Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так как было уже поздно, мы в этот день не собирались давать битву, а хотели лишь поставить у переправы обоз. Для его защиты мы перевели небольшой отряд, в котором было лишь несколько сотен Рудского и других [ротмистров]. Но мы увидели, что на этот отряд наступает московское войско, и вынуждены были как можно скорее перебираться следом, чтобы задержать неприятеля, пока все наше войско не перейдет и не построится. Наш гетман князь Рожинский отправил к неприятелю гарцовника[63], а как только подошли хоругви, приказал им наступать и завязать схватку. В головном отряде он поставил несколько сотен самых легковооруженных воинов, а в помощь им дал двенадцать гусарских сотен, — больше у него не было. В тыл гусарам гетман поставил третий отряд из казацких и пятигорских рот[64].
Передовому отряду Рожинский приказал, сменив гарцовника, наступать прямо на конницу, — а ее было во главе московского войска тысяч пятнадцать. Неприятель, не выдержав напора, показал спину, и наши крепко на него насели. Гусарская подмога и третий отряд тоже вступили в сражение, поддерживая наших. Так что москвитяне, завидев их копья, не решались обернуться и бежали все дальше, а наши, хоть и чувствовали усталость, но, зная о подкреплениях, собирались с силой и гнали врага. Начав битву за три часа до темноты, мы преследовали их две мили до Болхова и три мили после, вплоть до засеки[65]. (Засекой у них называется заграждение против татар в виде частокола; тянутся эти засеки на тридцать миль через леса и поля. Обычно перед ними устраивается насыпь, есть также башни, через которые проходят дороги, и ворота. Когда приходит весть о приближении татар, к засекам бегут крестьяне, кто с рушницами [66] или с тем, что имеют, и отражают приступ. ) Много людей полегло у нас во время этой погони, и сколько их было с этих пор! — не считанных, не похороненных. Взяли мы московский обоз со всем, что в нем было, и несколько десятков пушек. Некоторые из разбитых и рассеянных москвитян ушли прямо в столицу и рассказали Шуйскому, что войско наше настолько велико, что передние полки его уже вели сражение, а хвост был еще у Путивля.
В Болхове остались пять тысяч москвитян во главе с Гедроцием[67], литвином, который уже стал москалем. На следующий день мы подошли к ним и в течение всего дня, а затем и во вторник стреляли и грозили штурмом. В среду они сдались и вместе со своим начальником целовали крест нашему Дмитрию, то есть присягнули ему на верность. После Болховской битвы обещал нам царь дать жалованье за следующие две четверти. Надеясь, что наш государь скоро водворится в московской столице, собрали мы круг, определив условия, по которым царь был обязан выполнить все, что обещал: условленное жалованье должно дойти до нас полностью, а когда он утвердится на троне, мы могли бы вернуться в отчизну. Он уверял, что заплатит, и со слезами просил не оставлять его, говоря: «Я не смогу быть в Москве государем без вас, хочу, если Бог меня утвердит в столице, всегда иметь на службе поляков: пусть одну крепость держит поляк, другую — москвитянин. Я хочу, чтобы все золото и серебро, сколько бы ни было его у меня, — чтобы все оно было вашим. Мне же довольно одной славы, которую вы мне принесете. А если уж изменить ничего нельзя, и вы все равно решите уйти, тогда и меня возьмите, чтобы я мог вместо вас набрать в Польше других людей». Этими уговорами он так убедил войско, что все к нему пошли с охотой.
Войско идет к столице
Долго не задерживаясь под Болховом, мы спешно двинулись к московской столице, проходя в день по семь-восемь миль и надеясь, что напуганная таким напором столица сразу нам уступит. Тогда еще не обманули наши ожидания, изменив нам, те пять тысяч человек, которые присоединились к нам в Болхове. Они шли с нами день или три и ставили обоз отдельно от нашего, подойдя к реке Угре[68], переправились раньше нас и ночью сбежали в столицу, убедив напуганных москвитян, что бояться нечего. Они рассказали, что войско у нас маленькое, и бежать-то не от кого, а случилось все это, как они говорят, только «по грехам».
Так и шли мы, нигде не задерживаясь; лишь один день провели под Козельском, а другой — под Калугой, да и то, только чтобы людей порадовать, ибо эти крепости Шуйскому не сдались и остались верны Дмитрию; заодно и коням нашим дали отдохнуть. А москвитяне, по своему обычаю, как и положено верноподданным слугам, выходили к нам навстречу с хлебом-солью. Пришли мы к Борисову[69], каменной крепостце в двух милях от Можайска, Борисов мы застали уже пустым и на следующий день подошли к Можайску — городу в шестнадцати милях от столицы. Москвитяне закрылись в Можайске и не хотели сдаваться, уповая на Св. Николая-чудотворца (там находилось два его образа в богатых окладах)[70]. Крепость Можайска, или же иначе — монастырь[71], стоит на пологом взгорке, так что въехав на гору с другой стороны, можно увидеть все, что происходит внутри. Там мы поставили пушки и стали палить, целясь в крепость. Москвитяне на второй день не выдержали: сдались и присягнули царю Дмитрию. А царь, по обыкновению, отслужил молебен Св. Николаю.
После взятия Можайска мы продолжили свой путь к столице с оглядкой, надеясь, что москвитяне снова где-нибудь выйдут нас приветствовать. Но мы так напугали их, что они нигде не показывались. Лишь под Звенигород (так называется город в шести милях от столицы) приехал к нам Петр Борковский [72] (потом он стал сандомирским хорунжим) с племянником пана малогощского каштеляна. Он прибыл от имени задержанных москвитянами после Дмитриевой свадьбы послов е[го] в[еличества] польского короля: малогощского каштеляна Николая Олесницкого и Александра Гонсевского, нынешнего смоленского воеводы. Послы увещевали нас выйти из московских государств и не нарушать договор, который они заключили между Короной и Московским государством[73]. Хотя москвитяне не помышляли о выполнении договора и их освобождении, послы боялись, как бы мы чего не испортили.
Мы им ответили: «Москвитяне прислали вас к нам не по доброй воле, и мы, коли уж сюда пришли, не намерены слушать ничьих уговоров. Надеемся с Божьей помощью посадить в столице того, с кем пришли». Они вернулись в столицу, а следом подошли к ней и мы. Было это в июне[74].
Войско под Москвой
Расположились мы над Москвой-рекой, место было не очень удобное. Мы подъехали к столице (которая велика и издали очень красива, ибо в ней много церквей с золотыми куполами), но сколько ни смотрели, в городе не видно было ни одной души. Место, в котором мы остановились, было неудобно и расположено слишком близко к городу, поэтому мы отодвинули обоз немного дальше. Там нам тоже не понравилось, так как место было в низине, а неподалеку возвышались холмы, которые со временем могли стать источником опасности. Пока мы раздумывали, некоторым показалось разумным перейти за столицу и занять гостинцы[75], по которым в Москву поступают подкрепления и припасы. Это мнение возобладало, и мы пошли, оставив гостинцы, связывавшие нас с Северской землей. Это было серьезной ошибкой. Встали мы за столицей при царском дворе, который назывался Тонинское[76], всего в миле от города. Свободного места среди кустарника было мало, так что поле это было выгодно москвитянам, а не нам: их пехота, выйдя из города, без труда могла нас смять. А оказались мы там благодаря нашим изменникам-москвитянам. Простояли мы на этом месте всего несколько дней, а наши москвитяне были уже заодно с жителями столицы. Пушкари нам изменили: залили свои пушки, запалы забили гвоздями и в одну из ночей сбежали в Москву. Но стража у нас была бдительной, пушкарей поймали и они выдали многих своих сообщников. Всех постигло наказание: одних посадили на кол, другим отрубили головы. Рассчитавшись с изменниками, решили мы вернуться на прежнее место, но оно уже было занято московским войском, так что из Северской земли пройти к нам никто не мог. Думали мы москвитянам гостинцы закрыть, а получилось наоборот: немало было поймано на этих гостинцах тех, кто шел к нам из Польши, — и купцов, и иных людей.
Войско возвращается на прежний стан под Москвой
Тогда мы вернулись на прежний гостинец. Решив выманить москвитян за собой, мы собрали круг и сделали вид, будто решили отступать к границе. Москвитяне вывели свое войско и, обойдя нас спереди, встали на Тверской дороге. Было это в четверг[77]. Завязав битву, мы нанесли им поражение и рассеяли, а потом прошли без всякой опаски и встали в очень удобном и безопасном месте, — там, где река Хинка [78] соединяется с Москвой-рекой. Называлось это место Тушино. Оно располагалось на возвышении, как бы в развилке между двумя реками, и было достаточно ровным, так что даже большое войско могло поставить там обоз. Москвитяне стали думать, как бы нас оттуда вытеснить, но, не осмеливаясь ударить открыто, пошли на хитрость и решили занять нас переговорами. Они приказали королевским послам отправить к нам гонцов с теми же увещеваниями, что и прежде, когда мы стояли под столицей. Послы отправили Львовского подстолия пана Домарацкого с паном Бучинским[79], снова уговаривать нас выйти из Московских государств и не нарушать заключенного с Польшей мира. А вслед за ними москвитяне придвинули к нашему обозу войско в семьдесят тысяч человек, гетманом которого был князь Василий Масальский[80].
- Великие сражения Античного мира - Эдвард Кризи - Прочая документальная литература
- Воспоминания - Елеазар елетинский - Прочая документальная литература
- Стратегия Русской доктрины. Через диктатуру к государству правды - Виталий Аверьянов - Прочая документальная литература
- Off-line интервью на Лаборатории Фантастики - Ник Горькавый - Прочая документальная литература
- Русская литература первой трети XX века - Николай Богомолов - Прочая документальная литература
- «Союз 17 октября», его задачи и цели, его положение среди других политических партий - Василий Петрово-Соловово - Прочая документальная литература
- Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е) - Коллектив авторов - Прочая документальная литература
- Карательная медицина - Александр Подрабинек - Прочая документальная литература
- Мои печальные победы - Станислав Куняев - Прочая документальная литература
- Интервью Министра иностранных дел России С. В. Лаврова для интернет-сайта Императорского Православного Палестинского Общества - Сергей Лавров - Прочая документальная литература