем ехать.
Нарта, наживо связанная ремнями, ходила под ним ходуном, баран рвался из рук. Собаки, порыкивая на Белого, трусившего, прихрамывая, за нартой, бежали легко, менялись на ходу местами, тянули алык то правым, то левым плечом, а Вовку кидало как куль с мукой, ноги волочились по снегу, бились о кочки. «Чего ты как на насесте? – прикрикнул Лыков. – Полозья есть, ставь ноги на полозья!» Самому Лыкову езда не доставляла неудобств. Он пружинисто бросал мощный корпус из стороны в сторону, ни на секунду не терял равновесия, гнал собак: «Гин!»
– На пса твоего сердятся, – объяснял. – Он что у тебя, ходил в вожаках?
Вовка кивал. Радовался, что Белый с ним. Может, его в упряжку возьмут.
– Я утром выскочил на бугор, – поворачивался Лыков к Вовке. – Туман над морем, ни земли не видать, ни льдов. Потом туман этот изнутри осветился – красным! На сполохи не похоже. Так решил, это рванул у меня в палатке керосин! Сам знаю, не может рвануть, а вот подумал…
Покосился на сразу насторожившегося Вовку:
– Рация-то, слышь, Вовка Пушкарёв, рация, которую ты видел, она самодельная, это ты верно определил. Ее наш радист слепил, литовец Римас Елинскас. На каркас отдал я ему ящик из-под запчастей, а катушки для контура и вариометра мотал из звонкового одномиллиметрового провода двойной обмотки. Не оказалось у нас провода ПШД, где тут достанешь? Ну, для прочности покрыли шеллаком. Стахановцы!
Вовка озирался молча. «Белого жалко – хромает».
Собаки на ходу воротили морды, порыкивали для порядка.
Выйдя на ровный участок берега (справа, совсем вблизи, мрачно надвинувшись, выходили к морю обрывистые отроги хребта Двуглавого), Лыков гикнул, пустил собак во всю прыть. Шесть их было, несли как бешеные. На ходу Лыков ловко спрыгивал с нарты, бежал, держась за гнутый баран, снова прыгал на нарту. Ни разу не споткнулся, не выронил остол, поглядывал украдкой на Вовку. «Вымотало мальца! Лицо как бумага, а правая щека красная. Может, поморозил, может, обжег. И верит, что ушел «Мирный» в Песцовую. А похоже, что не ушел. Не мог я не увидеть буксир, я берегом гнал собачек. Фашистская подлодка тут где-то бродит, нас Карский штаб уже предупреждал. Жаль мальца. Ничего он не понял или не хочет понимать. Копоть на снегу, ящик, щепки, боцман убитый. Не ушел «Мирный», не мог уйти. Потопили. Надо будет занять мальца делом, кончилось для него детство. Оно, в общем-то, кончилось раньше – в эвакуации, только он еще и этого не понял…»
Постепенно хребет Двуглавый вырос, занял полгоризонта.
Слева бледно тянулось выцветшее линялое море. Высокие льдины отражались в плоской воде – одинаково линялые в воздухе и в море; и оставалась за спиной белая заснеженная тундра, плоская, низкая. Кочки ничуть не делали ее неровной. Трясясь на нарте, оглядываясь на Белого, Вовка жил только одним: вот сейчас, вот через минуту, вот совсем скоро откроется перед ним бухта Песцовая! Круглая, вольная. Всего-то на ней – пара красивых льдин. Зато посредине – «Мирный». Сам белый, а дым из нелепой пузатой трубы – черный. А на борту Вовку ждет команда. Встретят, даже ругать не станут – ведь не виноват, что его потеряли! «Отбился «Мирный»! – твердил себе Вовка. – Ударили по фашистам из спаренных пулеметов, не позволили добежать до орудия, укрылись от торпеды во льдах…»
С моря бил ветер, холодил лицо.
Собаки тоже отворачивали морды в сторону.
В Перми, вспомнил Вовка, зимой еще холодней было.
Утром протопят печку, а к вечеру все выстывает. Вовка обычно ждал маму, не снимая пальто. Знал: поздно придет мама, но ждал. Радовался, услышав: «Все не спишь? Вот дурачок! Ну, что в школе?» – «Нормально!» – «И карточки отоварил?» – «Нормально!» – «Дровишек бы нам…»
Дровишек всегда не хватало, оттого на оконных стеклах намерзали, оплывая на подоконник, ледяные пластины, заиндевелые сталактиты. Но в Перми это было на руку Вовке. Так легче было ждать маму. Ведь, как Руал Амундсен, как герои челюскинцы, Вовка каждый вечер искал свой путь сквозь льды, проходил своим Северным морским путем! Весь Ледовитый океан, дымящийся от морозов, лежал перед Вовкой на промерзшем оконном стекле. Бумажка, заменявшая корабль, скользила сверху, с чистого стекла, подходила к кромке вечных льдов. Тут приходилось пускать в дело стальной бур – булавку, вытащенную из подушечки, висевшей над хозяйкиным пузатым комодом. Лед лопался, бежали по льду узкие трещины. Полярник В. П. Пушкарёв, самый главный специалист по советскому Северу, буром-булавкой колол громоздкие паковые льды, пробивал коридор для своего арктического корабля, растаскивал по вяжущему, не отпускающему судно стеклу тяжелые льдины. Главное, пройти Северный морской путь за одну навигацию! То есть до возвращения мамы. Зимовать во льдах незачем. Нельзя застревать во льдах. Ведь он, опытный полярный капитан В. П. Пушкарёв, доставлял на мыс Челюскина, на остров Врангеля, на Новосибирские острова, на далекую Чукотку и даже Камчатку самые что ни на есть вкусные штуки! В трюмах судна лежал у Вовки шоколад «Полярный», лежали сахарные головы, свежие мандарины, тузлучное сало, морошка в бочках, консервы мясные и овощные, чай, наконец! Эскимосы и чукчи, зимовщики и промысловики выходили на обрывистые мерзлые берега, приставляли мозолистые ладошки к сбившимся на лбы меховым капюшонам – ждали Вовкиных грузов!
- Легкие горы - Тамара Михеева - Повести
- Щепкин и красный велосипед - Анне-Катрине Вестли - Повести
- Пространства - Игорь Поляков - Повести
- Срочно меняю Нью-Йорк на Москву! - Наталия Мстительная - Повести
- Тайная схватка - Герман Матвеев - Повести
- Земли Меча и Магии. Химеролог. 21+ - Несущий Слово - LitRPG / Попаданцы / Повести / Фэнтези
- Реликт вне зоны обитания - Светлана Авер - Попаданцы / Прочие приключения / Повести / Разная фантастика
- Шальная звезда Алёшки Розума - Анна Христолюбова - Историческая проза / Исторические приключения / Прочие приключения / Проза / Повести
- Шепот во мраке - Говард Лавкрафт - Повести
- Проект «Лузер». Эпизод первый. Шпага барона - Илья Стогов - Повести